Rotten Heart

Осень в Балтиморе - самое невзрачное время. Все, что вы видите, опутывается серым туманом, привыкнув к нему, начинает казаться, что вы теряетесь в нем, что вы и есть сам туман. Серый, мутный, никем не замеченный, вы плывете, не зная цели, словно все ваше существо сделалось вдруг инфантильным. Конечно, Балтимор и во всё другое время выглядел не слишком ярким и жизнерадостным, но осенью здесь просто невыносимо. Иногда выдаются те редкие дни, когда солнце освещает все вокруг, заливает желтую листву, и та сияет подобно жидкому золоту, удобно устроившемуся на ветвях деревьев. И Грэм бесконечно любил такие дни. Он стоял на берегу озера, прикрыв глаза, наблюдая за бликами на воде, смотря на размытое отражение золотого леса. Еще теплый ветер, свойственный началу осени, ласкал его лицо и трепал непослушные вихры каштановых волос. Уилл чувствовал, как он сливается с этим местом, как тьма внутри него отступает и дает место этому солнечному свету. Он был слишком чувствителен к окружающему его миру, что было как его даром, так и проклятием. В шорохе листьев ему чудился призывный шепот, а набегающие волны звали его по имени. Все его существо напоминало теплый янтарь, застывший и греющий нутро. Но тут же он треснул и посыпался рыжей крошкой куда-то в темную зияющую пропасть... Кроуфорд подошел к Грэму, наступив на ветку, и та с хрустом переломилась, Уилл вздрогнул, судорожно вздохнув. - Прости, я тебя напугал. Не часто увидишь тебя таким довольным. - Нет, все нормально, - Уилл провел рукой по волосам. - Ты ведь пришел не моим здоровьем поинтересоваться, верно? - Ты прав, я хочу, чтобы ты помог мне в одном деле. - Какое на этот раз? - Расскажу по дороге. Уилл устало потер ладонями лицо и пошел за Кроуфордом а, поравнявшись с ним, он стал слушать рассказ начальника: - Труп нашли вчера вечером в 23:27 в заброшенном особняке. Жертва некая Эвелин Лоуренс, 19 лет, от чего точно произошла смерть неизвестно, но я думаю тебе надо самому на это посмотреть. Обнаружил его Ник Хьюстон. По его словам во время прогулки своего мопса Паппи он услышал исходящий оттуда вой, похожие на протяжные стоны женщины. Когда он зашел внутрь, она уже была мертва, - все это время Кроуфорд косил взглядом на Уилла, подмечая, что тот все также шел в небытие. - Садись. Они вышли из парка и подошли к служебной машине. Джек устроился на переднем сиденье, Уилл - на заднем, тут же привалившись головой к окну. За окном мелькнул золотисто-голубой пейзаж и расплылся в движении, словно неловким мазком. Уилл мысленно подметил, что о смерти жертвы Кроуфорд сказал ничтожно мало, а в сущности - ничего. Сколько Грэм знал своего начальника, тот никогда не проявлял брезгливости или мякготельности к человеческим жертвам, будь то развороченные кухонным ножом младенцы или человеческие консервации. Исключительный момент пробудил в нем толику интереса, который был сразу задавлен бессильной яростью. Он хочет простой, тихой жизни, не погони в бреду, а размеренной, праздной и бессмысленной жизни. Нормальной. Да, это все называют нормальным. *** Отделение всегда напоминало Грэму муравьев, ленивых, серых муравьев. Они бегают, орут, ищут что-то, но в итоге основательно ничего не делают. Они с Кроуфордом свернули в очередной коридор и оказались в одном из многочисленных кабинетов. Кроуфорд встал у двери, пропуская Грэма вперед. На доске заклепками были прикреплены фотографии. На одной из них была изображены миловидная, казалось бы, девушка, если бы не неестественные белые, идеальные глазницы и разрез со спины, окантованный алым. Голову девушки украшал венок из роз и черной лозы шиповника. На второй было изображение костей, окровавленных, с белесыми хрящами и остатками мышц, из них было выложено слово "First" - Первый. - Ее выпотрошили, за... - Я заметил, - раздраженно перебил Грэм, но, заметив вмиг посуровевший взгляд Кроуфорда, запнулся. - Извините. - Извинения приняты, агент Грэм, - начальник продолжил. - Ее выпотрошили, удалив все органы, кости и залили гипсом. Как