***
Тогда мы жили в пригороде шумного Нью-Виньярда, Мэйте. Наш дом был, можно сказать, слишком большим для семьи из трех человек. Были даже комнаты, о существовании которых я не догадался даже спустя пять месяцев после приезда. С одной стороны, это было неудобно, но это был единственный дом с магазином внизу, где мой отец мог время от времени подрабатывать. После моего дня рождения (мне исполнилось пять лет, праздновали только я и мои родители) я слег с лихорадкой. Доктор сказал, что у меня мононуклеоз, а это означало, что ни о каких играх на свежем воздухе и речи быть не может, как минимум на три недели. То был ужасный период лежания в постели. Наша семья тем временем паковала вещи — мы собирались уезжать в Пенсильванию. Большая часть вещей была упакована, и моя комната пустовала. Мама приносила мне лекарство и книжки, и последнее служило мне единственным развлечением все последующие недели. Скука всегда тенью лежала в дальнем темном углу, чтобы потом поднять свою уродливую голову и разделить мои страдания.***
Я точно не знаю, как пересказать мою встречу с мистером Широкоротом. Первое, что сделал, увидев это маленькое существо — спросил, есть ли у него имя. Он сказал мне называть его мистером Широкоротом. Вообще, это имя подходило ему: его голова, глаза, уши крючком — все было большим, но вот рот был самым огромным. «Ты похож на фирби.» — сказал я ему, пока он листал одну из моих книг. Мистер Широкорот замер и удивленно посмотрел на меня: «Фирби? Что это такое?» Я пожал плечами: «Ну, понимаешь... игрушка. Маленький робот с большими ушами. Его можно кормить и ухаживать за ним, как за настоящим питомцем.» «А.» — сказал он, продолжив свое занятие. — «Он тебе не нужен. Лучше иметь настоящего друга, чем робота.»***
Я помню, что мистер Широкорот исчезал каждый раз, когда мама приходила проведать меня. «Я прячусь у тебя под кроватью.» — объяснил он мне потом. — «Я не хочу, чтобы твои родители увидели меня. Я боюсь, что тогда они больше не позволят нам играть.» В первые дни мы ничего особого не совершили. Мистер Широкорот просто смотрел на мои книжки, заинтересованный их историями и картинками. На третье или четвертое утро он поприветствовал меня своей широкой улыбкой. «У меня есть новая игра, в которую мы можем сыграть.» — сказал он. — «Нам надо подождать до того, как твоя мама уйдет, после того, как проверит тебя. Она не должна увидеть, что мы играем. Потому что это секрет.»***
После того, как мама принесла мне еще книг и соды, как обычно, мистер Широкорот выполз из-под кровати и потянул меня за руку: «Мы должны пойти в самую дальнюю комнату.» — сказал он. Сначала я возражал, потому как родители запретили мне покидать кровать без спроса, но мистер Широкорот настаивал до тех пор, пока я не сдался. К слову, в той комнате не было ни мебели, ни обоев. Особо бросалось в глаза окно напротив двери. Мистер Широкорот метнулся к нему и раскрыл настежь, затем позвал меня посмотреть вниз. Мы находились на втором этаже, но, учитывая, что дом стоял на холме, высота гораздо превышала уровень двухэтажки. «Я люблю играть здесь в «представлялки». — пояснил он. — «Я представляю, что под окном есть большой мягкий батут, и прыгаю. Если ты представишь это сильно-сильно, то ты просто отпрыгнешь от земли, как мячик. Попробуй и ты!» У меня, пятилетнего и больного лихорадкой, промелькнул только намек скептицизма, пока я смотрел вниз и прикидывал свои возможности. «Тут слишком долго падать.» — сказал я. «Но это ведь часть веселья! Разве б было весело, если б высота была маленькой? И как ты тогда сможешь отпрыгнуть от земли, как на настоящем батуте?» Я игрался с этой идеей, воображая, как я спрыгиваю с большой высоты, чтобы потом отпрыгнуть на чем-то невидимом для человеческого глаза назад, в окно. Но реалист во мне победил. «Может, в другой раз.» — ответил я. — «Не думаю, что у меня достаточно воображения. Я могу пораниться.» Мистер Широкорот зарычал, и его лицо исказилось. Но только на миг. Гнев уступил разочарованию: «Как хочешь.» — сказал он. Оставшуюся часть дня он молча провел под моей кроватью.***
