Билет в один конец

Глава 3       Когда почти три сотни лет находишь в самой гуще то разгорающейся, то ненадолго утихающей войны многие вещи начинаешь видеть по-другому. Это неизбежно как восход и закат солнца, смена времён года и поколений.       Война совершенно бессистемно отбирает всё, чего только способно лишиться разумное существо. Жизнь, мечты, надежды, желания, чувства, разум, достоинство, честь… Всё. Но именно она может научить ценить это и бороться до конца.       Страшно.       Разве может одна жизнь быть важнее чем благо родного селения? А две-три? Жизни людей одного клана? Что может стоить доверия поверивших в тебя людей? Чья-то честь? На эти вопросы так или иначе приходиться отвечать, как и на множество других. Время дает возможность изменить принятое раньше решение, но…       Когда я была маленькой, то людей и мир вокруг видела совсем по-другому и мой взгляд за долгую и беспокойную жизнь часто менялся резко, болезненно и кардинально. Не знаю кем бы я стала, не реши однажды играть в сумасшедшую, но именно благодаря этой игре я вновь научилась радоваться и грустить по мелочам, слушать своё сердце, любить и ценить жизнь, беречь чужие честь и достоинство, уважать мечты и надежды совершенно незнакомых людей. Жутко, когда чтобы уметь делать подобное искренне, от души, не ожидая ничего в замен, нужно быть сумасшедшей. Особенно, когда не раз приходится видеть, как всё это отбирает война и обесценивают поступками люди.       Мысли путаются. После того, сколько света я увидела в детях нового мира… Раньше меня душило осознание того, что всё бесполезно и людей не изменить, боялась остановиться и не найти силы сделать новый шаг, своеобразным символом злого рока стал Десятихвостый возрождения которого было не избежать…       И мир его праху.       Сейчас идя от больницы до чужого дома в компании незнакомцев — я чувствую себя абсолютно счастливой. Всё вокруг стало настолько простым и понятным, что от этого кружится лёгкая до неприличия голова. Я расспрашиваю незнакомцев обо всё на свете, совершенно не задумываясь о том, что буду делать дальше. И в этот момент внутри меня что-то с лёгким щелчком становится на место, принося в душу умиротворение и покой.       — Ты светишься, — с лёгкой улыбкой замечат Рей, прерывая увлёкшегося ответом директора Ли. Мельком осмотрев себя и не заметив свечение запоздало понимаю, о чем он, смущенно смеюсь и ни могу ни признаться:       — Просто, до меня только дошло, что кончилась война. («А что нам надо» Сергея Галанина, когда заканчивала писать этот кусок текста именно она пришла в голову)             — За нами с М-21 один будут охотится и если… — я отрицательно замотаю головой. — Охота — не война. Напомню — я медик, и взяла ответственность за твоё здоровье. Пока не вылечу не отстану. Таков мой путь.       — Путь? — спрашивает М-21, я киваю.       — Даже не имея возможность самому выбирать дорогу, каков будет путь зависит только от человека.       В тот вечер разговоров о чем-то серьёзном больше не происходит. И я даже начинаю верить в то, что могу подружится с директором Ли. ***       Раннее утро.       — Это невозможно… — ошарашенно смотрит блондин на кофе разъевший кружку, кофеварку и стол.       — Я предупреждала, что сейчас шансы приготовления мной чего-то съедобного ничтожны, — тяжело вздыхаю. — У меня даже препараты вкусными от случая к случаю получаются.       — Это невозможно… — продолжает повторять директор глядя на сотворённое мной безобразие.       — Талант к созданию ядов и противоядий плюс анти талант к приготовлению еды.       — Но ты же только кнопку нажала и всё, — удивляется М-21 как пребывающий в более вменяемом состоянии человек.       — Я нажала кнопку чтобы приготовить кофе, — еще один тяжкий вздох. — Я люблю готовить, но сначала были трудности в обучении, потом редко получалось приготовить вкусно… Когда мой обед в прямом смысле сбежал из кастрюли, решила не рисковать нервами. Мой коллега утверждал, что скорее всего это связанно с двумя моими браками и появившегося в следствии них страха перед созданием семьи.       — Это невозможно…       — Пытаясь найти более разумное объяснение происходящему, наткнулась на принципы взаимодействия материи, энергии и явлений.       — И? — интересуется М-24.       — Пришлось принять факт, что готовка и семейная жизнь не для меня, — я, ближе подхожу к столу, всего двадцать ручных печатей — и пузырящаяся кислотно розовая жидкость исчезает. — Да обратится время в спять, да вернётся утраченное на место своё.       Три нестандартных, печать концентрации и круговой жест сопровождаемый немного пафосным словесным активатором, приносят не совсем ожидаемый мной эффект. Восстанавливаются только стол и кружка, а вот для кофеварки техника стала последним ударом и та рассыпалась на составляющие.       Еще один тяжкий вздох с моей стороны.        Печати, пальцем в воздухе рисую ромб, произношу другой словесный активатор.       — Механизмы в руках дикаря — груда металлолома, — в дуэте из медика и сумасшедшего ученого, как можно было заметить, бредогенератором в основном работала я, да. И даже не буду рассказывать, сколько разных механизмов о строении которых я имела очень слабое понимание погибло от моих рук пока я не решила создать эту технику, вспомнить страшно. А сколько нервов она стоила Орочимару…       — Магия?       — Нет. Чакра. Кто будет нажимать кнопку? — я и кофеварка удостаиваемся очень подозрительных взглядов. Напряжение нарастает, воздух потяжелеет. Никто не желает уступать в этом сражении.       Но кому-то всё равно придётся сдаться и это явно буду не я!       Рей подходит и нажимает кнопку — кофе наполнят чашку распространяя вокруг умопомрачительный шоколадно-кофейный аромат с нотками корицы и цитрусов.       …       Миг и директор Ли скрывается с чашкой в неизвестном направлении.       Очень хочется кофе. Как я и подозревала резко возрос не только контроль чакры, усилились и другие способности. Самой кнопку кофеварки лучше не жать.       Тяжелый вздох и я ставлю другую кружку на место пропавшей, сопровождая это действие просящим взглядом. В этот раз на кнопку нажимает М-24 и вокруг распространяется запах крепкого черного кофе, клубники и мяты. И…       Я успеваю ухватить руками только воздух.       Третья кружка вышла на позицию.       Нажатие кнопки.       В воздухе появляется запах озона, кофе, мёда и коньяка, а кружка исчезает стоит протянуть к ней руку. Вместе с кофеваркой. Директор Ли явно в ударе.       — Чай? — предлагает Рей протягивая мне свой.       — Благодарю, — тепло улыбаюсь я принимая чашку из рук брюнета.       — А, ты вот так же могла бы вылечить обычного человека? — задумчиво спросил М-24.       — Могла бы. Теоритически, — затем немного помедлив добавляю. — Но человек сложнее кофеварки и сильней сопротивляется лечению.       — Ясно, — встретившись с моим мучительно сонным взглядом кивает здоровяк. Чай вкусный, но меня со страшной силой опять тянет спать.       Подружиться с директором Ли, да?       Откуда-то с низу до нас доносится злодейский смех безумного ученого.       …        Шансы есть. Определённо.       Допив чай и помыв посуду, и душераздирающе зевнув, обращаю своё внимание на подопечного.       — М-24, мне нужно провести диагностику, от тебя ничего не требуется кроме как немного посидеть не стуле. Во время диагностики могут появиться фантомные болевые ощущения, пугаться этого не стоит, обычно таким образом организм предупреждает о стороннем вмешательстве в энергетику. Если тебе так будет спокойней я по мере возможности буду пояснять что именно делаю. Начнём? — подопечный немного нервно кивает садясь на поставленный мной по среди комнаты стул. Я касаюсь руками темени начиная первую технику. — И так, для более глубокой диагностики, наилучшей реакции на изменения происходящие в организме, я использую связующую технику, позволяющую испытывать твои ощущения и эмоции одновременно с тобой. Конечно, не все, а только необходимые для наиболее полной диагностики твоего состояния. По завершению всех процедур техника в обязательном порядке мной будет развеяна. Сейчас, я начинаю проверку нервной системы и более подробно мозга. Спокойнее, паника тут ни к чему. Дыши глубже. Вот так. Теперь я займусь кровеносной системой. Хочешь что-нибудь спросить? Нет? Что ж…       За час, мне удаётся подробней разобраться с тем насколько повреждён был организм, а еще появилось навязчивое желание поменять местами руки и ноги тем, кто проводил на нём эксперименты. Потому, что по моему личному мнению особой разницы, между этими конечностями у коновалов просто напросто нет. Конечно, я могла бы начать вопить на тему косоруких идиотов, но кто в своей жизни хоть разок не побывал в их числе? Однако, с конкретными личностями что-нибудь сделать хотелось, несмотря ни на какие уговоры. Завершив связующую технику, подлечиваю подопечного для того, чтобы состоянии оставалось на прежнем уровне пока я думаю над полномасштабным лечением.       — Подобную диагностику нужно будет проводить раз в две недели или после сильного перенапряжения. В течении пяти-семи дней я буду вести плотное наблюдение за твоим состоянием. По результатам, если будет несколько возможных вариантов лечения выберешь тот, что посчитаешь более приемлемым для себя. Затем я начну подготовку к созданию препаратов нужных для наиболее щадящего и гармоничного изменения тела. Уже сейчас могу сказать только то, что при желании есть шансы, откатить изменения, произошедшие с тобой за время экспериментов, но в равной степени это может привести вместо желаемого эффекта к ослаблению способностей и ухудшению состояния организма.       — Я могу стать обычным человеком? — задумываюсь прежде чем ответить.       — Таким, каким был до начала экспериментов. Я не местная и понятие обычности у меня совершенно другое, так что пока ничего не могу утверждать.       — Сколько будет длиться лечение? —интересуется М-21.       — Об этом пока говорить рано, — я снова зеваю, а в груди едва заметно начинает нарастать знакомое жжение. Это начинает уже надоедать. —Перед изгнанием я использовала одну технику, которая превосходила возможности моего организма, одно из последствий было довольно наглядным. Другое же состоит в необходимости лечебного сна. Организм будет стараться урвать его при любой возможности, так что нужные расчеты могут занять больше времени чем хотелось бы.        В этот момент в комнате появляется директор Ли азартно сверкая глазами.       — Как Вам кофе? — натянув на лицо насквозь фальшивую улыбочку спрашиваю я, но весь боевой настрой с меня сбивает очередной зевок. В место ответа меня сгребают в охапку и волокут в подозрительно похожее на лабораторию помещение. Конструктивного диалога не получается — я вырубаюсь.       Нечего было отбирать у меня кофе, да. ***       Узнавая этот мир я с удивлением открываю для себя, насколько же при кажущимся сходстве различны миры в которых мне было суждено жить. Дни тянутся своим чередом словно нанизанные на нитку: вечные споры с директором Ли, общение с приходящими после занятий детьми, лечение подопечного. Самым трудным для меня оказывается… обучение местной медицине и другим наукам под руководством директора. Многое из того, что приходится учить вызывает нервный смех или очередной спор между нами. Что поделать у наших миров слишком разный подход к познанию мира, понятие нормы то же существенно отличаются, так что…       — Удивительно насколько у Вас, мисис Акаши, внешность отличается от внутреннего содержания. Заставляя незнакомых людей принимать Вас за невинного, хрупкого ангела… И сколько же разочарования Вы приносите стоит только приблизиться к Вам, заговорить, внимательней заглянуть в глаза… — Причиной почему мы еще друг друга не поубивали являлся великий и несравненный Кадис Этрама Д. Рейзел. — Как Вы можете быть столь жестокой?!       — Мне кажется, что Вы слишком предвзято относитесь ко мне. Юни, Шинву и Ик Хан совершенно другого мнения, а как известно дети проницательнее взрослых, — с милой насквозь фальшивой улыбочкой отвечаю, еще больше выводя из себя блондина.       — Известно? Вам? Судя по словам у Вас никогда не было собственных детей, а если это не так, то мне их искренне жаль. С такой матерью… — директор Ли осёкается и замолкает, растеряв весь свой запал под моим резко изменившимся взглядом, неестественная улыбка намертво прилипла к лицу. А в душе…        Почему его слова меня настолько задели, он же мне по сути никто?       — Тысяча извинений, мне не стоило говорить о том, о чем я не имею ни малейшего понятия, — я рвано киваю. Желание прибить директора достигло опасных масштабов — нужно побыть одной. Срочно.       