Летчик

- Это все во благо! - О чем ты думаешь, Майки? - Тебе что, так сложно просто меня поддержать? - Ты ведь не выживешь! - А что, если это именно то, что мне нужно? Рассвет. Ты смотрел на холодную синеву утреннего неба, а я пытался отпустить тебя. Окружающие нас стоги сена и травы переливались, купаясь в солнечных лучах - еле заметных и почти не греющих. Все вокруг начинало пробуждаться от ночного покоя, да только нам это не требовалось. За всю ночь, поведенную в молчании, мы так и не сомкнули глаз. Ты помнишь, как давно не было так же тихо? Помнишь те времена, когда мы не чувствовали страха, когда можно было не переживать за то, что в один миг все может взорваться? А те дни, когда мы также беззаботно лежали вдвоем, посвящая себя с головы до ног друг другу? Это было так давно… С тех пор, как началась война, больше ничего не было как прежде. Все изменилось: люди, законы, желания, политика. И тот долгожданный мир, к которому все так стремятся, забирает слишком много. Родителей, друзей, дом, а теперь и тебя. Такого преданного и верного, такого честного и неиспорченного, такого моего. Ты уходишь, обрекая меня на вечные одиночные скитания по этому миру. Ты оставляешь меня, не давая шанса на будущее. Наше будущее. Я воспроизвожу в памяти все моменты, которые мы пережили вместе. Твой первый, сделанный своими руками самолетик для меня и слова, написанные на его крыле: «Мы доберемся до небес, если будем верить». Но верить больше не во что. - Я всегда хотел стать летчиком, - неожиданно ты подал голос. Такой спокойный, идиллический, с безупречной речью. Я повернул голову в твою сторону. Немного помятая военная форма зеленоватого оттенка, выкроенная специально под твою стать, начищенные до блеска черные сапоги, пряжка кожаного ремня в виде звезды и дополняющая образ рядом лежащая фуражка. Подполковник Майкл Уэй. Слишком молодой для такой должности и слишком умный для того, чтобы все-таки оставаться на ней, а не продвигаться дальше по лестнице званий. - Ну, ты ведь знаешь, полет так завораживает, - я молчал, давая ему волю сказать все, что он намерен. Пересилив боль и желание спрятать его в подвале, закрыть в темной комнате, а после переправить в другую страну, лишь бы он этого не делал, не бросал меня, я прикрываю веки. - Ты бы хотел испытать это, Джи? – он поворачивается на бок, и несколько соломин остаются в его волосах. Незаметно подвигается ближе и, подперев свою голову рукой, кладет другую мне на плече. Я шумно втягиваю воздух, ведь понимаю, что на этот раз мне точно не уйти от ответа, но упорно продолжаю молчать. - Проникнуться каждой клеточкой тела, опробовать на вкус? – я не до конца понимаю, к чему ты клонишь. Твоя рука медленно начинает свое движение от предплечья до середины грудной клетки и поднимается чуть выше, к шее. - Ты желал когда-нибудь чего-то запретного? Того, за что потом будет стыдно перед другими до конца дней, но в душе ты будешь наслаждаться воспоминаниями? – обжигая своим дыханиям мою кожу, твои пальцы легко расстегивают верхнюю пуговицу плотной рубашки. Я открываю глаза и перехватываю твое запястье. Остановить. Я обязан тебя остановить, иначе потом, после того как ты скроешься в облаках, я не выдержу этой потери. - Нет, я не хотел ничего подобного, - ты лишь ухмыляешься и облизываешь нижнюю губу. Кончиком носа проводишь по моей щеке, заставляя сжать твою хрупкую руку до белых костяшек. Пытаюсь отодвинутся, но ты резко перекидываешь ногу через меня и возвращаешься к области лица. - Ты лжешь, Джерард, и мы оба это знаем, - свободной рукой ты зарываешься в мои волосы. Сначала так легко, почти неощутимо, но потом с остервенелым рыком тянешь их назад, открывая участки освобожденной от хлопковых оков рубашки, области, чуть ниже подбородка. Я пытаюсь сдвинуть тебя с места с помощью рук, упираясь ладонями в солнечное сплетение, но ты сильнее. Такой хрупкий мальчик, мой мальчик, с огромной силой, отдавшийся на защиту родины. Ты проводишь языком по моей