«14.07.2005 год Вот уже пять дней мы все в этом летнем лагере. Кто-то говорит, что тут случилось что-то. Так что у нас теперь молодые вожатые. С ними не скучно, и мы даже где-то друг другу помогаем. Конечно, иногда Ник и Кора путают свои кружки… Так что на вокал прибегает барабанщик, а в муз.зале иногда поют. На третий день был общий костер. Мы сидели на бревнах и ели жареный зефир. Кто-то пел, кто-то играл на гитаре. К тому моменту у нас уже появились любимчики и лидеры… Стайлс — мальчик-милашка с кудряшками и красивым голосом. И Макс Джексон… Нет Джордан… Я не помню фамилию. Красивые зеленые глаза, не такие яркие как у Стайлса, но очень глубокие и завораживающие. Если кудряш высокий и щупленький; то Макс — высокий, статный, с развитыми мышцами и БОЖЕСТВЕННЫМ голосом! Да, именно божественным! Глубокий, завораживающий… Вчера он подарил мне ромашку. Маленькую, но очень красивую. Не знаю как, но у него есть тату! До 21 года запрещено делать татушки… Но у него есть, и это круто! Ой, кто-то идет… . . Показалось… Если бы меня спросили… Я бы выбрала Макса… Хотя сейчас все девчонки борются за его внимание. Мне ничего не светит. Я слишком незаметная
— Ромашка… Она тогда ходила в сарафане с ромашками и я просто решил дополнить ее наряд цветком. Не думал, что это так ее зацепит… — Аккуратно переворачивая страницы книжечки, бормотал парень. — А ее зацепило! А что потом случилось, помнишь? Если нет, то переверни на 20.07, и там прочтешь! — Реплики девушки все так же сочились злобой, но теперь голос ее дрожал. Тревожно взглянув на подростка, Джордж перевернул пару страниц и на листочке с записью «20.07» увидел чуть размытые, из-за попавших слез на чернила, буковки и кое-как затертые следы от капелек крови, которые растеклись в отвратительные лужицы.«20.07.2005. Зачем я уговорила маму отправить меня в этот лагерь? Отвратительно! Мало того, что на меня смотрят как на белую ворону, потому что я не выпендриваюсь и не хожу с кем-то в группах… Да, я держусь их всех стороной! Потому что там нету правды! Лишь ложь, которую попытались спрятать под красивой обложкой! Странно звучит, правда, дорогой дневник? Оказалось, что многим хотелось быть сильными, так что они увязались за Минди… крашеной блондинкой, у которой мама была обладательницей каких-то Эмми… Кто-то из ее прислуги… Да, именно прислуги… Кто-то из них увидел, как Макс подарил мне ромашку и мило улыбнулся (какая у него улыбка!!!) и потом рассказал об этом Минди. Черт! Руку щипит больно! Теперь страница в крови! Ужас! Живот болит… Удар у какой-то девчонки поставлен… Синяки останутся надолго… Теперь нужно ждать темноты, чтобы пойти в медпункт… Черт! Кто-то стучится в дверь… Главное молчать, чтобы не подумали, что я тут… Он заговорил… Тихо… Но все же я смогла определить, что это был именно парень… Это был именно он! Макс Джордж… Максимилиан… Он ушел… Непрошеные слезы… теперь почти все размыто на странице… Буду ждать сумерек… Пойду к врачу.»
