Сценарист

Солнечный свет касается ровной полоской письменного стола, стоящего у окна однокомнатной квартиры в центре Бруклина. У света также есть возможность располосовать собой небольшой шкаф, кровать и единственную действительно дорогую вещь в комнате - новое эргономичное кресло. Ну и по мелочи - ноутбук на столе, пепельницу с уловителем дыма, пачку сигарет и две гантели на полу рядом с кроватью. Владелец квартиры практичен и не заводит то, что ограничивает свою функциональную нагрузку собиранием пыли. И он немного аскет. Стив щурит глаза, вместе с ноутбуком отодвигается от света и продолжает печатать. Время от времени он хмурится, поджимая губы, и трет глаза, но не прекращает работать. Роджерс не срывает сроки сдачи заказа. Никогда. И на этот раз он этого не сделает. Даже если этот сценарий выжимает из него все – его время, его сон и его реальность. Стив хочет сдать эту чертову работу и вернуть себе Бруклин, который здесь и сейчас, а не там, за монитором, и никогда… Он не сразу слышит звонок, но тот не собирается сдаваться и замолкнет не раньше, чем откроется дверь. Своих соседей, по неизвестной причине полюбивших сценариста как родного, Стив узнает по тому, как те давят на кнопку звонка. Роджерс выдыхает, недовольный тем, что его прервали, но все-таки встает из-за стола и идет открывать. Наташа. На этот раз на ней узкие брюки, чуть выше щиколоток, легкий летний джемпер бледно-терракотового цвета и простые туфли без каблуков. И никаких украшений, не считая взгляда, выражающего что-то среднее между мягкостью домохозяйки и задором девчонки из соседнего двора. В целом, она походит на рекламу кока-колы годов пятидесятых, не хватает только румянца. Впрочем, соседка меняет образы чаще, чем проходят заседания ООН по Сирии, и Стив смутно догадывается - она делает это не только потому, что для актрисы такое поведение естественно. Но Роджерс никогда не задумывается над этим всерьез. - Привет, красавчик! - по-голливудски улыбается Наташа, девушка с загадочными корнями и загадочными актерскими талантами. - Представь, я, - она делает паузу, но не затягивает надолго, - получила роль! Не могу держать это в себе! Не ахти какой фильм и не ахти какой режиссер, но с «не ахти» все начинали. Роджерс всерьез опасается, что она начнет всех этих "не ахти" перечислять. Он ошибается - она говорит о кастинге, о сценарии… Это слово Стив еще успевает зацепить краем сознания, но следующего уже не слышит. И пока Наташа говорит, Стив думает о том, что рыжий цвет был бы ей к лицу. Рыжий цвет и чуть меньше простоты. И эмоций. А сцену с Трикстером надо бы усложнить, но ее все равно порежут, так что можно не стараться... Доверял бы Капитан Черной Вдове в отличие от Железного Человека или … Он, Стив, не смог бы, но Капитан… А она стоит, томно касаясь плечом стены, топит его в море слов и улыбается – Вдова, которая играет Наташу. Это Вдова легко переходит от образа милой девушки, в которую влюбился бы каждый, к тому, что называется «свой парень». И если ты не хочешь ее любить, ты будешь с ней дружить. Как вариант, больница или морг. Это Вдова убивает и не любит улыбаться, но умеет это делать… Стив хотел бы поговорить с ней. У него есть вопросы. Но везет не ему, а герою Америки… - …в общем, приходи вечером, часиков в восемь - отметим! Наташа подмигивает ему и направляется к своей квартире дальше по коридору. Она не дожидается, когда ее обидят, придумав очередное оправдание, и попросят зайти потом, когда Стив не будет в таком цейтноте. Он закрывает дверь и возвращается к столу. Частые приглашения Наташи Стив для себя объяснить не может. Он еще ни одного не принял и даже не знает, какого цвета обои в ее комнате. Но она продолжает приглашать. Он правит текст как раз в том месте, где Вдова впервые говорит с Капитаном. Роджерс курит, печатает и не курит – его слишком увлекает процесс. Нет, Капитан не доверял бы ей, но он не может не уважать агента, который служит Щ.И.Т.