Duration: 1978
Keiko Matsui — White Castle
Касаясь пальцами его волос, я чувствовал трепетную дрожь по своему телу, и избавиться от этого было невозможно, да и не хотелось совсем. Мы часто приходили сюда, в домик на окраине города. Он был спрятан рядом с глушью леса. Бэкхён всегда жаловался, потому что здесь слишком много насекомых, которые всегда были не прочь полакомиться им, но, в конце концов, затихал, понимая, что от этого не спрятаться. Мы иногда ходили на реку, чтобы насладиться прохладой в жаркие июльские дни, а когда вдоволь наплаваемся, то поднимались выше по склону и находили там небольшой домик-сарай. Когда мы впервые обнаружили его, там не было никого, и само строение пришло в запустение, но нам оно вполне подошло. Думаю, что для не брезгливых людей или хотя бы тех, кто стремится сбежать от городской жизни, это место не покажется таким уж ужасным, наоборот, оно приобретёт в их глазах особые краски. Мы обустроили его под уютное гнёздышко, перетащили покрывала и одеяла, минимум для жизни имелся. За едой ездили в город, но снова возвращались. Еды хватало на неделю, а потом приходилось снова отправляться туда. Обычно этим занимался я, на Бэкхёне висела готовка. Мы не договаривались об этом, всё так завелось само. Кажется, одна из главных черт в наших отношениях, так это то, что без слов и так всё ясно. Скрип и лязг заржавевших замков помнится особенно хорошо. По ночам, повалившись на солому, мы смотрели на сияющее небо. В потолке был уголок, который то ли прогнил от времени, то ли был таким изначально, и смотря туда, всегда можно было разглядеть небольшой кусочек чёрного неба с охапкой звёзд. Он всегда шутил о том, что обязательно сорвёт оттуда и мне кусочек. Бэкхён. Именно с ним я часто приезжал сюда, спасаясь от шумного мегаполиса и ища укрытия в тихом и спокойном месте. Он никогда не был против, стремясь к такому уюту. Мне казалось, что мы были предназначены друг другу судьбой. У нас были дома, были семьи и родственники даже. Вернее, только у Бэкхёна… Но они жили в самом городе, не находя в себе сил собрать вещи и поехать с нами на окраину, да и на учёбу и работу добираться долго. Мы не настаивали. Поэтому были здесь в одиночестве. Только вдвоём. Путаясь пальцами в его волосах, я надеялся, что всегда будет так. Что не случится так, что мы расстанемся, не случится что-то такое, что заставит его страдать, Бэкхёна. Я не причиню ему боль, нет. Но меня не покидало чувство, что случится что-то плохое. Это гадкое ощущение скользило по органам, скручивая их и будто ломая, хотя невозможно всё это, конечно. Сцепив зубы плотнее, я глубоко вздохнул и прислушался к тихому сопению Бэкхёна, надеясь, что он поспит ещё немного. Мне нравится наблюдать за ним, и когда он рядом, плохое само уходит на второй план. Этот парень уже давно заставлял чувствовать себя спокойнее оттого, что кто-то есть рядом. Ввиду того, что я рос без родителей около двадцати лет своей жизни, мне всё равно требовалось ощущение близкого рядом. Иначе жить становится слишком плохо. Они погибли пятнадцать лет назад, когда мне было пять. И вновь, то самое ощущение, что было тогда. Я запомнил его особенно хорошо. Кончики пальцев леденели, и ничем нельзя согреть, сердце сжимало и сжимало до боли. Сейчас я чувствую то же, и ощущение накатывающей опасности и липкого страха за спящего рядом мальчишку вцепилось в меня настолько, что я, кажется, ощутил боль физически. Похоже на паранойю. Моя мама была черноглазой красавицей среднего роста, она работала в цветочном магазине, радуя людей помощью в выборе растений. Отец занимался тяжёлым физическим трудом, и он рано постарел: это было заметно и мне, кое-где виднелись седые волосы. Я вспоминаю вечера на маленькой кухне, проведённые вместе с ними: сырая ночь приносила влагу в комнату, пар над горячим чаем растворялся в воздухе, мы ели горячую