Прочитав эту страничку, парень просто задохнулся от злобы. Ребята никогда не видели, чтобы Макс ТАК багровел от злости… Смотря то на девушку, которая боролась с подступавшими слезами, то на друга — пытались сравнить оттенок лица Макса и волос его «дочери». По мере того, как парень прочитывал страничку, девушка прогоняла в голове давно заученный текст и в очередной раз пыталась побороть слезы, так и норовившие пролиться по веснушчатым щечкам. Когда она только нашла этот дневник, она, как любой любопытный ребенок, сначала пролистала книжечку и удивилась тому количеству эмоций, которые пережила ее мама за два с половиной месяца. Потом стала разглядывать оформление — где-то прикреплен снимок, где-то ленточка, была засушенная ромашка… Но некоторые странички ее очень удивили: на первой была кровь и она поежилась, видимо из-за влаги; и вторая, где мама делилась с бумагой своим безграничным счастьем — Макс Джордж ее поцеловал, позвал на свидание и… был первым…; другая страничка рассказывала о непонятном головокружении и тошноте, потом девушка прочитала о беременности… А потом… Потом узнала, что ее собственный отец растоптал сердце мамы и даже не обернулся ей вслед, когда они разъезжались по домам… Она сидела молча, сидела и глотала немые слезы, пока Джордж лихорадочно переживал те же самые чувства, что уже пережили и Лонки и ее дочка… ЕГО дочка… ИХ дочка… Пока она была маленькой, она постоянно удивлялась тому, что мама почти все время плачет, когда они приходят домой после садика, после прогулки в парке. Она не понимала, почему на выступления в садик приходит только мама и бабушка с дедушкой… Где папа?«22.07.2005 Дорогой дневник! Синяки только в районе ребер и на спине. Кровоподтек у губы уже почти исчез — спасибо медсестре лагеря. Управляющий, Чейз (он сам сказал так его называть), пытался выяснить кто же это сделал. Но я ему ничего не сказала. Знаю, что нужно было бы, но не сказала… Все эти три дня Макс приходил к моей комнате и сидел под дверью… Наверное, он хотел со мной поговорить, но получалась, скорее, его исповедь… Потому что я ничего не говорила — думала, что после таких посиделок будет только хуже. Вчера ко мне пришла какая-то девочка. Очень забавная… Рыжая кудряшка с темно-синими глазами. Ника — так зовут девочку — принесла какие-то бутерброды, термос с чаем и печенюшки. Оказывается, я не ходила на завтраки и обеды… перед тем, как убежать на вокальные и танцевальные занятия, она отдала мне книгу… «Старик и море», моя любимая книга. Представляешь, в лагере есть не только шавки Минди. Завтра я пойду на занятия, а сегодня нужно будет подойти к медсестре…»
— Это ведь я попросил Нику передать книгу Лонки. Почему она ничего про это не написала? — Парень стал снова перелистывать книжечку и опять замер, ребята и продюсер сидели молча, а девушка осматривала всех окружающих с гордо вздернутым носиком, не обращая внимания на соленые дорожки слез на щеках.»30. 07.2005 За восемь дней произошло очень многое… Я вернулась в жизнь лагеря, обходила Минди стороной… Да и блондинка не особо пыталась до меня добраться… Только я стала замечать, что она слишком уж часто бросает злые взгляды в сторону Макса и Чейза… странно. Кажется, я проболталась Нике, про Минди… Книгу я прочитала уже три раза, очень ее люблю. Когда первый раз читала, находила интересные послания на страничках книги. Чуть позже выяснила, что это писал опять же Макс. Позавчера было выступление. Я этом шоу я не участвовала… Но Кора и Ник обещали меня подтянуть до другого вечера. Джордж очень красиво пел, помнишь, дневник, я писала, как он пел на костре? Позавчера он пел иначе… Немного скомкано, но в то же время очень глубоко и красиво. Он опять подарил мне ромашку. Вчера он позвал меня на прогулку. А сегодня мы идем плавать на лодке. Влюбилась… Дурочка…»
