Глупые живые люди

Здравствуйте, меня зовут Иван Павлович, мне 48. Последние семь лет. Впрочем, и через десятки лет мне все еще будет 48. Каков мой секрет вечной молодости, спросите вы. А нет никакого секрета. Что значит, все так говорят? А у меня правда нет. Хотите верьте, хотите нет. Мне все равно. Впрочем, через десяток лет мне будет так же все равно. Потому что я труп. У меня сегодня годовщина. Нет, не смерти, это было бы слишком пафосно, всего лишь новоселья. Я уже 6 лет как живу в анатомичке. Центральнее меня только Ленин. Хотя, слово "живет" не очень-то применимо к таким, как мы. Я бы сказал нахожусь, но ходить я тоже не могу, так что это было бы совсем уж враньем, а врать я еще при жизни не любил. Потому, собственно, и оказался здесь. Впрочем, я совсем не об этом. Вы, вот, говорите, глаза — зеркало души. Вранье все это. Глаза все одинаковые, в формалине-то уж точно: три оболочки, сосуды и нервы. Я бы свои ни за что не отличил. Руки, вот, совсем другое дело. На первый взгляд, ничего особенного: пять пальцев, кожа, мышцы, несколько костей, сухожилия, но с помощью этого простого инструмента было создано все. А глаза - это так, на результат трудов полюбоваться, разве что. А по большей части они только мешают видеть подлинную суть вещей. Но что-то я опять отвлекся. За шесть лет я по рукам навострился так людей читать, как при жизни не умел. Маша, к примеру, что сейчас с уверенностью утверждает, что моя лучевая артерия не что иное как нервус медианус, точно станет главврачом. С таким-то напором грех не стать. А Игорь совсем в своей хирургии сопьется: руки уже сейчас трясутся. Ольга в науку пойдет, она со мной времени больше проводит, чем с живыми. Аньке с ее творческим потенциалом открытая дорога в психиатрию. Ну кто еще смог бы придумать снимать видео со мной в главной роли? "Вернувшиеся из рая, дубль один, мышцы". Петька точно в реанимацию пойдет: что бы есть сникерс над проформалиненным трупом надо иметь железные нервы и полное отсутствие брезгливости. Впрочем, они пока еще совсем юные, только и делают, что со мной фотографируются. Так что на ютубе я, может, по популярней Билана вашего буду. А уж вконтакте мои лайки и не сосчитать. Да не звездюсь я, не звездюсь, у меня, в конце концов, юбилей, мне можно. А еще мне сегодня везет: пришла моя старая подруга. Четыре года не виделись: как анатомию сдала, так и упорхнула на клинические кафедры. Хорошая девочка была: помогала всем, подсказывала, сама ночи напролет учила. Даже разговаривала со мной иногда. Называла, правда, Труп Трупыч, но в моем положении особо не повыпендриваешься. Большая уже теперь, выпускница. Пришла, вот, вспомнила. Не прошло и пяти минут, как вокруг нее уже толпа зеленых собралась. Наперебой вопросами сыплют, а она знай себе отвечает, да еще и улыбается. Вы спросите, откуда я про улыбку знаю? Глаза у меня и правда в банке, но они совсем не нужны, чтобы увидеть настоящую искреннюю улыбку, глупые живые люди. Надо бы ей в учителя идти, но сделанного не воротишь. Молодежь, тем временем, поспешила на лекцию. «Вот, наконец-то, и остались мы с тобой вдвоем, Труп Трупыч. Соскучился, небось? Знаю, что соскучился. Нет больше даже в нашем богом забытом МУМУ таких сумасшедших девочек, чтобы с тобой разговаривать. Спасибо тебе пришла сказать. От всех нас. Скажи, умирать больно?.. А, впрочем, лучше не отвечай. Это знание я не хочу от тебя получить. Скажи лучше, как тебе молодняк? Важные такие, думают, уже эксперты. Представляешь, анатомию еще не сдали, а уже хотят в операционной ассистировать. Неужели и я такой же была?» Была, конечно. Ходила, поучала всех вокруг. Визжала больше всех и громче всех. И на первом курсе друзьям лекарства от всех болезней прописывала. Впрочем, оно у нас одно и на все времена, Менделеевым еще изобретенное. А ты, я смотрю, тоже доброупотребляешь. «Была, конечно, такой же, если не хуже. Визжала-то точно больше... и громче!» А вот смеешься ты всё так же грубо, но заразительно. Я бы тоже посмеялся, но губы от формалина высохли. «Трупыч, что-то ты не следишь совсем за собой, вот и короткую головку бицепса уже оторвали. Ты скажи, если обижает тебя кто, мы ж мигом ему объясним правила местного этикета». Не беспокойся, сердобольная ты моя, не обижают, мучают только иногда, но что не вытерпишь ради науки, а уж ради молодежи и подавно. «Эх, где мои семнадцать лет? Впрочем, еще раз я бы не хотела. Не принимай на свой счет, Трупыч. Ты — лучший мужчина моей жизни. Единственный, кого я искренне и беззаветно ненавидела, но согласись, было же за что! Нервы у тебя вообще ничем от артерий не отличаются. Хорошо хоть мышцы можно кое-как узнать! А вот за четыре года, что не виделись, полюбить успела». Большая же девочка, а все туда же. Все вы, бабы, одинаковые. Глупые живые люди, любите или свое воображение, или трупы. Любили бы деньги. Они хотя бы реальные. А вам все большое и чисто незамутненное чувство подавай. И побольше, побольше. «Только ты молчи, ладно? А то муж обидится. Адвокат, наших профессиональных шуток не понимает». А может, я и ошибался. Деньги ты уже полюбила. И из чувств в тебе только ностальгия иногда просыпается. Интересный получается персонаж: внутри уже ничего нет, а снаружи еще ничего нет. Только улыбка от тебя и осталась. Лекция закончилась, вернулись дети, которым ты даешь циничные советы, улыбаешься во весь рот, по-американски, так и хочется сказать смайлишься. Только иногда проглядывает та самая грустно-очаровательная, за которую тебе прощали и ошибки, и дурацкие прозвища, и даже невыносимый командный писклявый голос.