С точностью, да наоборот

Железная леди, эта миссис Хадсон, мне никогда не удавалось ее переспорить. Сколько бы я не приходил на Бейкер-Стрит, пытаясь увидеть и поговорить с Шерлоком, она лишь выталкивала меня с крыльца со словами: "Шерлок сказал не впускать вас, мистер Холмс, простите". Но однажды... Всего однажды миссис Хадсон пустила меня дальше порога. Я тогда уже почти оставил надежду даже на то,чтобы хоть увидеть брата, и думал, что тот визит будет последний. Но, стоило мне только постучать в дверь дома 221Б по Бейкер-Стрит, как миссис Хадсон тут же открыла мне, словно ждала, когда же я нагряну. Наградив меня осуждающим взглядом, она несколько холодно произнесла: - Шерлок сказал впустить, но не пускать вас к нему наверх. И она встала у подножья лестницы, ведущей наверх, прислонившись бедром к перилам и преграждая тем самым мне путь. Некоторое время мы стояли в полной тишине, в которой не было слышно даже шагов в квартирах других жильцов, но потом наверху глухо отозвалась на прикосновение скрипка. Наверное, я зря волновался за него, ведь все происходит почти как обычно. Шерлок всегда любил громкие и абсурдные поступки и, пользуясь тем, что у нас обоих хорошо развит музыкальный слух, он никогда не упускал возможности поиздеваться надо мною. Тяжело вздохнув, я приготовился слушать очередные издевательства над бедным музыкальным инструментом. Но смычок плавно коснулся струн, и со второго этажа полилась дивная, прекрасная, чарующая мелодия. Это была не классика, а что-то современное и казавшееся мне очень знакомым. Я был удивлен подбору музыки, ведь она совершенно не располагала к предполагаемой беседе, потому что звучала... ужасно грустно. Скрипка укоряла меня. Корила меня за что-то, что я должен был сделать, но не сделал, протяжно вздыхала, словно разочаровавшись во мне, вновь и вновь напоминала, что я оплошал, и вдруг начинала звучать с некоторой надеждой, мол, может быть, еще не все потеряно, и ты сможешь все исправить? Мелодия оборвалась, и я вдруг почувствовал себя скульптурой, которой осталось еще пара деталей для идеальности, но мой скульптор неожиданно скончался... Я вышел из оцепенения, в котором, как оказалось, находился все это время, и перевел взгляд на миссис Хадсон. Миссис Хадсон плакала. Буквально повиснув на перилах, эта волевая, никогда не унывающая женщина тихо плакала, размазывая по щекам скомканным платочком слезы вперемешку с тушью. Наверху издал протяжный стон отброшенный в сторону музыкальный инструмент, и вдруг меня осенило. Словно меня хорошенько стукнули по голове; включили свет в темной комнате; словно рассеяли туман - я понял, о чем меня молила скрипка. В тот день минуло ровно три года с тех пор, как мы с Шерлоком разыграли его падение. И прошло ровно два года с того дня, как подражатели Мориарти шантажировали меня жизнью другого человека, стараясь выведать местоположение моего брата. Ровно два года с того дня, когда я просчитался. Ровно два года со дня смерти отставного военврача Джона Ватсона. Стараясь производить как можно меньше шума и, воспользовавшись тем, что хозяйка квартиры сидит на ступеньках и, безуспешно пытаясь подавить рыдания, не смотрит в мою сторону, я попятился к двери. Благо, я стоял не так далеко от нее. Я почти выскользнул на улицу, когда до моего уха донесся протяжный вой. Совершенно нечеловеческий, полный отчаяния и дикой боли, вой. Выскочив за дверь, я добежал до ждущего меня кэба так быстро, как только мог. Я больше не приходил на Бейкер-Стрит. *** Посреди темной, пыльной и захламленной всем, чем только можно, гостиной, на полу на коленях стоял человек. В паре шагах от него валялась только что откинутая скрипка, а смычок был потерян в куче хлама, в которую его, по всей видимости, с ненавистью зашвырнули. Мужчина, облаченный только в пижамные штаны и шелковый фиолетовый халат, стоял неподвижно, опустив кудрявую голову; его подбородок почти касался груди, а руки были сжаты в кулаки так, что побелели и без того бледные костяшки пальцев. Через какое-то время плечи этого странного обитателя квартиры начали мелко подрагивать, и вот он уже весь трясется, словно у него лихорадка или он пытается подавить неожиданный приступ гомерического хохота. На пол с тихим стуком капают и впитываются в ковер слезы, бегущие по щекам и срывающиеся с острого подбородка. Проходит еще несколько мгновений и мужчина, резко вскинув голову, не человечески кричит, выплескивая накопившуюся за два года боль; вопит, задыхаясь, надсадно кашляет и вновь воет, не жалея свои голосовые связки, лишь бы только избавиться от этого рвущего на части, раздирающего грудную клетку чувства... Шерлок Холмс, потеряв своего единственного друга, больше никогда не консультировал полицию Скотланд-Ярда.