Ухожу шуншином подальше от блондина.       Сидя на самом краю крыши высотного здания и вдыхая успевшие стать привычными запахи города, я любуюсь закатом… Ничего другого для успокоение нервов в голову не пришло. И пусть здание далеко не высотка моей мечты, закат кончился раньше, чем я сюда заявилась и уже во всю светит полная луна, а заброшенность здания из-за которой оно и было выбрано оказалась весьма сомнительной — идти куда-то еще совершенно не хочется.       Почему я так бурно отреагировала на его слова? Ну и что такого он сказал? Разве мне ничего подобного в лицо не говорили? Говорили, и в более грубой форме, но… Почему-то именно его слова задели, разбередили старые раны, которые как я наивно думала уже давно зажили. Ведь нельзя вечно кого-то оплакивать, верно? Так почему мне сейчас так обидно от сказанных директором Ли слов?       Под матерные крики и улюлюканье на крышу вылетает задыхающийся от бега худющий и длинный как жердь подросток. Синяк бод глазом разбитые губы, одежда вся в крови, загнанный взгляд — типичная жертва. Замечая мой темный силуэт, замерший на краю в довольно-таки неподходящей для человека позе, он оскалившись словно зверь застывает посреди крыши, готовясь продать свою жизнь подороже. А может и не совсем типичная.       На крышу вбегают преследователи в лице пятнадцати человек в черных исписанных красными письменами балахонах, довольно помятые, кое-где даже покусанные и очень злые. Сектанты?       — Стойте! — перед тем как крикнуть эту эпичную фразу я меняю дислокацию и принимаю наиболее безобидный вид. Простейшая техника и я хрупкая, беззащитная, малышка в белом платье с рисунком в виде розовых крупных ромашек по подолу и вороту, белые туфельки, золотые кудряшки блондинки. Преследователи оборачиваются в мою сторону и ненадолго застывают.       — О еще одна жертва! — радостно заявляет один из этой толпы. Что-то это мне напоминает. — С такой мы точно сможет вызвать демона.       Хидана на них нет. Вот уж кто им разъяснил политику партии.       — Девочка, иди сюда не бойся, мы тебя не обидим. Этот дурак просто неудачно пошутил, — меня приняли за ребенка… Нет, с моим видом это естественно… если отключить мозги или не иметь их вовсе. Говоривший начинает медленно подходить ко мне, явно боясь спугнуть.       Дилетанты.        — Что ты делаешь здесь так поздно вечером?       — Беги от сюда! — кричит напряженный до предела подросток.       — Зачем? — удивленно спрашиваю я, тепло улыбаясь подростку, а потом обращаюсь к балахонщикам уже с фирменной фальшивой улыбочкой. — Они же просто неудачно пошутили. Так?       — Верно, девочка… Э? — изготовившийся меня схватить мужчина теряется встретившись с моими глазами с которых я сбросила хенге. Изумрудные чуть светящиеся в темноте с вертикальным зрачком… О, да! Мои глаза несомненно смогли затронуть некие душевные струны собеседника. — Что за…       — Какие интересные рисуночки, вы носите. Дяденька, а вы уверенны что они сработают, если тут действительно появиться д… — я смущенно краснею, и наивно-наивно хлопаю ресничками. — Кто-то как я?       — Как ты? — дрогнувшим голосом спрашивает мужчина, я усердно киваю.       — Конечно! Как там говорят эти зануды… — я притворно мощу лоб, приложив пальчик к обиженно надутым губам. — Стучите и вас пристукнут! Ну или что-то похожее…       — Стучите и вам откроют… -неуверенно мямлит парламентёр. Мои глаза становятся добрыми-добрыми, улыбка всепрощающей, сектанты невольно расслабляются.       — Радуйтесь, — лучась притворным позитивом, горомко возвещаю я, затем словно устыдившись своего поведения, снова краснею говоря тише и одновременно начиная едва заметно давить на них своей жаждой убийства, добавляю, несмело улыбаясь. — Вы достучались. Могу открыть. Может быть… Точно! Вы сами или мне вас проводить? Мне не сложно. А то вы всё стучите и стучите, а мне даже как-то стыдно стало, нэ?       — Н…Нет, спасибо, мы как-нибудь сами, — нервно сглотывает мужик.       — Точно? — участливо спрашиваю я. — А, то вы вдруг добро творить начнёте, искренне раскаетесь в плохих поступках? Вы же к нам не попадёте… Даже еще раз встретиться не получиться.       — Точно, мы сами справимся. Помощи не надо.       — Да мне не сложно, — еще одна смущенная улыбка с моей стороны и легкое усиление яки.       — Нет-нет не стоит беспокойства, мы сами, — заверяет парламентёр и натужно смеётся. У кого-то из толпы сдают нервы и раздаётся звук выстрела. Ловлю пулю с помощью барьера. Рассмеявшись и показываю трофей парламентёру как самое большое в моей жизни сокровище. Немного постояв с протянутой рукой и не найдя отклика у этого жестокого человека, заявляю хлопая в ладоши от радости.       — Ну теперь я знаю, что вы точно не заблудитесь! Стрелять в маленькую беззащитную и безоружную девушку! Зря волновалась. Вы точно попадёте к нам! Искренне раскаяться у вас точно не выйдет! Ой, а что же вы тогда еще здесь стоите, если еще ненагрешились? А то мне правда, совсем не сложно проводить…       Балахонников словно сдувает с крыши невидимым ветром. На крыше остается только не состоявшаяся жертва, перестав претворятся, я недовольно бурчу глядя на подростка.       — А, ты что еще здесь делаешь?       — Не знаю, как ты проделывала те фокусы, но я видела, что ты притворялась, — болезненно морщась отвечает девушка. — Кто ты?       — Человек?       — Ты у меня спрашиваешь? — удивляется собеседница.       — Ну, мне один божественный мудрец советовал не врать, вот и спрашиваю, — глаза девушки становятся идеально круглыми. Почему бы мне не сделать доброе дело? —Только не пищи и не брыкайся, сейчас приведу тебя в порядок.       Используя лезвия ветра срезаю с неё всю одежду, убраю кровь и грязь залечиваю раны и убираю внутренние повреждения. Техникой для восстановления несложных вещей привожу в порядок одежду и обувь. Протягивая вещи их владелице щипаю за руку приводя девчонку в себя.       — Одевайся, — та беспрекословно подчиняется. — Ну вот, другое дело. До дома без приключений сама добраться сможешь?       — Нет! — слишком резко отвечает девушка сверкая льдисто-серыми глазами.       — Врёшь ведь, — я недовольно качаю головой, разворачиваясь и возвращаясь на облюбованный до этого край крыши. С тоской вглядываюсь в ночное небо с непривычно маленькой луной и с совершенно другой вязью звёзд. Злость прошла, а настроение окончательно испортилось.       — У меня в больнице отец. Он, в коме… Я… Ты… — подросток, девчонка по сути смотрит на меня с такой безумной надеждой, что становится плохо. Мда, вот и не верь после этого, что любое доброе дело не остаётся безнаказанным. — Уже два когда, дядя требует от нас с мамой дать согласие на отключение от аппарата жизнеобеспечения…       — Я похожа на того, кто страдает альтруизмом и стремиться помочь всем и каждому? — удивленно выгнув бровь и жестко усмехнувшись спрашиваю я.       — Да! То есть… — она очень нервничает и у неё плохо получается контролировать свои эмоции, хотя видно, что она училась контролю.       — Веди, — подумав о том, что профессия всё-таки накладывает на человека говорю я. — Гляну, что можно сделать. Чуда не жди, как видишь белых крыльев за спиной нет и нимба над головой не предвидится.       Она усердно кивает и бесстрашно схватив меня за руку потащит за собой. Добираемся мы до нужной больницы на мотоцикле этой упорной особы, который мне еще пришлось чинить. Еще после получаса вяленькой игры в шпионов передо мной предстаёт опутанный проводами человек, родственные связи которого с моей спутницей не вызывают сомнения. Вроде и в коме, а мордаха такая же наглая и решительная как у дочери — один в один прямо, не смотря на различия в чертах лица и другие мелочи.       Выползая под утро из больницы и страшно зевая, натыкаюсь на очень злого директора Ли. Грозно сверкая глазами он закатывает целую лекцию о том, что не стоит так внезапно исчезать особенно, если можешь внезапно уснуть и попасть в неприятности. Горящие глаза и витающая вокруг него тёмная энергия ничуть меня не беспокоят. Впечатляющее зрелище, конечно, но не с моей биографией дёргаться ели точно знаю, что бить насмерть Франкенштейн не станет.       Краем сознания обращаю внимание на испуганный взгляд из окна недавно покинутой палаты, к которому спустя непродолжительное время присоединился более внимательный и цепкий, зеваю.       — Ты меня вообще слушаешь?!       Привычное жжение в груди не даёт разгореться новому спору.       Спаааать.