у потому, что это –осознанный выбор, а не давление обстоятельств или компромисс. Вдова свободна, а принцип свободы для Капитана - основа основ. Солнце перекатывается по горизонту и тянет луч по столу. А потом снова раздается звонок. Он звонит. И звонит. И даже когда Стив его замечает и, раздраженно сжав зубы, решает не открывать дверь, звонок продолжает заявлять о себе. Бартон. - Привет, Писатель! Именно так, с большой буквы, умеет говорить только Бартон. Искреннее уважение к интеллектуальному труду Стива он выражает всеми доступными способами - от матюгов на подростков, чьи крики, по его мнению, могут мешать Стиву работать (причем о том, что ему вообще кто-то мешает, Стив, как правило, из этих же матюгов и узнает), до приглашений на то, что Бартон полагает ужином. Ужином он, как правило, полагает жидкость любой градусности, ветчину в банке и, почему-то, булки для ход-догов. По крайней мере, Стив никогда не видел в пакете соседа что-нибудь, кроме перечисленного набора. В чем можно положиться на Бартона, так это в стабильности. Он даже одет, в отличие от Наташи, всегда в одни и те же джинсы и одну из двух начинающих выцветать футболок. Кроме продуктового набора и одежды, стабильным в жизни Бартона остается чувство гордости русскими корнями. Насчет русских предков Стив сомневается, потому что знает, что ни родители Бартона, ни даже родители его родителей никогда дальше соседнего штата не выезжали. Но, возможно, это очень глубокие корни. - Посидим сегодня вечерком, а? Я тут пару случаев вспомнил - твой Голливуд сдохнет. Я хочу сказать, хорошие истории. Кстати, я тебе рассказывал… Все то время, что Бартон говорит, а говорит он обычно много – с эпитетами, аллегориями и юморком - Стив крутит в голове образ Соколиного Глаза. Немногословный профессионал и обычный человек в команде супергероев, вооруженный только луком и понятием о «своих» и «чужих». У него есть приказы, сожаления… И сердце. - Все, не мешаю! – заканчивает Бартон. - Ты, давай, работай. На кино не забудь пригласить. У Бартона такие глаза, что Стив чувствовал себя последней сволочью каждый раз, когда отказывал. Роджерс неоднократно объяснял соседу, что пить он не любитель. Но Бартона это откровение не смущало. Стив предполагает, что его просто не слышали - мозг Бартона напрочь отказывается фиксировать в сознании такой феномен, как непьющий мужик, поэтому пропускает все объяснения Стива мимо. В конце концов, Роджерс отказывать перестал, он просто не приходит. Это Бартон почему-то принимает и не обижается. Стив снова смотрит на экран, еще раз перечитывает предложение и, наконец, понимает, что не дает ему покоя - пропущенная запятая и то, что он так надолго вычеркивает Соколиного Глаза из команды. Это не мешает ему проявить себя в другой, но чем дольше он не со своими, тем дольше он против них. Это Вдова орудует собственными защитными механизмами проще, чем домохозяйка пылесосом, а Соколиному Глазу не так просто справиться с чувством вины… Экран ноутбука моргает, когда Стив уходит в работу настолько, что прекращает видеть строчки на мониторе. В ту же секунду на кухне замолкает холодильник, который обычно шумит так, как будто работает на паровом двигателе. Роджерс сжимает кулаки и закатывает глаза, чувствуя, что заводится. Он на девяносто девять процентов уверен в причине, по которой техника в квартире вдруг чувствует себя хуже. Стив поднимается из-за стола и третий раз за день открывает дверь. Когда Роджерса это окончательно достанет, он просто перестанет ее открывать. Или разнесет. Что вероятнее всего. В коридоре хозяйствует парень в фирменном комбинезоне муниципальной электрической компании. У парня и кепка есть, - она всегда заткнута за пояс - но Стив еще ни разу не видел ее на голове электрика. Это можно объяснить тем, что никто в здравом уме такой «манок» - роскошные, соломенного цвета, волосы - от мира прятать не будет. Но Роджерсу импонирует то, что парень на всю эту свою неземную красоту внимания не