нижней губе, неотрывно глядя мне в глаза. Засасываешь ее, а после переходишь к следующим мерам. Проталкиваешь свой язык ко мне в рот, ожидая ответа, но я не сделаю этого. Я не дам тебе причинить мне эту боль. Первую и последнюю. Тогда ты вырываешь свою кисть из моей, как казалось, крепкой хватки, ведешь ею ниже, исследуя мое тело. Не расстегивая ремня и пуговиц, твои холодные пальцы охватывают мой член, заставляя меня закусить губу, чтобы не застонать. Теснота и дополнительное ощущение цепкой хватки придают чувствительности еще больше, когда ты начинаешь движение. Так мучительно медленно двигаешься вверх, резко опускаясь до основания. Большим пальцем ты водишь по головке, на которой выступила уже не одна капля смазки. Мое дыхание сбивается, и я пытаюсь хоть как-то сохранить самообладание. - Не сдерживай себя, - очередное движение, и я расставляю ноги чуть шире, чтобы дать тебе волю делать большее. Ты проводишь указательным пальцем между яичек, как бы играя с ними, а дальше пытаешься проникнуть в меня, но одежда мешает этому. Наспех сняв штаны, ты устроился между моих ног. Сено неприятно щекотало мое тело, но когда твой язык накрыл мою плоть, это вовсе перестало меня беспокоить. Долгий, протяжный стон от ощущения стенок твоего горла, от того, что ты дразнишь меня, так и не вводя палец, от того, что твои губы плотно смыкаются, от того, что ты - мой брат. Практически доведя меня до оргазма и почувствовав это, ты прекратил свои действия. Целуя внутреннюю сторону бедра, ты поднимался выше, практически разрывая надоедливую одежду. Я лежал почти нагишом, в то время как ты оставался полностью в форме. Оставляя укусы, ты поднимался к соскам. Облизав ореол каждого, ты хищно улыбнулся сам себе и наконец сбросил гимнастерку. Мои щеки вспыхнули после того, как ты нахально заставил нас поменяться ролями. - Сделай это сам, - откинувшись, ты смотрел на меня из под полуприкрытых век. Твой возбужденный член заметно выпирал, и мне не составило труда приспустить штаны. Наплевав на свои страданья, я уже было опустил голову, чтобы проделать то же самое, но ты, видимо, хочешь зайти дальше. Разбить, разломать в щепки, сжечь мои чувства своим уходом. Сев так, что я мог положить руки тебе на плечи и, опираясь, опускаться вниз, ты обвил своими руками мою талию. Я не знал о том, откуда ты знаешь все эти похабные вещи, мне и не нужно было это, ведь в своем сознании я не собирался тебя ни с кем делить. Достаточно растянув меня, ты приказал опускаться, но я все не решался. Тогда от нетерпения ты разом перевернул нас, в который раз нависая надо мной. Осторожно входя, боясь причинить мне боль, ты шепчешь всякий бред мне на ухо, но я не чувствую дискомфорта, лишь то, что ты находишься во мне, лишь то, что мы единое целое. Наши разгоряченные тела сплетаются в грязном танце, как только ты начинаешь двигаться, и я замечаю утренний туман, прохладу которого мы практически не чувствуем. Трение языков друг о друга, мои ноги соскальзывают, но ты мертвой хваткой держишь бедра, не прерываясь. Похоть, страсть, влечение, стоны разлетающееся по всему сеновалу, и люди, вечно дающие волю слабостям. Мы ничем не отличаемся от других: наши животные инстинкты заложены с рождения. Мы пленники любимых нами. Пара толчков по инерции, и он кончает, падая на меня, после того, как меня накрыли те самые крышесносящие фейерверки. Мы поднялись на огромное расстояние, так высоко, что сперло дыхание от одного осознания совершенного. Мы летали этим последним утром. Летали, находясь в окружении стогов сена, убийственно-чистого неба и зеленой травы. В нескольких километрах от взлетной полосы. - То, на что ты идешь, – путь в один конец, – я провел рукой по его спутавшимся волосам. Мы лежали рядом, соприкасаясь плечами. Мокрые и несчастные после самого счастливого мгновенья. - Лучше жалеть о сделанном, нежели о упущенной возможности, - он сказал эти слова, а после ушел. Безвозвратно. Оставив после себя лишь белую полосу в небесах.