видишь, он удалил ей даже глазницы. Никаких улик нет, даже следов подошв. На ее теле видны следы веревок, он ее подвешивал словно марионетку. На потолке были найдены самодельные крюки. - Он ее чем-то натер? Кожа блестит. - Да, это гвоздичное масло. Что ты думаешь об этом? - Мне нужно туда, где это все происходило. - Понимаю, собирайся и Грэм, - Джек положил руку на плечо Уилла, от чего внутри у него все сжалось. - Я вижу, что тебе хуже и хуже, постарайся продержаться. Хотя бы ради меня, ради всех нас. - Конечно, не волнуйся, я выдержу... - натянуто улыбнулся агент, мысленно подмечая, что это все очень быстро закончится и ему можно снова отправиться домой. *** Здание напоминало Грэму старую церковь или очень древний особняк. Центральное огромное окно являл собой красочный витраж. Грэм замер в оцепенении, рассматривая картину красочного стекла, где была изображена дева в белом одеянии среди леса, держа в руках голубую розу. Где-то изображение было заляпано грязью, где то стекло пошло трещинами, но это не портило общего образа. На общем черном и тусклом фоне этот островок цвета выглядел немного зловещим. Такие же иссохшие, черные скряги рдели за зданием, бывшие когда-то пышным садом. Последние лучи солнца падали на остроконечный пик и часть витража, освещая лицо неизвестной дамы. Внезапно она повернула голову на Уилла, лицо ее исказила боль, из глаз потекли кровавые слезы, а роза начала обрастать своими зелеными шипастыми лозами раздирая ей кожу, сдавливая, обвивая все ее тело, пуская нежно-голубые бутоны. Ему даже показалось, что ее губы движутся и произносят: «Очнись, Уилл Грэм, очнись, ради Бога...» - Грэм! Грэм! Очнись, ради всех святых, давай же, - прозвучало над самым ухом. Кроуфорд с силой тряс его за плечо, пытаясь выдернуть его сознание из глупой иллюзии. - Что? - тихо, даже ошарашено произнес он. - Ты вышел из машины и стоял, словно завороженный смотрел на этот долбаный витраж, мы думали ты уже отключился. Грэм неверяще посмотрел снова на витраж, но незнакомка все так же стояла и держала неизменную голубую розу. Грэм устало снял очки и протер глаза. Снова. Это случилось снова. Господи, как он устал от этих издевок разума. Иногда, у него создавалось, что когда Бог раздавал каждому человеку на небесах своего Хранителя, то Грэм очередь на него профукал, получив взамен изворотливого беса... Уилл достал из кармана баночку с аспирином и положил на ладонь сразу три штуки. Быстрым движением руки отправив их в рот, профайлер пошел внутрь, проходя под желтыми лентами. В особняке все было пропитано запахом пыли, сырости и гнилых яблок. Их уже давно убрали, но лестница до сих издавала пьянящий аромат кислых плодов. Грэм осторожно прошел наверх, постепенно сосредотачиваясь. Кроуфорд благосклонно взирал на это действие у самого входа. Время - странная штука, не имеющая абсолютно никакого значения для Уилла Грэма. Оно ему не преграда. Разве что оно неумолимо отсчитывает жизнь его бесполезного тела. Вот он преодолел последнюю ступеньку, и его взору открылась завораживающая картина. Грэм испугался. Нет, не тела, вернее скальпа девушки, не надписи из костей. Он испугался своей реакции. Его сердце сделало кульбит в груди и тут же упало куда-то вниз, в бездну дикого восторга, настолько это показалось ему красивым и безобразным одновременно. Девушка была полностью обнажена, руки благосклонно протянуты. Грэм долго не мог вспомнить, почему ему так знакома жертва. Потом к нему пришло осознание. Венера Ботчителли. Именно в такой позе стояла Богиня в перламутровой раковине. Только сейчас профайлер заметил, как жертва похожа на образ с картины. Волнистые рыжие волосы, томно прикрытые глаза, белоснежная кожа. Все это оттеняло венок из красных роз, что украшал ее голову. На фоне витража с девой это казалось чудом. Внутренности девушки были брошены в угол, где стояли огромные стопки книг. Уилл подошел к ней, стараясь не наступить на выкинутые органы, от которых уже распространилось зловоние. Внимание Грэма привлек дневник в кожаной