лапшу с соусом, слушая рассказы матери о том, как проходил её день. Отец был менее разговорчивым, но я знал, что он всегда найдёт тему для беседы с мамой: то, как он нежно обнимал её, как помогал по дому после тяжёлого трудового дня, я навсегда запомнил… В какой-то момент Бэкхён тихо застонал и медленно открыл сонные тёмно-карие глаза, непонимающе посмотрев на меня. И до меня наконец дошло, что в процессе раздумий сжал его плечо пальцами сильнее нужного, даже оставляя краснеющие следы на юношеской коже. — Прости, я не хотел тебя будить. — Что-то случилось? — его сонные глаза смотрели на меня с нескрываемым беспокойством. И лишь где-то в дальних уголках этих глаз я всегда мог разглядеть заботу и тепло. — Дурной сон приснился, не бери в голову, — мальчик кивнул. Он и вправду ещё лишь мальчишка. И пускай разница у нас в возрасте совсем небольшая, он всё равно оставался и так и останется для меня лишь маленьким ребёнком, требующим защиты и заботы. Как и у меня, у него тоже не было хоть одного родителя. Не было отца. Он погиб на войне ещё семь лет назад, тогда Бэкхёну было десять. Он сильно переживал, я знаю это. Он никогда не говорит на эту тему и не помнит лица отца. — Ты никогда не боялся, что останешься один? — этот вопрос давно гложет, но выхода себе не находил, спросить сумел только сейчас. Чувство, что рано или поздно случится то, чего я боюсь — пугает и устрашает. Сейчас я особо остро нуждаюсь в этом парне, сейчас он нужен мне, как никто другой. Я не могу его потерять. Возможно, именно в привязанности дело? Чем дольше ты находишься с человеком, тем больнее будет его терять. Если случится что-то плохое, и я потеряю Бёна, тогда сломаться, как щепка, будет легче простого. Без него нет жизни. — Боялся, — честный ответ заставляет вздрогнуть. Он никогда не врал. Без сомнений. — А ещё я боюсь темноты и яркого солнца, такие вот глупые страхи молодого подростка. — Если никого не будет поблизости, я могу свихнуться в одиночестве. Ты знаешь о моих родителях… — Знаю. Больше мы не говорили. Мне было достаточно его ответа, а спросить о чём-либо Бён не собирался, либо не решался. Я вышел на улицу, оставив его одного. Посмотрев на зелёные ветки деревьев, которые уже начали желтеть и увядать, перевёл взгляд на город. Вид отсюда всегда одновременно странный и прекрасный. Кажется, что он близко, но в то же время на самом деле далёк, как небоскрёб. Иногда в забытье я протягивал руку, пытаясь коснуться верхушек домов, но в итоге хватался пальцами за воздух. Всё спокойно, всё как всегда, но чувство сосущего страха не покидало, мало того, в сердце решило сунуться и ещё одно противное: ужас. И я позволил, не в силах сопротивляться. Сжимая ладонью футболку в районе сердца, я чувствовал, как медленно задыхаюсь. Случится что-то нехорошее. Знаю. Что-то случится. Но время шло, и не происходило ничего, разве что иногда я слышал отчего-то вдруг ставшие тихими крики птиц и приглушённые шумы машин вдалеке. Жизнь в городе, казалось, прекращается, хотя ещё день. Будто исчезли все краски. Он становился тусклым и некрасивым, от этого зрелища сжималось сердце в разы быстрее и больнее. Земля под ногами дрогнула, и я отступил на шаг неуклюже, вздрагивая всем телом, подобно земле. Недобрый знак, будто где-то рядом бомба взорвалась. Нахмурившись, снова направил взгляд на город. И обомлел. Густой чёрный дым вился вокруг одного из домов, а затем у другого и следующего…Blueneck — Seven