обращает, а просто запихивает волосы за ворот комбинезона или, как придется, перетягивает в хвост куском проводки. А кепка ему не нравится. Сейчас Стиву плевать на все эту непосредственность и обаяние. Он без удовольствия, но зашвырнул бы их вместе с владельцем в фургон и оправил бы экспериментировать куда-нибудь подальше от дома. - Здорово, Роджерс! - браво чеканит Тор. Ни капли сожаления на его лице Стив, как обычно, не обнаруживает. Только отблески едва ли не научного интереса к свисающему с потолка клубка проводки и открытому на стене щитку, а также уверенность в том, что сейчас он точно знает, что делает, и у него даже получается. - Что новенького? - Привет. Стив много чего и давно хочет сказать парню, хотя понимает, что говорить бесполезно – все равно присылать из компании будут закрепленного за домом электрика, то есть того же Тора, на которого естественно никто никогда не жаловался (и Стив не будет). Но на этот раз Роджерс не сдерживается: - Купил ноут. Меня достало, что каждый раз, когда ты появляешься в доме, мой компьютер ловит инфаркты от замыканий. Так что ты мне должен 800 баксов. - Это не я тебе должен, а те идиоты, которые перегружают сеть, - отмахивается Тор. - Но свои 50 баксов я тебе, конечно, задолжал, что уж. Готов их тебе в клубе пивом отдавать, заодно послушаешь, как мы играем. Кстати, а куда ты старый комп дел, если не шутил? И все. И ничего с этим сделать нельзя. Нет, однажды Роджерс послал электрика. На курсы повышения квалификации. Но Тора это не смутило - он тут же отчитался, что был там как раз месяц назад и кое-что новое для себя почерпнул, хотя меньше, чем ожидал. На заре их знакомства Роджерс полагал, что Тор - знаток тонкой словесной перепалки и психологической игры, но вскоре пришел к выводу, что в действительности это вариант той самой простоты, против которой все бессильно. Про долг Стив, конечно, шутит, хотя ни секунды не сомневается в том, что проблема не в идиотах, а в отношениях Тора с электричеством. Отношения эти сложные, неоднозначные и пока взаимностью не отличаются, но Тор над ними упорно работает. И все бы хорошо, если бы эти выяснения не заканчивались короткими замыканиями. В том мире, который сейчас подвергается правке на ноутбуке, Тор не просто приручает электричество, он - бог стихии. Громовержец, еще не окончательно разобравшийся в себе, стремительно продвигается вперед через миры и собственные чувства. Этих, по сути человеческих, чувств в нем намного больше, чем божественной беспристрастности и, возможно, именно поэтому он так надежен и именно поэтому он становится своим в команде людей. Роджерс закрывает дверь, оставляя Тора наедине со своим хобби. Если повезет, то сегодня обойдется без аварий. В крайнем случае, Стива действительно подстрахует ноутбук. И, даже если не повезет, хотя бы умолкнет звонок. В любом случае, Роджерс дверь никому больше не откроет, пока не закончит править сценарий. Стив не мстителен, но все-таки добавляет богу сложностей в жизни, и в качестве брата Громовержец получает того, чей прототип сейчас обрывает телефон Стива. Телефон. Роджерс не знает, почему не швырнул его в стену. Наверное потому, что вечером надо созвониться с агентом и убедиться, что сценарий он получил и даже сел его читать. А с другой стороны, да к черту этот сценарий – разбить телефон, а потом звонок вырвать с корнем, раз пошла такая пьянка. - Двести баксов, - объявляет телефон. Роджерса озвученная сумма удивляет настолько, что он даже успевает задуматься, не произошло ли на это раз что-то действительно серьезное. Потому что обычно цифра как минимум в 3 раза больше. - А что не пятьсот? - Так это не мне, - хмыкает в трубку младший, – это полиции. У них тут бюджет урезают, все дела. Если бы не это, отпустили б под честное слово, но надо же с чем-то вискарь пить. Так что двести баксов – и я снова с вами. То есть надо встать, сесть в машину, доехать до полицейского участка, подписать стопку бумаг высотой с Тора на