— Дурашка… — прошептал парень явно погрузившись в воспоминания и абсолютно не замечая первой слезы, предательски выдавшей все его переживания и страхи окружающим.IN MEMORY POV Max
Лонки, она такая светлая… Так странно, до этого лагеря я думал, что меня привлекают такие как Минди… Да первые три дня так и было — я ходил за ней хвостом… Соревновался с кудряшкой-Стайлсом. Но после того, как узнал, что она со своими «приближенными» побили Вебер, разочаровался в блондинке. И теперь искренне сожалею Гарри, он талантливый парень, хоть сейчас и падкий на красоток… А Лонки… она другая, она не пытается выделиться… Скорее наоборот, пытается почему-то ото всех спрятаться… Странная, но светлая, красивая девочка… Да, именно девочка… По ней нельзя сказать, что ей 17… Слишком она нежная, хотя именно эта нежность и подкупает. Нету выпендрёжа… Короткие платья — нет, наоборот, красивые сарафаны… И обязательно цветной рисунок. И очень мне нравится ее сарафан с ромашками… Как я был рад, когда увидел ее на последнем шоу. После шоу позвал ее гулять. Первый раз увидел ее за эту неделю… Хотя нет, врать не буду — каждый вечер прихожу к ее комнате и что-то рассказываю… Сам удивляюсь откуда знаю столько историй. За эту неделю я рассказал девушке гораздо больше, чем позволяю рассказывать о себе другим. Как было здорово сегодня после концерта просто гулять с ней. Просто идти рядом, слушать как она смеется, наблюдать, как чего-то стесняется. А как волшебно было то чувство, когда она чуть вздрогнула после моего легкого касания ее руки! Какая же она чудесная! Гарри, лежащий на соседней кровати сейчас лишь усмехается и не понимает улыбки на моем лице. Ну ничего, парень, встретишь ты еще девушку, когда будет замирать сердце лишь от того, как она кутается в кофту все еще сохранившее твое тепло. А завтра… Уже сегодня мы идем кататься на лодке. Придется повозиться с Чейзом… Но я уверен, что он мне разрешит… Почему бы и нет? Собственно говоря, как дядя может отказать племяннику? Правильно, никак. Главное — попросить у него разрешения не ехать со всеми на эту жуткую экскурсию к страусам и верблюдам!END IN MEMORY
— А она-таки тогда навернулась из лодки… — Будто никого не замечая (а, собственно, так и было), проговорил Макс. Девушка тут же встрепенулась — она не ожидала, что Джордж будет что-то говорить, а уж тем более о прогулке… Хотя ей очень хотелось узнать как Лонки и Макс тогда погуляли — ведь мама не описала этого в дневнике. — Макс? — Нейт решился-таки как-то разрулить ситуацию… Они сидели в душном кабинете уже около трех часов. Все понимали, что это важно для Макса, так что никто и не думал уходить. — Да, Нейт? — стирая с щек успевшие подсохнуть соленые дорожки, ответил парень. — Что ты будешь делать? — Теперь уже в беседу включается Джей. — Поеду к Лонки. Эээ… — твердо ответил он, но после того, как повернулся к девушке, не знал, как к ней обратиться… Она ведь не назвала имени. — Меня тоже зовут Лонки. Точнее я так решила. А по паспорту Хелена. Хелена Лонки Вебер. — Хорошо. Мы можем поехать к маме? — С надеждой в глазах, спросил мужчина. — Да… — красноволосая из-за чего-то медлила с ответом. — Да, конечно, можем. Только цветы купим. Мама их очень любит. — Хорошо. И вот, мужчина и девушка, чуть достающая ему до плеча, вышли из кабинета, а после и из здания. Купив цветы, они сели в машину и Макс поехал по указаниям Лонки-младшей. Через двадцать минут они были у милого небольшого дома. Клумбы у террасы были усажены какими-то маленькими желтыми цветами, на самой террасе по стене дома вился плющ, в дальнем углу примостилась кресло-качалка с накиданными на нее подушками, на стоящем рядом столике стояла вазочка с фруктами, около нее лежала книга — какая-то