Чанёль знал, что происходит. Я бегом побежал обратно в небольшой домик. Схватив свой старый рюкзак, сунул туда куски хлеба и сыра с колбасой, предварительно убрав их в полиэтиленовые пакеты. Я знал, что оставаться здесь больше нельзя. Нужно уходить. Это бомбы. Бомбы — это война. А если это война, значит, нужно уходить как можно дальше от города, в чащу леса или ещё куда — неважно. Мы должны уходить, иначе не выжить. — Что случилось? — голос из-за спины заставляет вздрогнуть. Оборачиваюсь. Лицо Бёна сосредоточено, но всё также обеспокоенно. Тогда я ещё не знал, что уже очень скоро его жизнь окажется на волоске от смерти. Быстрым шагом преодолев расстояние между нами, повесил рюкзак на его плечи. Второй, у нас было всего два. Туда я положил пластыри и прочие медикаменты, мало ли что нас ждёт впереди. Плохое предчувствие всё не покидало. Пока я убирал последние вещи в рюкзак и уже застёгивал молнию, послышался треск и до одури противный писк, меня передёрнуло, и через секунду заговорил голос. Радиоприёмник пусть и старый, но ещё работает. Слова немного искажались, но мы слышали каждое. — Война обрушилась на наш город неожиданно, но мы не растерялись и дадим отпор! Танки и солдаты уже вышли на тропы сражения, они борются за наши жизни. Городское население в ближайшие часы будет эвакуировано, оставайтесь на местах и не выходите из дома для собственной безопасности. Пригодные для службы юноши призываются, солдаты не бесконечны. Не пейте воду из-под кранов и других источников, она отравлена газом вражеских войск… — я первым вышел из сарайчика, боязливо оглядевшись вокруг, за мной последовал Бэкхён. Вцепившись двумя руками в мой рукав, он не отходил ни на шаг. Воздух казался гуще и тяжелее, дышать было трудно, и лёгкие словно наполнял не воздух, а едкий газ. Глаза чуть слезились, но это лишь пока. Нам повезло, что мы не в эпицентре того ужаса, который творится в городе. А я не сомневаюсь, что там сейчас страшно находиться. Я сделал лишь шаг, но тут же заметил краем глаза движение справа. Люди? Мгновеньем позже заметил форму. Резко сделав шаг назад, и потянув за собой Бёна, заткнул ему рот ладонью. Не хватало попасться им. Возможно, они рыскали в поисках людей, которых нужно эвакуировать, но весь их вид явно не говорил о том, что они те, кто собирается помочь. Чувство страха и какой-то неизбежности усилилось. Мы бежали в лес. Я шёл как можно быстрее, зная, что нельзя оставаться на одном месте. Нельзя рисковать и устраивать привалы, нужно идти до первого населенного пункта, который мы увидим. Я надеялся, что мы увидим ещё тот, в котором не начала хозяйничать война, и сможем укрыться там на какое-то время. Я отдал почти весь хлеб Бэкхёну вместе с сыром, сам довольствовался лишь одним бутербродом. Бён более хрупкий, без еды долго не протянет, в отличие от меня. Ещё мы ели ягоды, я нашёл чернику. Болота растягивались перед нами, как адские ямы. Ноги Бэкхёна затекали, я ничего не мог с этим поделать. Руки покрывались волдырями, сначала я думал, что это всё из-за крапивы, но позже стал думать, что это нечто другое: слишком уж сильным было жжение местами. Мы всё шли и шли. Я не знал, куда. Но мы должны были двигаться вперёд, иначе — нельзя. — Сколько мы идём?.. — тихий голосок Бёна заставлял сердце сжиматься. Он страшно устал, я знаю это. Уже давно стемнело, я не видел ни единого луча солнца. Шли почти в кромешной темноте, путь освещала только тусклая луна размером с кусок сыра. Снова земля вздрогнула под ногами, я схватил Бэкхёна и упал на землю. Близко. Опасно. Это слишком опасно. Бэкхён уже ничего не понимает, ему страшно. — Мои ноги… — он продолжал ныть. Его глаза были полны слёз, я видел, как это больно. Даже при тусклом освещении я видел, как его простенькие сандалии окрасились кроваво-красным. Кровавые мозоли, его ступни черны от грязи и пропитаны кровью, а лицо давно исцарапано ветками деревьев. Изморозь ложилась на наши пальцы, холодно. — Потерпи, ещё совсем немного и мы выберемся отсюда, — я стащил со своих ног старые кроссовки. Они были в самом деле старыми, еле держались и чуть не разваливались, но я любил их и не мог с ними расстаться. Теперь я пожалел об этом, потому как сейчас от них толку мало. Вытащив второпях из рюкзака бинты, я