На следующее утро мистер Широкорот пришел, держа небольшую коробку. «Я хочу научить тебя жонглировать. Вот некоторые вещи, с которыми можно попрактиковаться, прежде чем я буду давать тебе уроки.» Я заглянул в коробку. Она была полна ножей. «Родители меня убьют!» — закричал я в ужасе от того, что мистер Широкорот принес мне ножи — вещи, к которым мои родители запрещали мне даже прикасаться. — «Меня отшлепают и накажут на год!» Мистер Широкорот нахмурился. «Но ими так весело жонглировать! Попробуй!» Я оттолкнул коробку: «Я не могу. Я попаду в беду. Ножи опасны, если бросать их!» Хмурый мистер Широкорот стал еще мрачнее. Он забрал коробку и спрятался под кровать, проведя под ней весь оставшийся день. Мне стало интересно, как часто он там находится.***
После этого у меня начались проблемы со сном. Мистер Широкорот постоянно будил меня ночью, говоря, что он поставил под окном настоящий батут, которого я не вижу из-за темноты. Я всегда отказывался и пытался снова заснуть, но мистер Широкорот продолжал настаивать. Иногда он оставался до самого утра, уговаривая, чтобы я спрыгнул. С ним больше не было весело играть.***
Однажды утром мама пришла ко мне и сказала, что разрешает мне погулять на улице. Она думала, что свежий воздух будет мне полезен, после целых-то недель сидения в четырех стенах. Я, восторгаясь, надел кроссовки и побежал на задний двор, стремясь к приветливым солнечным лучам. Мистер Широкорот уже ждал меня. «Я хочу кое-что тебе показать.» Наверно, я как-то странно посмотрел на него, и он добавил: «Это безопасно, обещаю.» Я последовал за ним по тропинке в лес, находящийся за домом. «Это очень важная тропа. У меня было много друзей твоего возраста. Когда наставало время, я проводил их по этой тропинке в особое место. Ты еще не готов, но я надеюсь, что в один прекрасный день я заберу тебя туда.» Я вернулся домой, гадая, что же это было за «особое» место за тропой.***
Спустя две недели, последние вещи были упакованы и погружены в наш грузовик. Я скоро должен был сесть в него и уехать с мамой и папой в Пенсильванию. Я хотел было рассказать мистеру Широкороту, что я уезжаю, но даже в пять лет я начал подозревать, что его намерения были нечисты, пусть он и утверждал обратное, так что я решил оставить эту новость в секрете. Папа, мама и я сели в грузовик в четыре утра. Папа надеялся, что сможет доехать до Пенсильвании за ночь, с помощью бесконечной поддержки кофе и шести пакетов энергетиков. Он больше походил на человека, готовящегося пробежать марафон, чем на человека, которому надо всего-то просидеть две ночи на одном месте. «Время достаточно раннее для тебя.» — сочувственно сказал он. Я кивнул и прислонился головой к окну, надеясь еще немножко вздремнуть. Я почувствовал, как рука отца легла на мое плечо. «Это последний шаг, сынок, обещаю. Я знаю, что ты болен и тебе сейчас тяжело. Но после того, как папа получит повышение, мы сможем обжиться, и ты сможешь завести друзей.» Я открыл глаза, и грузовик тронулся. Проезжая мимо дома, в окне моей спальни я увидел силуэт мистера Широкорота. Пока грузовик медленно сворачивал на главную дорогу, он стоял неподвижно. Потом он жалко помахал мне вслед, держа в лапе острый нож. Я не помахал ему в ответ.***
Спустя много лет, я вернулся в Нью-Виньярд. Место, на котором стоял наш бывший дом, было пусто, не считая сожженных спустя несколько лет после нашего отъезда останков самого строения. Из любопытства я пошел по тропинке, которую когда-то показал мне мистер Широкорот. Какая-то часть меня ожидала, что он вот-вот выпрыгнет из-за дерева и напугает меня до смерти, но я чувствовал, что мистер Широкорот исчез, ведь дома тоже нет, а они точно были как-то связаны. Тропа привела меня к мемориальному кладбищу Нью-Виньярда. Я заметил, что большинство могил принадлежало детям.