Скажи, зачем?..

Зачем ты это сделал? Разве ты увидел в моих глазах хотя бы намёк на то, что я хочу этого? Разве был дан повод так поступать? Разве ты готовился заранее, продумывая и просчитывая каждый жест? Нет. Всё было настолько спонтанно и неожиданно, что ты сам, наверное, ничего не понял… Так зачем ты это сделал? Глядя поверх ствола пистолета на твоё лицо, я ожидал чего угодно – выстрела, удара ботинком под рёбра, пощёчины, плевка… Но ведь не этого же… Не этого!!.. Я не сказал тогда ни слова. Ни звука не проронил. Даже не шевельнулся. Хотя, знаю, ты тоже ждал от меня чего-то. Но чего? Что ты хотел? Думал, что я вскочу, как только ты отдашь мне пистолет, приставлю его к твоему виску и уложу тебя на пол, придавив коленом и заломив руки за спину? Или изобью тебя до полусмерти и выпихну за дверь, чтобы спустить с лестницы? Или затащу тебя в ванную комнату, пристегну к трубе наручниками и буду сидеть рядом, периодически тебя подпинывая, ожидая твоего раскаяния и списка всех членов Синдиката? Ты ждал чего-то, что я должен был с тобой сделать и, в первую очередь, ты ожидал удара. Но… Кстати, почему ты всегда позволяешь мне бить тебя? Помнишь, у дома моего отца? Ты отделался лишь рассеченной губой – Скалли спасла тебя. Но, если бы не она… Наверно, ты был бы мертв… Потом – на складе. Ты даже не сопротивлялся, когда я вытащил тебя из машины и зашвырнул в ангар. И там – в России – ты не дал мне отпора и разрешил себя вырубить и закинуть в кузов КамАЗа… Почему? Не понимаю. Я вообще тебя не понимаю! И моё непонимание заставило меня тогда просто промолчать. А ты, в ответ на моё молчание, просто взял и ушёл. Я позволил тебе уйти, закрыв за собой дверь. Или, ты не закрыл её?.. Я не помню. Я вообще ничего не помню из того вечера, кроме того, что ты сделал… Когда пришла Скалли я бормотал что-то о запоздалых ответах, о превратностях судьбы, о необыкновенных отношениях. Наверно, я и сам тогда не понимал, что я хотел этим сказать, что пытался донести до неё… Или может, до самого себя?.. Потом мы куда-то шли, что-то делали… Но повсюду меня преследовал твой взгляд поверх пистолетного ствола… Сейчас, вспоминая тот взгляд, я понимая, что в нём не было ничего такого, что мне хотелось бы увидеть. Не было хладнокровности из-за которой тебя ненавидели, не было жестокости, которая сопровождала тебя повсюду. Не было безразличия ко всему и ко всем. Не было алчности в которой тебя упрекали столь многие… А была просто усталость. От постоянных бегов, от непрекращающихся поисков очередного укрытия, от надоевшей уже маски, которую ты, в который уже раз, сменил. От неспособности засыпать без пистолета под подушкой. От не проходящего напряжения. Просто усталость от того, кем тебе пришлось стать. По собственному желанию, или по чьей-то воле… Усталость, которая затмила всё остальное. Я не удержал тебя тогда, не остановил. Не окликнул в спину, не схватил за плечо… Знаешь, иногда я просыпаюсь посреди ночи в холодном поту, вырываясь из липких сетей кошмара. Мне снится пылающий костёр, плюющийся искрами, и раскалённый нож, который неумолимо приближается к моей левой руке. Я пытаюсь отпихнуть красное лезвие, откатиться в сторону по земле, устланной прелыми опавшими листьями, но множество рук, покрытых ужасающими ожогами и коркой запекшейся крови, вынырнув из этих листьев, вцепившись в мои плечи, ноги и туловище, разодрав одежду и впившись глубоко в тело, не позволяют сделать даже движение. Раскаленное лезвие ножа касается моей обнажённой кожи чуть повыше локтя. От адской боли темнеет в глазах, рот заполняется кровью из прокушенной насквозь губы. Нож входит в мою плоть, словно в кусок мягкого масла, рассекая мышцы и сухожилия, вонзаясь в кость, застревая на мгновение, а после перерубая её. Я кричу до тех пор, пока не теряю сознание и не просыпаюсь… Каждый раз, лёжа с открытыми глазами на смятой постели, чувствуя, как бисеринки пота стекают по моему холодному лицу, я благодарю небеса за то, что они позволили мне обнять Скалли, после нашей поездки в Тунгуску, обеими руками. А потом я всегда вспоминаю о тебе… И мне становится вновь больно. И эта боль во много раз сильнее моей мифической, не идущей ни в какое сравнение с той, что пришлось испытать тебе… Если бы я тогда был немного повнимательнее, то ни