Песней навеяло

Что за проклятье! Уже лет сто как не могу выспаться. Хоть ты ромом упейся, али без продыху двое суток на палубе горбаться, а все едино – только глаза закрою, снова этот треклятый сон! И не деться от него и не спрятаться. Только и остается, что все четыре часа в койке ворочаться. Но сегодня я усну! Усну, разрази меня гром! Только вахта закончится… Только вот первую склянку пробьют… Уже скоро поди… Откуда взялся этот щенок? Поговаривали, что из-за недобора нам на корабль скинули всю требуху портовую. Перетрясли больницы, тюрьмы и приюты. Что братишка, есть у тебя руки и ноги? Так ты теперь морячок, братишка. Так оно наверняка и было. Только куда деть этого птенчика? На него дунешь - в море унесет. Эх, горе... Чуть не свалился под пристань, когда в шлюпку прыгал. Хорошо, что я успел поймать его за шкиртон. Вот и выловил себе дружочка. Прилип ко мне пацан, как прилипала к килю. Ну что тут поделать, не прогонять же. Парень-то не дурак, может, еще толковым матросом станет. Генри его звать. Таскается за мной, слушает, разинув рот, как мичман профессора. Сейчас хоть на человека стал похож. Откормился, пока трюмы забиты были. Видать в приюте еда была хуже, чем на нашем корабле баланда. Господи Иисусе! О чем ты, Джон, сучий сын, только думаешь! Дожил, так тебя раз так, до 35 годков. Дюжину кораблей сменил, а так и не согрешил ни разу. Добирался до порта - и сразу к девкам. И все было ничего. Так что ж это я сейчас расцветаю как майская роза, когда этот подлец мне косу заплетает?! И руки тонкие, бледные. Словно не на корабле -матросом, а всю жизнь в поместье книжки умные листал. Молчит проклятый и улыбается! Ходил все время как немой, только кивал да офицерам козырял. А сегодня ляпнул. Можно, говорит, Джон, я тебе с лентой помогу? И я дурень-дурнем... Вот славно, вот приплыли. Собачью вахту отстоял, думал, доберусь до койки, усну как убитый. Лежу, ворочаюсь, получаю тычки от Бобби, что другим спать мешаю. А в голове все мальчишка. Будь проклят этот день, как он на корабль наш попал! А еще этот шторм! Думал конец нам пришел. Так нас кидало и мотало, аж фок-мачту потеряли. Джозефа за борт смыло, да так что никто и заметить не успел. А мальчонку моего об каронаду шарахнуло. Я как кровь увидел, думал, сердце остановится. Оклемался... Храни Господь, нашего костоправа! Эх, давно такой невезухи не было. Все ребятки пируют на берегу, а мы, неудачники, сидим как чайки на гнезде. Да и что кораблю будет у берега-то? Зато необычная картинка - вся палуба от полубака до полуюта пуста. Да, пять человек на трехмачтовом - считай, нет никого. Мы с Генри засели в трюме проверять оставшиеся запасы. Святые угодники! И ведь не пил с утра ни капли! Что за наваждение! Как увидел, как с его плеча рубаха сползла, голову потерял. Забыл про всех шлюх портовых. Бросился на мальчишку в каком-то исступлении. Сам не помню, как повалил и штаны спустил. Опомнился, когда стоны под собой услышал. И ведь, Господи помилуй, обнимает меня, словно верная любовница. А я ему чуть руку не поломал - так кисть сжал, что поди к фельдшеру идти придется. Вот напасть! Не корабль, а ад! Что не переборка - уши, что не люк - глаза. За мысли свои и то спокоен не будешь – верняк рано или поздно прознают. А этот дуралей ходит светится. То плечом коснется, а то и вовсе, обормот, к груди прильнет. Это он думает, что на нижней палубе пусто и темно. А тут... Эх, да что там! Вот уже и этот старый пес, чтоб ему на рей взлететь да чертям его потроха зажарить, Бобби, ухмыляться стал вслед. Чую, скоро шепоток по всему кораблю пойдет. Что морская вода - этот грог! Не греет ни черта и не пьянит. Столько лет по морю ходить под «Юнион Джеком», а потом получить петлю на шею, словно какой пират паршивый. Не знаешь ты, сынок, про 29 статью Устава? А я видел своими собственными глазами, как лейтенанта вздернули. Офицера, слышишь? А не какого-то там грот-марсового... Что ж ты смотришь на меня так? Вот ведь, снова молчит и смотрит... Ведь чует он все, а все едино смотрит так, словно обнять хочет. Не смотри на меня! Хватит этого наваждения с меня! Все ж было хорошо, пока ты не появился! Господи... Не так страшен ад, как этот сон... Как птичка в руках трепещет. И ведь ни слова, ни звука, ни укора в глазах. Думает, обнять я его собрался, а я ему вон чего уготовил. И море тебя приняло, и небеса тебя примут, малыш. А меня только геенна огненная. Вот и не встретимся снова. Вот она, заслуженная моя петелька. Да только не за Устав этот проклятущий, а за смерть твою, ангелочек, мне эта петля. Вот теперь я высплюсь, малыш, высплюсь.