усадил Бэкхёна на землю и кое-как перебинтовал его ноги, потом надел на его ступни свою обувь. — Идти можешь? — я помог ему подняться. Каждый шаг отражался на его лице гримасой боли, но делать было нечего. — Вперёд, мы не можем останавл… — договорить я не успел, снова раздался взрыв, и земля словно подпрыгнула сама. Бэкхён вскрикнул. — Надо двигаться дальше, — я взял Бёна за локоть и потащил за собой, надеясь, что скоро мы выйдем к населённому пункту или хотя бы к месту, где безопасно. Я должен вывести Бёна туда, где не будет угрозы. Должен. Но тут услышал треск веток и замер на месте. И секунды не потребовалось, чтобы я понял, что мы здесь не одни. Тут же пригнувшись, повалил Бёна не землю, он чуть было не вскрикнул, я успел зажать чужой рот, но не помогло. Уткнув его лицо себе в грудь, прижал парня к себе крепче, молясь, чтобы он молчал сейчас. Нас могут найти, я слышал перешёптывания мужских голосов. Солдаты. Нужно заткнуться и сидеть тихо, иначе и я, и Бэкхён останемся с кровавой ножевой раной на шее или пулей в голове. И если бы нас взяли как гражданских, а не вражеских разведчиков, например: во-первых, нам не выжить хотя бы потому, что документов с собой нет. Они остались дома. Всё важное, конечно, я оставил там, твою мать! Ну и, во-вторых: кто станет церемониться с двумя парнями, которые никому к чёрту не нужны?! Они прошли мимо.Psyclon Nine — Take My Hand While I Take My Life
Мимо. Выдохнул только тогда, когда увидел, как последний скрылся за деревьями. Можно выдвигаться дальше. С опаской поднялся и, всё ещё чуть пригибаясь, двинулся вперёд, держа Бёна за руку и таща за собой снова. — Куда мы идём? — Я не знаю, — честно ответил. Я действительно не знал, куда… — но нам нельзя здесь оставаться. Снова резкий взрыв оглушает, и земля под ногами вновь дрожит, мы оба падаем, как тряпичные куклы. Близко. Бомбы совсем рядом. Надо поторапливаться. Я бежал вперёд, не оглядываясь и не оборачиваясь, лишь крепче стискивая потную ладошку Бэка, молясь, чтобы он не упал больше и бежал за мной быстрее. Когда я наконец выдохся и перешёл на шаг, то вдруг обнаружил, что мы вышли из леса. Заметил это только тогда, когда почувствовал под ногой твёрдую поверхность, а не землю. Бетон. Всё было покрыто бетонными плитами. Мы пошли вперёд, я тянул за собой Бэка и сжимал его ладонь сильнее, игнорируя то, что ему, наверное, больно. Казалось, что если отпущу, его пристрелят или он потеряется. Я посмотрел перед собой. Перед нами возвышались высоченные железные двери, открытые почему-то. По обе стороны от них был бетонный забор, по верху — колючие железные прутья-кольца. Заметил на бетонном полу следы от шин, видимо, сюда ездят грузовые машины. Плохое предчувствие слова скрутило внутренности. Я обернулся и посмотрел на уставшего и вдруг словно постаревшего на несколько лет Бёна: — Оставайся здесь, ни шагу отсюда, — повернулся вперёд, намереваясь идти, но голос юноши остановил на секунду: — Куда ты? — Тихо, — шикнув на него, пошёл вперёд быстрее, надеясь, что у него хватит уму не следовать за мной. Я знал, что по ту сторону дверей увижу нечто ужасное, потому не позволил Бёну идти со мной. И когда моя фигура скрылась за дверями, я прошёл несколько метров вперёд. Тот же пол из бетонных блоков, вокруг словно гаражи, но они большие. Бетонные изгороди. Вонь непереносимая, я какие-то секунды не мог понять источник, и лишь когда я приметил руку, торчащую из-за двери одного из «гаражей», понял, в чём дело. Идя дальше, заметил, что вороны всё чаще сидят на крышах, это недобрый знак. Пахло всё хуже. Прогнившим и вонючим, хотелось развернуться и убежать от этой вони, которая рисовала в моём воображении страшные картины. И вот, когда я увидел их, то рухнул на землю, не чувствуя боли в коленях. Из меня чуть не вышла вся еда, которая ещё оставалась во мне со вчерашнего дня. Непереносимый