стремянке, получить на руки младшего брата, довести его до дома, потом… Существует такой предел ярости, когда возникает желание приложить не только объект, но весь тот мир, которому объект принадлежит, для закрепления результата. Так вот, Роджерс только что этот предел миновал. Он спокоен, собран, холоден и ему совершенно все равно, где брат проведет эту ночь. - Я занят. Освобожусь завтра после одиннадцати и завезу тебе двести баксов. Участок как обычно? В трубке молчат, но недолго. Долго он не умеет. - А что, я тут уже как родной, - весело соглашается Локи и кричит куда-то в сторону: - Правда, Хилл? – затем продолжает в трубку: - Но, что ты матери скажешь? Что оставил меня на ночь в обезьяннике? Ага, круто! Домой можешь не приходить. Нет, я словечко за тебя потом вставлю, но, ты же понимаешь... Роджерс думает, что вариантов развития событий два: либо он удавит Локи и сценарии будет строчить уже в тюрьме (там, наверняка, и с сюжетами проблем нет), либо тот пройдет все стадии подросткового идиотизма ускоренными темпами. А еще он сомневается в том, что правильно обошелся с Громовержцем. С другой стороны, братья научатся друг у друга больше, чем у кого-либо другого, включая Одина. Возможно, когда-нибудь они уравновесят друг друга, но Роджерс не уверен. И развитие этого сюжета выходит за рамки текущей истории. - Ничего, я готов к разговору с матерью. А ты – к ночи в участке? - Да нуууу, - тянет младший. – Скучный ты. Ладно, расслабься. Я дома. Пока. Подумал, вдруг тебе делать нечего, мозги не варят и надо взбодрить. Давай, еще позвоню. Локи ржет и отключается. Самое обидное, что голова у этого малолетнего придурка есть, просто не на плечах. У Трикстера, в отличие от Локи, она там, где и должна быть, но в нем слишком много эмоций. И все его продуманные планы в последний момент ломаются о порыв. И в отличие от младшего брата Роджерса, всю долгую божественную жизнь Трикстера предают - специально или случайно. Мать - равнодушна, отец использует как фигурку в шахматной игре. Он не может найти себе союзников, он не может найти даже себя самого, как будто в нем не один, а все девять миров. Громовержец его единственная ось, но Громовержец не умеет говорить правильно и вовремя… Прошло. Пять. Минут. Телефон звонит снова. Звонит Человек С Чувством Момента. Этому человеку, если он решил, что ему кто-то очень нужен, неслабо сесть в машину и приехать лично, потому что телефон не отвечает. Роджерс взвешивает последствия и отвечает на звонок. Ему, собственно, уже все равно. - Привет! Не забыл, естественно... Готово, последняя считка... Перекину тебе к вечеру... Я помню, что к десяти... В кой-то веки и ты помнишь, раз сам позвонил... Нет, можешь... Слушай, если я приму все приглашения на выпивку, я сопьюсь... Нет, с тобой буду, но не утром... Да, спасибо, без тебя бы никак... Какой сарказм, тебя там больше, чем всех читаури вместе взятых... Я и фразочки твои не придумываю, а вспоминаю... Славно... А теперь сарказм... Давай, до завтра! Филантроп, гений и далее по списку раздражает Стива настолько, что когда тот не появляется слишком долго, Роджерсу становится скучно. Кроме того, есть одна "мелочь". Старк, конечно, раздолбай редкий; обязательности в нем примерно столько же, сколько перьев на носороге; от адреналина зависит так, как другие от воздуха; он от себя почти объективно без ума, но при этом рискует таким ценным собой при любой возможности, иногда эти возможности сам и создает. Так вот "мелочь" заключается в том, что Старк его друг. Он забывает о десяти назначенных им же встречах, но когда нужен, приходит без приглашения и пошлет, если надо, к черту мир, если тот будет против Роджерса. Причем пошлет так, что Стиву его еще останавливать придется. И Тони Старка он пишет с Тони Старка. Вот так просто. Луч сползает со стола и растворяется в сумерках. Стив отправляет текст агенту, закрывает окно, выключает ноутбук и идет на кухню. В холодильнике – джентльменский набор