Ждущий новых историй

Сайто часто приходит на могилу к давно почившему другу. Все так же как и раньше садится и рассказывает короткими, отрывистыми фразами про Шинсэнгуми, про то как изменилось все вокруг по прошествии времени, но обычно предпочитает словам молчание, проводя рукой по холодному или же нагретому на солнце камню, словно бы по спине Соджи, как и раньше помогая тому одеться. Представляет, как тот сидит перед ним, хитро улыбаясь, и как блестят зеленые глаза на солнечном свету. Тянет другую руку к лицу призрака и откидывает со щеки шаловливые пряди. Он не видит ничего зазорного в этом жесте. Воспоминания о том как холодной ночью без тени улыбки тот, кто лежит рядом с ним, позволяет себе минутную слабость, в бреду от жара сжимая бледными руками плечи Сайто, врезались в память навсегда. И как потом тот гладит непослушные мокрые волосы, тихо приходя каждый вечер, пока есть возможность, пока их не разделил долг. Он приходит каждый раз, помогая принести и отнести посуду Чидзуру, пьет вместе с ним чай, запоминая и вслушиваясь в каждую нотку голоса, хриплый от кашля смех, стараясь, чтобы тому было комфортно, мелко толчет лекарство в чашке. Физические спарринги заменяются словесными, они упражняются в написании хокку, как в игре наперегонки. Окита недовольно хмурится каждый раз, когда противник выигрывает. Это вызывает у Сайто ели заметную улыбку краешком губ. Оппонент тычет в него бамбуковой палочкой, испачканной в чернилах, с намеком на продолжение. Они играют, делая вид, что все в порядке, что так и должно быть, но постепенно утекает песок времени сквозь пальцы. Руки разделяются, следы от близости исчезают, присутствие рядом становится невозможным. Он умирает вдали в одиночестве, в наполненном болью мгновении рассыпается в пепел, подхваченный ветром. Сайто до сих не может простить себе, что не был рядом, прикрывая спину, как на обходе, с той другой стороны, что не был с ним единым целым как ранее. Он оставляет могилу вечером, когда треск цикад становится громче, и пределы горечи становятся невыносимыми. На каменной плите остаются сладости и небольшая наполненная в процессе раздумий пиала, в которой плещется остывшее сакэ. Его ждет дома грустная жена, созерцающая книгу в свете свечи, но никто и никогда его не будет ждать так сильно как давно почивший Окита, ждущий новых историй.