смрад стоял в воздухе, и глаза теперь слезились от ужаса… Передо мной возвышалась куча из... людей. Словно навоз, они были свалены друг на друга. Нет, не люди, уже их тела и медленно, но верно разлагающиеся трупы. Я понял, откуда этот запах. Запах гниющей плоти и разлагающегося тела. И тогда меня вырвало. Перед глазами вдруг пронеслось воспоминание. Бэкхён суёт мне под нос фотографию, на ней изображены его родители. Он всегда носит её за пазухой. — Когда-нибудь я хочу увидеться с ними снова… — глаза Бэкхёна сияют надеждой. Я закрыл глаза и открыл, передо мной вновь появилась куча мёртвых тел. Пересилив себя, начал буквально ползать по трупам, высматривая лицо женщины, надеясь, что не отыщу его. Я мог прекратить, мог, но что-то не позволяло. Я должен… должен был знать. Минуты поисков казались часами. Вонь била в нос и раздражала, иногда запах крови перебивал запах гниющих тех. Я нашёл её. Затёкший глаз и синяк под ним же, разбитая губа и посиневшее лицо. Её рука, торчащая из-под чьего-то живота, была невероятно холодной, слишком для этой реальности. Темноволосая женщина была матерью Бёна, я не мог ошибиться. * * * Глаза Чанёля были пусты, потерянность ничем нельзя было скрыть. По коже младшего тут же начал расползаться липкий страх, едва Чанёль вернулся. Что-то произошло. — Что там? Что ты видел? — он высунул голову из-за плеча Чана, но тот положил ладони на плечи Бэкхёна и поставил на место. Вдруг резко обхватив его плечи руками, он обнял его, обнял нежно, так, как только мог сейчас. Бён чувствовал запах гнили и крови. Он увидел на пальцах Пака кровь. — Чанёль?.. — тихий и совсем неуверенный голос с трудом дошёл до сознания старшего. — Не бери в голову… — ему казалось, что голова сейчас взорвётся. — Чёрт подери, скажи мне, Чан! — его маленькие ручки сжимали ткань футболки Чанёля, глаза были полны ужаса перед неизвестностью, ужаса перед тем, что скрывает от него Пак. — Хватит молчать, ты уже говорил мне сотни раз, чтобы я не обращал внимания, скажи, наконец, что ты видел! Скажи, Чанёль, ты ведь знаешь! — и когда из глаз старшего потекли слёзы, будто дождь с неба, Бён опешил и не знал, как поступить. Даже отступил на шаг, не понимая, что заставило взрослого парня расплакаться… что заставило… расплакаться Чанёля? Заставило расплакаться парня, который всегда весел и улыбчив, парня, который никогда не унывает? Что… Бэкхён обхватил его вдруг посеревшее лицо ладонями: — Чанёль! Чанёль! — он пытался достучаться до плачущего Пака. Он должен был. — Прости… Я не хотел… Ты… — его голос перешёл на шёпот, будто стал сорванным и осипшим. — Они мертвы. Они… все мертвы… — О чём ты говоришь, Пак? — Бэкхён боялся. Он вцепился пальцами в плечи Чанёля, пытаясь растормошить его и привести в чувство. Бён не знал, что происходит. — Кто мёртв? Что ты видел?! — лицо Пака всё больше зеленело и тут же бледнело, казалось, его снова вырвет. Потное и вдруг ставшее слишком грязным, оно пугало, капли пота выступили на его висках, а чёлка прилипла ко лбу. От Чанёля продолжало нести гнилью и смертью.Blueneck — Symbiosis — Part 1
— Я видел её… — его голос дрожал. — Кого? — Я видел её… — Чанёль будто не слышал слов Бёна. И тогда парень перестал задавать вопросы, потянул Чанёля подальше от этого места, не желая больше здесь оставаться. Чёрные вороны каркали словно в самое ухо, их голоса пугали. Эти двое были одни здесь. Одни в живых. Ноги Пака стали точно ватными, и Бэкхёну приходилось тяжело. Он тащил за собой его и еле справлялся со своими собственными ногами, они страшно болели. Но не то было важно. Он не мог понять. Его не покидал ужас. Что же такого увидел Чанёль, что так переменился? Чанёль не знал, что поседел. — Знаешь, Бэк… — осипший голос Бэкхён услышал лишь тогда, когда они снова вернулись в лес. Бэк не мог больше оставаться на том месте, где Чанёль увидел… столь