полуфабрикатов. Если у Роджерса есть время и желание, он готовит сам - и тогда едет за хорошими продуктами на фермерский рынок. А вот замороженные, покрытые инеем, коробки, которые, по его мнению, достаточно подписывать словом «еда», Роджерс покупает всегда в одной и той же лавке. Он не видит смысла платить десять баксов за то, что по вкусу ничем не отличается от содержимого упаковки за доллар с лишним. Кроме того, он предпочитает оставлять этот доллар с лишним именно в лавке Беннера. Это не жалость и даже не сочувствие - Роджерс чувствует потребность хоть как-то сбалансировать патологическое невезение владельца магазина, располагающегося на первом этаже дома. Роджерс сомневается, что существует человек, которому бы не везло в жизни больше, чем спокойному и стоическому Беннеру. Его никогда не забывают проверками пожарные и налоговые службы, а также пожары и потерянные налоговиками декларации, которые, Роджерс готов биться об заклад, Беннер заполняет противоестественно честно и отправляет в налоговую без единого дня задержки. За почти одиннадцать лет скромной торговли, в лавке устраивали разборки и перестрелки, влетали в витрину на угнанной машине, грабили, рожали и блевали чаще, чем продавали газеты. И за все это время Роджерс ни разу не видел, как Беннер зеленеет от злости, достает биту или конституцию и предъявляет человеческому фактору и обстоятельствам свои права на допустимую самозащиту. Поэтому в истории Роджерса у Беннера появляется Халк – сгусток всего того, что не позволяет себе владелец маленького местечкового магазинчика, Халк – собственное имя личной свободы Беннера. Роджерс не знает, нужна ли она человеку, торгующему кока-колой, сигаретами и журналами, но в реальном Беннере столько непротивления злу насилием, столько сдержанности и воспитания, загоняющего его в рамки того, что нельзя, что Доктору Роджерс прописывает внушительных размеров «можно». И это персонифицированная ярость так выпячивает индивидуальность Доктора, что ее видно за квартал, и никто не посмеет его не заметить. Стив ужинает, принимает душ и ложится почти в то же время, что всегда, когда работа позволяет придерживаться графика. Он очень дисциплинированный. Он засыпает почти мгновенно. Тоже как всегда. Но сегодня он засыпает так быстро еще и потому, что устал думать о том, чего у него нет. У него есть мирная, но ответственная работа; есть взбалмошный Нью-Йорк, жители которого примут любого иномирянина за своего хотя бы в силу привычки; есть соседи, сконцентрировавшие в себе Америку, которую он не очень любит, но очень хочет любить; есть друг, который Старк. И Роджерс уже очень взрослый и серьезный, чтобы служить тайной организации, сражаться с инопланетянами, быть Капитаном Америкой и верить в команду, такую нереально... ему подходящую… Америка говорит Роджерсу доброе утро и поднимает в восемь бодрой перебранкой, слышной с улицы через закрытые окна. Ему все равно пора вставать. Ровно в десять Роджерс подходит к дверям неприлично большого кабинета Тони Старка и улыбается мисс Поттс. Она предлагает кофе и пять минут ожидания Старка. И предоставляет и то, и другое: кофе нужной крепости и температуры и ровно 5 минут до того момента, как появляется Старк. Роджерс иногда сомневается, что Поттс живая девушка, а не искусственный интеллект. - Сейчас ты удивишься, - предупреждает с налета Старк, одаривает Поттс улыбкой и влетает в кабинет, кивком головы предлагая Роджерсу следовать за ним. - И тебе доброе утро, - Роджерс напрягается, потому что удивить Старк может чем угодно. Например, тем, что не прочитал сценарий. - Как мелкий? – спрашивает Старк. У Роджерса есть подозрение, что тот его брату симпатизирует. Примерно так, как рыбак рыбаку или как опытный аферист новичку. Старк, разумеется, все отрицает, но каждый раз интересуется у Роджерса похождениями младшего. - Рискует, - пожимает плечами Роджерс. Он готов удовлетворить любопытство Старка деталями, но после того, как работа