за что не дал бы тебе выпрыгнуть из кузова! Если бы я был чуть-чуть порасторопнее, то не упустил бы тебя, потеряв среди высоких стонущих деревьев. Если бы я был слегка порешительнее, то я не позволил бы тебе уйти. Ни тогда – в лесу, ни много позже, когда наша русская компания осталась позади. Я не позволил бы тебе отвернуться и оставить меня в тишине моей холостяцкой берлоги. Я не позволил бы тебе опустить пистолет и спокойно передать его мне. Я заставил бы тебя выстрелить! Смог бы заставить, дай ты мне такой шанс. Если бы я был слегка порешительнее… Особенно после того, что ты сделал!.. У меня было столько возможностей, чтобы избавиться от тебя! Я мог пристрелить тебя даже тогда, когда ты чёрной глыбой немого льда навис надо мной в темноте лестничного пролёта. Я был почти без сознания, почти обезумел от головной боли, но пистолет лежал в кобуре. Я смотрел на твой расплывающийся в моих глазах силуэт и мысленно молил лишь об одном – не уходи. Не бросай меня здесь, не отдавай во власть кошмарных видений, не окатывай волной презрительного безразличия… Но ты просто перешагнул через меня, так, словно я был всего лишь грязным истоптанным ковриком. Перешагнул, не вняв моим немым уговорам, оставив меня корчиться на бетонном полу в диких судорогах. Я пытался проводить тебя взглядом, но это было выше моих сил… Наверно, бросив меня на пролёте притихшей клиники, ты решил отомстить мне за ту ночь, проведённую на балконе у Скиннера. Знаю, ты прометался в холодном забытьи, приковавшем тебя не хуже стальных наручников, охвативших твоё запястье… Когда я вернулся и затащил тебя – озябшего, продрогшего, выбивающего зубами неровную дробь, ещё не отошедшему от недавнего убийства наёмника, пришедшего по твою душу на балкон, но нашедшего там лишь недолгий полёт на асфальт под домом – в квартиру, мне показалось, что ты готов прижаться ко мне как к верному надёжному другу, способному согреть своим тёплым дыханием и защитить тебя от всех нахлынувших невзгод, забинтовать твою разодранную руку – кстати, тогда они ещё обе были целы – и помочь тебе во всём. Но вместо этого ты лишь одарил меня взглядом, полным неприкрытой насмешки. Почему ты всегда смотришь на меня с этой насмешкой? Тебе нравится то, как я реагирую на неё? Тебе нравится наблюдать, как я завожусь от вида твоих скривлённых губ, от, становящейся всё жёстче и непроницаемее ухмылки? Тебе нравится знать, что я готов кровью стереть её с твоего лица? Может быть, ты никогда и не скрывал этой усмешки. Может быть она – то, что помогает тебе выжить, то, что становиться твоей защитой, твоей стеной от всех и от вся? Защитой, которая всегда так необходима тебе в твоей смертельной игре… И, кто бы ни находился подле тебя, твоя усмешка предназначалась только лишь мне… Но, как бы ты на меня не смотрел – с презрением, с усмешкой, с ненавистью - не забывай о том, что я смог увидеть однажды. Я смог пробиться сквозь твою ледяную защиту. Я смог разглядеть то, что ты так старательно скрывал от всего остального, чуждого для тебя мира. Но в первую очередь, ты старался это скрыть от самого себя. Я же смог увидеть тебя. Тебя настоящего! Не двойного агента, торгующего информацией по обе стороны баррикад. Не наёмного убийцы, не раздумывающего перед тем, как спустить курок. Не расчётливого мерзавца, способного предать и продать любого, чья цена покажется ему слишком низкой. Нет. Я видел тебя таким, какой ты есть на самом деле. Такой, каким ты бываешь, когда уверен, что скрыт от всех посторонних глаз. Таких моментов почти не бывает, но мне повезло… До сих пор не могу понять – почему ты открылся мне? Мне, чьё имя звучит в твоих устах грубой непристойной бранью. Мне, чью жизнь ты едва не оборвал через несколько недель после нашего знакомства. Мне, за чью голову тебе обещано столько, что даже и предположить страшно. Мы с тобой не можем даже в одной комнате находиться – я горю страстным желание пристрелить тебя, едва только завидев вдалеке твою, до тошноты надоевшую, кожаную косуху. Я так и не поверил в то, что это не ты убил моего отца и сестру Скалли, что это не ты поставил информацию, которая едва не стоила мне жизни. Я так и не поверил в то, что ты можешь быть каким-то другим, кроме того, каким ты являешься своим несчастным жертвам, перед тем, как