обложке, с серебряной пряжкой. Он открыл его, и старые страницы надломлено затрещали. Первая строка, за которую зацепился его взгляд, была: «Зачем писать о жизни, которая гниет в стенах имения. Я уже не в силах держать свои мысли, они сжирают меня...» Заинтересовавшись, профайлер запихнул дневник во внутренний карман куртки. Он отошел от кучи и прошел к девушке. Пройдясь пальцами по гладкой, чуть влажной и скользкой коже, Уилл закрыл глаза. Легкий запах гвоздики окружил его, и часы мерно начали отбивать свой вечный ритм. *** О, да, он долго этого ждал. Но как сладко было это ожидание. Расходный материал мычал и дрыгался, делая себе еще больнее. Вот он тащит ее за волосы по лестнице, тащит медленно, стараясь не слишком сильно заставлять жертву биться о ступеньки и пытаясь не вырвать клок из копны чудесных рыжих волос. Он сделает ее прекрасной. Он сделает ее Богиней. Она ему еще спасибо скажет. Грэм-маньяк склонился над жертвой и подобострастно прошептал: - Не шуми, милая, я аккуратно. Он переворачивает ее на живот, нежно, почти ласково распарывает ножом черную блузу, оголяя молочно-белую кожу, так же поступая с юбкой и остальной одеждой, небрежно откидывая ее в угол помещения. Игла шприца блестит в затейливой игре цветного стекла. Ловким движением он вводит в кожу силикон, чтобы она оставалась в такой же форме. Одного шприца мало, но в его сумке еще дюжина инъекций. Он ждет, пока в своих неудачных попытках вырваться жертва сама разгонит по крови силиконовую жидкость. Первый надрез, первый штрих расцветает багровой лентой на коже, а мычание как райская трель звучала в его ушах. Сначала позвоночник, правильно. Пальцы забираются в горячую влажную плоть, находят твердые позвонки и силой выдирают, один за другим, методично. С наслаждением. У его девушки болевой шок и она отключается, тем самым облегчая всю работу. Глазные яблоки при давлении этих же самых пальцев выскальзывают из глазниц, и он тоже кидает их к куче с внутренностями. Труднее всего было с хрящами. Те никак не хотели отделяться от костей и от мышц, он старался не повредить нежный материал. Череп он тоже сохранил. Силикон под кожей уже начал твердеть, так что тут он уже начал все делать в спешке. Главная задача - залить гипс и заставить тело принять нужную позу. Он приходил уже в это место, под покровом ночи устанавливая крюки для веревок со штырем. Он подвесил скальп и начал бережно накладывать швы на разрезанную плоть, получив этакую тряпичную куклу, насадив ее на приготовленный штырь. Ведь его Богиня должна иметь идеальную осанку. Вот он развел гипс, так же аккуратно заливая ее в тело, пока оно не стало как-то более или менее походить на живое. В его сумке лежали импровизированные глазницы, поэтому череп он заливал не до конца. Как только он закончил, тут же принялся дергать за нити, регулируя высоту рук. Гипс твердел, но работа была почти окончена. Достав из сумки расческу, он причесал ее испачканные в крови рыжие локоны, заботливо вставил гипсовые глазные яблоки, вытащил и водрузил на голову венок из красных роз, чьи лозы с шипами тут же опутали ее лоб. Запечатлев на ее губах через силиконовую перчатку поцелуй, он с улыбкой вышел на улицу, растворяясь в утробе гиблого темного сада... *** Грэм очнулся, видя перед собой белесые безжизненные глаза погибшей, ощущая на губах трупный вкус гнили. Широко открыв глаза, он отшатнулся от изваяния и, поскользнувшись о кость, упал. На шум сбежался весь отряд Кроуфорда. Уилл прикрыл лицо дрожащими руками, чувствуя, что его мир под ногами пошел по швам и треск таких же швов, что на спине у жертвы резал слух, заставляя скрежетать зубами. - Уилл Грэм, знакомься Ганнибал Лектор, с этого момента твой напарник и личный психоаналитик. Профайлер повернулся в сторону шума и поймал на себе заинтересованный взгляд карих глаз. - Наслышан о Вас, агент Грэм, рад знакомству, - с этими словами лектер протянул руку Грэму в жест дружбы и Уилл благодарно принял ее, ощущая неестественный холод от морщинистых, но крепких рук.