будет закончена. - Слушай, давай его в армию отдадим. Двух месяцев, думаю, хватит. У меня знакомый есть, полковник… - Это не Фьюри, случайно? Роджерс давно заметил за Старком научно-исследовательский интерес, который заключается в том, чтобы подкинуть Локи сложностей в жизни (в воспитательных целях, разумеется), а потом наблюдать, как он из них будет выпутываться. - Примерно… Да, он. - Знаешь, по сравнению с тобой, я со своими мыслями убить брата, гуманист. И что там со сценарием? - Роджерс возвращается к тому, зачем пришел. Если Старка не остановить, он уйдет от темы настолько далеко, что даже Стив ее забудет. - Расслабься, - бодро призывает Старк и усаживается в кресло, - я его прочитал. Почти весь. - Уточни, насколько почти? – Роджерс подозрительно щурит глаза. И он терпеть не может слово «расслабься». - Нууу, понимаешь, - Старк отщелкивает крышку ноутбука на столе и молча пробегает пальцами по клавиатуре. Роджерсу становится не по себе. Он даже не может ручаться, Старк действительно не успел дочитать текст или намеренно тянет время, заставляя нервы Роджерса зудеть. - Ты бы себя видел! – довольно констатирует Старк, глядя в напряженное лицо сценариста. – Спокойно, я не дочитал титры. Не скажу, что это лучшее, что ты написал, - он неопределенно щелкает языком и продолжает после небольшой паузы, - только потому, что ты наверняка еще напишешь что-нибудь не менее улетное! Но то, что я прочел, это по-настоящему круто, парень! Я уже вижу контракты на красивые цифры. - Что, все настолько хорошо? – Роджерс продолжает подозревать, что не все так радужно, хотя Старку он обычно верит. По крайней мере, в том, что касается работы. - На пару пунктов ниже высшего класса. Начну с первого и главного, - Старк опирается на стол локтями, подтягивается немного вперед и тоном друга, который поймет и примет любой ответ, вопрошает: – ты гей? - Ты рехнулся? – вопросом на вопрос отвечает ошарашенный Стив. Он знает эту кухню и знает, что тему наркотиков, нетрадиционной ориентации и шовинизма критики могут найти даже в документальном фильме о процессе производства английских кексов, но лично он про это не писал. - А что мне еще думать? Ты пойми, у тебя на двести страниц текста всего две особи женского пола, не считая той томной девицы в рогатом шлеме, и до фига парней. Где романтика? Где страсти? И где секс? – Старк откидывается обратно в кресло. - Как я буду продавать сценарий, в котором вообще нет секса? Даже намека на секс нет. - Какой секс, Старк?! – вспыхивает Роджерс. – Это кино для всех возрастов. Я тебе больше скажу, в кинотеатры отцов потянут дети сантиметров ста пяти, а не девицы сантиметров ста восьмидесяти. - Роджерс, очнись! Выходи из образа замороженного рыцаря в белом. Секс и насилие - вот за что несут деньги в кассу. Детские рейтинги уже не так прибыльны, как были раньше, спроси у Диснея. И, кстати, один труп на фильм мало. Добавь трупов. Стив хочет сказать что-то о работе в команде, нормальной мужской дружбе и старого доброго «один за всех», но молчит. Он смотрит на своего агента и не видит в нем того Старка - в броне и с пламенным мотором в груди. Он видит человека в деловом костюме и с калькулятором, соразмеряющего сценарий с кассовыми сборами. Роджерс не собирается биться головой о стену, потому что вдруг почувствовал себя разочарованным. Но ему не по себе. И не потому, что в этой реальности Старк зарабатывает деньги, а не спасает мир, а потому что Роджерс, отнюдь не наивный, пошел на поводу собственной фантазии и идеалов выдуманного им персонажа. - Будет тебе второй труп, - мрачно обещает Роджерс. – Пафосный, тебе понравится. Это все? - Да, больше претензий не имею, особенно, если ты все-таки добавишь что-нибудь про поцелуи. В общем, Стив, порадуй девочек, а то они после кино не дадут мальчикам. Почему, ты думаешь, Сумерки кассу сорвали. В кабинет заходит Поттс. Она несколько секунд выразительно смотрит на Старка, прежде чем констатировать: - Коулсон