засадить стальной шип им в позвоночник. Но я не могу забыть то, что я видел… Сейчас, глядя на тебя, я осознаю, что моя жизнь всегда находилась в твоих руках. Пусть незримо, но ты всегда был со мной. Я слышал твой голос, хотя и не мог узнать его. Я чувствовал твоё дыхание, хотя не знал чьё оно. Я ощущал твои прикосновения, хотя и не мог понять, кому они принадлежат. Ты столько раз спасал меня, что я уже почти привык к этому. Даже притворяясь моим другом, ты хранил меня, не позволяя смерти взять меня за руку. Ты прикрывал меня собой в самый последний миг после того, как подставлял меня под пули. Ты защищал мои идеи и делал вид, что веришь мне и в меня. Ты хорошо играл в дружбу… А став моим врагом ты лишь ещё сильнее привязал себя ко мне ниточками лжи. Куда бы я ни шёл, что бы я ни делал, ты всё время стоял у меня за спиной. Ненавидя тебя, я всё ближе и ближе подходил к тебе и уже почти мог обнять тебя за плечи. Но каждый раз ты ускользал из моих рук. Ты избегал меня, словно боялся чего-то. Чего? Что так страшило тебя?.. Теперь я могу спросить об этом. Как могу я спросить и том, зачем ты это сделал?.. Может быть, надеясь на то, что вакцина, которую пытался отнять у тебя Додджет, поможет мне, ты принёс колбу в клинику, веря в то, что сможешь вернуть нашу дружбу, которой никогда не было. Если это действительно было так, если ты хотел спасти мою, к тому времени уже ненужную мне жизнь, зачем ты разбил эту колбу вдребезги? Зачем позволил Джону ударить тебя? Конечно, ты в долгу не остался, и твоя верная “Audi” с довольным урчанием протащила Додджета по бетонному полу холодного подземного гаража, но… Но мне было неприятно от одной только мысли о том, что тебя бьёт кто-то другой… Или, может быть, ты уничтожил вакцину в надеже убрать меня – раз и навсегда? Одним лишь движением единственной оставшейся руки? Если да, то я не понимаю всей этой показухи. Этот бой на цокольном этаже клиники, эти кровавый ссадины, эти боевые отметины на лице уставшего и осунувшегося Джона… Объясни мне их смысл… Ведь можно было намного проще – всего один меткий выстрел – бесшумный и незаметный. Всего один. Тебе не привыкать…Но – нет! Ты не спешил расквитаться со мной, впрочем, как и я с тобой, хотя руки чесались и сами тянулись к пистолету при «случайных» мимолётных перестрелах мысленными взглядами… Ты ждал, когда я приду в себя, смогу вновь жить и думать о тебе. Ты предвкушал момент нашей предстоящей встречи, тщательно спланированной тобой – и не говори мне, что ты не готовился! – смакуя каждую секунду до неё, ловя каждое слово, следя за каждым жестом тех, кто оказывался подле тебя, словно хищник, притаившийся в засаде. Твоей добычей было осознание того, что и мне эта обоюдная охота, в которой мы оба – и охотник и жертва, не менее приятна и возбуждающа. Есть в нашем взаимном самоистязании какая-то особенная прелесть, не так ли? И тогда, когда мы, после этих долгих лет разлуки, после стольких слухов, дошедших до нас, после всех мысленных проклятий, бесконечно посылаемых в немое ночное небо, вновь увидели друг друга, водоворот времени подхватил нас и вернул в мою квартиру, в тот самый момент, когда я нашёл твою записку, а несколькими секундами позже ты сбил меня с ног и приставил пистолет к моему виску. Но только в этот раз ты не ушёл, оставив меня в полумраке пустой гостиной, кусающего губы от невыносимого отчаяния. Ты не ушёл, оставив дверь распахнутой. Ты не ушёл, оставив после себя лишь дымчатый фантом твоего терпкого запаха… Ты не ушёл, а остался там – на полу, рядом со мной. Мы сидели, прислонившись спинами к моему старому кожаному дивану и ты снова был тем – настоящим, который открылся мне много лет назад. Ты не боялся ничего и никого и не стремился стать кем-то ещё, кроме того, кем ты был на самом деле. Ты не боялся высказаться мне, потому, что понимал – я выслушаю и пойму... А я не боялся открыться тебе навстречу, зная, что и ты поймёшь меня, зная, что я могу довериться тебе, зная, что ты – тот, кто действительно заставлял меня идти вперёд, подталкивал и направлял меня. Что ты, независимо от меня и себя, вопреки своему желанию, всегда являлся тем, кого ты так тщательно скрывал всё это время внутри твоего искалеченного – отчасти по моей вине – тела. Что ты, действительно такой, каким мог