пугающее, то, что заставило его рвение спастись исчезнуть. — У них не было шансов. Это было предрешено. Я видел их лица. Это страшно, ты понимаешь? — Чанёль посмотрел на Бёна, и тот ужаснулся, покрылся холодным потом. Во взгляде Чана не было ничего. Совершенно пусто. Бэкхён кивнул. — Я видел их лица… — он шептал и шептал это, как заклинание, эти слова пугали Бэкхёна. Он боялся, что больше не увидит Пака прежним. Этот парень словно сошёл с ума. — Пойдём дальше, — в горле Бэкхёна не было ни единой капли воды. Он уже давно ничего не пил и страшно хотел получить хоть глоток воды. И когда он заметил речушку где-то внизу, то не помнил себя от счастья. Парни шли по небольшому, но крутому склону, река была в самом низу, нужно было спускаться. Бэкхён усадил Чанёля на землю. Он не знал, что смотрит на него, возможно, в последний раз. Шепнул: — Я скоро вернусь, принесу воду. Подожди немного. У них не было шанса. И он ушёл. Забыв о том, что вода давно отравлена, всё равно несясь бегом по склону вниз, он не знал, что через секунду споткнётся и сорвётся вниз, переломает себе шейные позвонки, и что его позвоночник разрубит острым камнем на части. Он не знал, что его рука неестественно согнётся, он не знал, что от его грудной клетки почти ничего не останется. Он не знал. И знать больше не мог. Чанёль слетел с катушек, кажется. В голове прочно засели образы убитых, они были в каждой клеточке мозга, они словно пожирали Пака. Когда он услышал странный шум и всплески воды, то тут же резко поднялся. Нужно идти, снова идти. Что-то произошло. Почему Бёна нет? Тогда он сошёл с ума. Когда он увидел полностью разбитого парня, утонувшего. Когда он вытаскивал мешок с костями из воды, когда его руки покрывались волдырями, он пытался разглядеть в лице Бёна того человека, которого раньше знал. Но ничего, кроме зияющей дыры, которую пробил в щеке Бёна острый камень и крови, он не увидел. А ещё он слышал хлюпанье крови. Да, он определённо точно слышал его и видел, как лопался волдырь на левой щеке Бёна. Чанёль не долен был отпускать его одного, он смог бы предотвратить это, он... Отступив на шаг, он, кажется, потерял рассудок в тот момент во второй раз. Пак не знал, какую молитву читать и не знал, как проводить его в последний путь. Выкапывая собственными руками могилу для своего счастья, он плакал. Плакал долго и безостановочно, Чанёль не слышал ничего вокруг. И когда пошёл дождь, ему было плевать. Когда он повалил Бэкхёна в яму, когда начал посыпать его грудь и ноги землёй, он продолжал плакать, плакать потому, что-то, чего он так боялся, свершилось. Больше всего Пак боялся потерять Бэкхёна.Андрей Ненужный — Колыбельная
Тогда он потерял всё. Ничего больше нет.
И Чанёль опустился на колени перед рекой. Нет, он не собирался топиться сам, только омыл лицо и шею этой водой, понимая, что этого будет достаточно. И тут же почувствовал жжение. Отравленная вода заставляла кожу пузыриться. Это было больно. Но не больнее, чем было до этого. Он кричал и звал Бэкхёна. Он помнит, как из глотки само вырывалось его имя сначала с голосом, а затем беззвучно. Отрава медленно проела горло. Ему больше не было больно. Всё, о чём он подумал в последний момент, это о том, что, наконец, встретится с Бэкхёном. Эта разлука в пару часов была невыносима и, кажется, лишила его жизни заранее. Чанёль видел всё. Видел смерть родителей, видел смерть любимого, видел войну. Он всё видел. И когда слышал липкие хлюпанья отравленной воды, когда чувствовал, как его глаза лопаются и пузырятся, тогда он вдруг подумал, что ему тоже пора уходить. И последнее, что появилось перед глазами, это образ улыбающегося парня с тёмными каштановыми волосами, образ Бён Бэкхёна, и Пак был готов идти к нему. Тогда он умер, слыша крики солдат, кажется, они нашли гражданского и, возможно, хотели ему помочь. Но было уже поздно.