в приемной. - Какой Коулсон?! – Старк впивается взглядом в помощницу. - Какого черта он приперся без звонка? - Он, как ты выражаешься, приперался вчера по звонку, но ты был на совещании, - Поттс невозмутима, и язвительности в ее голосе не услышать, но она вполне доходчиво доносит до шефа, что вчера ей пришлось поить Коулсона кофе, выражать некую долю сожаления отсутствием мистера Старка и оправдывать мистера Старка совещанием. – Я скажу, чтобы зашел? - Нет! Скажи, что я уже ушел. Нет, лучше, что я умер и меня уже закопали. Цветов не надо! - Старк, будь взрослым мальчиком, прими его. Поттс выходит, не давая Старку шанса ответить. - Так, все плохо, - выдыхает Старк. – Роджерс, никуда не уходи. - Можешь объяснить, в чем дело? – Стив смотрит на Старка так, как смотрят на комету, которая пролетает мимо земли один раз в тысячу лет – с интересом, удивлением и удовлетворением от того факта, что стал свидетелем редкого явления. В конце концов, не каждый день можно увидеть, как Старк паникует. - Нет, ты представь! Он в моем кабинете проявляет чаще, чем реклама на канале CNW. Старается, конечно, но приносит полную херню. Правит и ходит, правит и ходит. Я его убью, Роджерс! Оставайся, будешь свидетелем, что я это в состоянии аффекта и целях защиты своего психического здоровья. - Мистер Старк. В кабинет входит человек настолько непримечательный, насколько это возможно. Роджерс знаком с таким типажом. Человек с подобной внешностью может оказаться Ганнибалом Лектором или агентом спецслужб, преподавателем в Клубе авиастроителей или высокооплачиваемым киллером. Его можно не заметить, даже если он будет сидеть пять часов напротив вас в поезде, а можно запомнить на всю жизнь, пообщавшись меньше минуты в очереди к банкомату. - Знакомьтесь, Стив Роджерс, Филл Коулсон. Коулсон подходит к Роджерсу и протягивает руку. - Мистер Роджерс. Большая честь для меня. Рукопожатие у него крепкое, хотя ладонь влажная. Пытается держаться, но волнуется. - Не буду вам мешать, - Роджерс сдержанно улыбается и, взяв в руки газету с журнального столика, демонстративно переключается на заголовки первой страницы. Старк разговаривает с Коулсоном. Точнее, больше слушает. Тот говорит что-то о том, что внес изменения в соответствии с замечаниями Старка, что-то там переработал и добавил второстепенного персонажа, который, по мнению Коулсона, удачно вытягивает на себя какую-то там линию. Старк, к удивлению Роджерса, кивает и улыбается. Судя по комментариям, он действительно прочитал то, что Коулсон выслал ему два дня назад. - Давайте сюда редакторский текст, Коулсон. Вы молодец, редко, когда работу не бросают после двадцатой правки, - Старк встает и провожает Коулсона до дверей. – Отправлю, посмотрим, что скажет наш денежный мешок. Он жмет Коулсону руку и, закрыв за ним дверь, кидает полученную от него папку на стол. - Опять понаписал километры текста, который хрен продашь, - Старк подходит к бару, берет бутылку, но передумывает, и ставит ее обратно. – Сюжет слабый, характеры туда же. Но не могу, старается же. Трое, что б его, детей разношкольного возраста, а с дочерью вообще какая-то история с врачами. Он, наконец, оборачивается на Роджерса. - Если ты хоть кому-нибудь расскажешь, что я тут… - Старк не в состоянии сформулировать порыв своей души, - даже Поттс, даже своей вечерней пицце. Мир Роджерса снова переворачивается и надевает на Старка броню Железного Человека. Команды у Стива, конечно, нет, но Железный Человек – пожалуйста. А то, что ему казалось десять минут назад, ему казалось. - Понял, - ухмыляется Роджерс. – Но ты мне теперь должен. - Ага, как же, - отмахивается Старк. – Это ты мне должен. Жду в семь, как договаривались. Утром он не пьет! Роджерс подходит к двери и оборачивается. - Перешли мне работу Коулсона и дай его телефон. Посмотрим, что можно сделать. - Началось, - бурчит Старк в закрывающуюся дверь, потом вспоминает и кричит, - свой текст доработай сначала. С тебя секс, Сосулька!