видеть тебя только я. Что ты стал таким из-за меня и ради меня. Что ты – только для меня… И там, среди моего вечного беспорядка, освободившись от напряжения, которое сковывало нас годами молчания, скинув оковы усталости, накопившейся за наши пустые жизни, забыв обо всём на свете, ты вновь сделал это. Но только на этот раз ты видел в моих глазах просьбу – почти мольбу. На этот раз был повод – мой шёпот и слёзы на наших ресницах. И на этот раз мимолётное прикосновение твоих горячих губ до моей щеки превратилось в долгий и пьянящий поцелуй, упущенный мною много лет назад. Поцелуй, такой же настоящий, как и ты… Теперь, глядя на тебя, я могу себе признаться. Признаться в том, что всё, чего я хотел, всё, к чему я стремился, всё, что я искал и всё, чего я боялся – этим всем был ты. Теперь я могу признаться – да и не только себе – в том, что смысл всей моей жизни – это ты. Не Скалли, не Курильщик, не Саманта, не эта, всегда ускользающая, Истина… Ты. И только ты… Запах пороха ещё не исчез и звук выстрела всё ещё бьётся мне в виски… Я просто стоял и смотрел на то, как Скиннер выпускает в тебя пулю за пулей… Я просто стоял и смотрел, как ты беззвучно открываешь рот, что-то говоришь мне, моему начальнику. Что ты пытался донести до Уолтера, что ты хотел сказать? Что ты хотел сделать? Заставить его убить меня, чтобы прервать нашу с тобой игру вот так – подло и в твоём обычном стиле? Напомнить ему о нанотехнологиях, засевших в его теле и управляемых тобой? Помочь ему сделать выбор между ребёнком Скалли и мной, тем самым убив обоих?.. Не знаю… Я не знаю, чего ты хотел добиться… Я не знаю, зачем я позволил Скиннеру спуститься за нами в гараж. Я не знаю, почему я отказался от твоего предложения, помня о том, что ты уже много раз помогал мне в моей борьбе – может быть, я надеялся отказом подстегнуть тебя к очередному раунду… Я не знаю, зачем я разрешил Скиннеру достать оружие и ранить тебя – твоя боль передавалась мне алой волной… Я просто стоял и смотрел на то, как ты истекаешь кровью на бетонных плитах, не в силах дотянуться до своего пистолета, не в силах взять его – пластмассовые пальцы протеза не лучшие помощники… Я просто стоял и смотрел на то, как ты пытаешься подняться на подкашивающиеся ноги – гримаса боли искажает твоё лицо… Я просто стоял и смотрел на то, как ты, не прекращая, уговариваешь Уолтера убить меня – я вижу, как шевелятся твои губы, понимаю смысл твоих слов, но не слышу их, потому, что не хочу в них верить, потому, что не желаю, чтобы ты остался без томящего ожидания вновь намечающейся встречи… Я просто стоял и смотрел на то, как золотая молния пули летит в тебя, неумолимо приближаясь… Я просто стоял и смотрел на то, как с твоего лба стекает струйка крови… Я просто стоял и смотрел на то, как ты вновь упал на пол, чтобы больше не подняться с него… Я просто стоял и смотрел… Уолтер не понимал, что обрывает не только твою, но и мою жизнь, что без тебя мне не останется ничего, кроме тупого поиска опостылевшей мне Истины… Но твой последний взгляд, твой последний вздох, твой последний шёпот были устремлены ко мне. Не к Скиннеру, хладнокровно спустившему курок, так же, как ты делал это сам много раз ранее, а ко мне – тому, кто мог бы убить тебя, но не делал этого… И в этом шёпоте вновь был ты. Ты такой, каким принадлежал только мне. Жаль… Да. Мне тоже жаль. Жаль того, что могло бы быть, того, что могло бы случиться, но уже потеряно… Жаль того, что я не смог решиться, хотя ты ждал от меня именно этого… Жаль, что всё закончилось, всё оборвалось. Здесь – в гараже ФБР, где между казённых машин стоит твоя чёрная “Audi” с ключами в замке зажигания, которые ты уже не повернёшь… Жаль, что не я спустил курок, что я не протянул нить, связывающую наши души и наши сердца, соединяющую наши жизни… Жаль, что ты так и не узнал всего того, что должен был узнать обо мне, а я не выслушал и самую малую часть твоих непроизнесённых для меня слов… Жаль, что наша игра в дружбу, наша лютая ненависть, наше притворство, наш обмен фальшивыми масками, за которыми крылось намного больше, чем мы сами могли себе представить, так быстро оборвалась… Жаль, что мы поняли многое, но далеко не всё… И жаль, что я не смог удержать тебя тогда, когда твои горячие губы лишь на мгновение коснулись моей щеки…