фантастика. — Заходи в дом. Я сейчас. — Сказала девушка и почему-то зашла за дом. — Конечно. Зайдя в прихожую, Макс был приятно удивлен убранством дома: стены не кричащего цвета, как обычно любят делать, а приятного кремового оттенка; овальное зеркало обрамлено искусственной лепниной, но сделанной очень тщательно и искусно. Из прихожей дальше идет коридор, пол которого устлан мягким ковром. На стенах очень много фотографий. Почти все детские. Почти на всех девчушка с русыми волосами и серо-зелеными глазами. Перед каждой из них он останавливался и долго рассматривал… Так же его заставила остановиться и одна фотография. Она стояла на комоде около двери в кухню — на том снимке был он и Лонки в лагере. К середине смены они начали встречаться, тогда-то и был сделан этот снимок. На нем видны вся истинность, искренность и неподдельность чувств молодых людей. — Ты уже видел фотографии? Мама очень любит фотографировать. У меня… у нас даже есть отдельная комната, моя бывшая детская, где мы проявляем пленку… — проговорила девушка, незаметно появившаяся за спиной Джорджа. — Где сейчас Лонки? Она работает? — Для этого я и привела тебя сюда… Когда мне было 10 умерла бабушка. В 12 ушел дедушка… Эти пять лет дались маме очень тяжело… И уход родителей и мое взросление… Она совсем перестала смотреть за здоровьем… Все время на работе. — провожая Макса на кухню, говорила девушка. — А где она работает? — Она флорист. Сейчас у меня… у нас свой магазинчик, достаточно прибыльный. — Так давай поедем к ней… — Макс подорвался было со стула, на который уже успел сесть. — Пап! — позвала его Лонки и замерла, ровно так же как и он… Не ожидал он, что его будет называть отцом взрослая девушка. — Сядь и дослушай. — Хорошо. Хелена… — Лонки! Я Лонки! — Я понял… — Дедушку с бабушкой похоронили в лесочке, за нашим домом. Мама посчитала, что так будет правильнее… Я уже сказала, что последние пять лет были тяжелы для нее… Так я еще масла в огонь подливала постоянными гулянками… Мама… Она… — Девушка забеспокоилась и сглотнула подступивший ком. — Лонки? — Возьми цветы и пойдем. Минуты через три они уже были в небольшом лесочке, про который говорила девушка. Вот только стояли они не около могилы мистера или миссис Вебер… Они были рядом с красивым надгробием Лонки Маргерет Вебер, замечательной дочери и великолепной матери. Макс от бессилия и отчаяния упал на колени около белого мрамора, с которого та него смотрела его Лонки… Та веселая голубоглазая и русоволосая девушка в ромашковом сарафане. Хелена отошла к ближнему дереву и в который раз скатилась по нему спиной, постепенно оседая на землю. Теперь она плакала. Не было того образа оторвы, что она так старательно создавала последние полгода. Не было той решительности, с которой она предполагала прийти в студию, заявить, что она его дочь и с гордо поднятым носом уйти из кабинета… Всю решительность она растеряла еще там, как только взглянула в его глаза… Точно такие, как описала мама на последней страничке лагерного дневника. Теперь она могла вдоволь нареветься, хватаясь руками за футболку отца… Теперь она могла кричать столько, сколько потребуется, пусть даже если после этого она потеряет голос… «Теперь будет легче…»— подумала Хелена, когда успокоившись, но все еще со вздрагивающими от пережитой вновь истерики плечами, уткнулась носиком в плечо Макса… — Хелена… Переезжай ко мне жить. Будем той семьей, которой раньше не было. — А с домом что? — Пока оставим. Ты ведь вырастешь. Своя семья будет… — Хорошо. — Вот и замечательно! — Пап… — она опять смутилась — Можно тебя так называть? — Я буду только рад. — Пап, я мороженое хочу. — Ты же взрослая… — Взрослая буду в 21. А сейчас мне 17. — Совсем как маме тогда… — крепче обнимая и целуя дочь в красную макушку, сказал Макс.