Опять, опять Меня кружит пророчества безумный вихрь И мучит боль предчувствий. О, беда, беда! Эсхил «Агамемнон»
Когда этот план только созрел в ее голове, Кассандра еще сомневалась. И понятно — та, другая Кассандра — никогда бы не решилась на такой дерзкий и невероятно безрассудный поступок. Она для этого была слишком женщина, вдобавок окруженная властными мужчинами — отцом, братьями — собравшими крепкими огрубевшими пальцами все нити судеб, жизней и свобод. Этой древней, далекой и близкой Кассандре, даже сама мысль о том, что можно перейти от предупреждений к действию, показалась бы нелепой. Женщины прорицают, но не воюют. Она не амазонка, как ее невестка, рыжеволосая Андромаха. Вернее — она не была амазонкой. Но нынешняя Кассандра родилась в ином, бесповоротно изменившемся мире. И она открыла, что копье войны отныне может поднять и женская рука. Главное — тщательно спаять смертоносный выпад с обманом, ввести врага в заблуждение. Разве не так поступили греки? И разве не точно также они поступают сейчас? Притаившись за гладкокожей колонной, Кассандра, не мигая, наблюдала за своей жертвой. Ахилл — с виду не такой могучий, как его прежняя ипостась — мерил шагами сад, а штанины его идеального темно-синего костюма собирали на себя огненную пыльцу тигровых лилий. Этот Ахилл соединил в себе и безжалостного воина, и беспринципного хитреца, заменив в этой истории Улисса. И, хотя, от того его силы удвоились, Кассандра все же радовалась. Воевать на два фронта было бы сложнее, особенно по той причине, что она слишком часто заперта в своих комнатах, далеко от чужих глаз. И наблюдать за двумя, предвосхищать их коварные замыслы, это тяжело. Куда проще покончить с одним-единственным. Раз и навсегда. — Обманщик, — прошипела Кассандра, почти прикасаясь губами к плющу, обнявшему колонну. — Обманщик. Она вперила свой хищный взгляд в прямую спину с руками заведенными назад. Одной он обвивал кисть другой. Этими же руками Ахилл преподнес сегодня утром свой смертельный дар, который Елена приняла с безропотной улыбкой. Кассандра смотрела на эту убийственную интерлюдию, четко осознавая свою неспособность что-либо изменить. Ахилл действовал быстро! — быстрее, чем она ожидала, и все приготовления были кончены в короткий срок. Задумка хороша. Не такая громоздкая, как много сотен лет назад — более изящная. Цвета растопленного молочного шоколада. Она умещалась на ладонях Елены. Ее темные блестящие бока увивали цветы и листья деревьев, которые, чем ближе к крышке, начинали, словно бы выступать из поверхности, и остроту их можно было ощутить под пальцами. Но больше всего поражала искуснейшая резьба, выполненная неизвестным мастером. Среди звезд и облаков, взметнув к небу пышную гриву, яростным галопом мчался конь. Увидев его, Кассандра вздрогнула всем телом. Ей захотелось выбить из рук Елены эту гадостную мерзость. Она принесла им смерть. Принесет еще — как тогда. Не замечая реакции сестры, девушка провела тонкими белыми пальчиками по острым листьям и впалым извилинам рисунка, и эта белизна стала почти пугающей на фоне глубокого густого шоколада. — Какая прелестная шкатулка! — Елена прижала вещицу к себе, а Кассандра плотно сжала губы, неотрывно глядя, как ее кровь и плоть добровольно принимает их всеобщую гибель. Смерть. Пророчица улыбнулась сестре, раскрывшей ей на ладонях дар обманщиков и гнусных подлецов. Но в худшем случае и здесь можно усмотреть благодать — хотя бы в гибели они с Еленой обретут что-то общее. Очень сложно быть похожей на лучезарную белокурую любимицу семьи, будучи мрачной нелюдимой безумицей. И все вокруг это тоже понимали. Именно поэтому, день, когда пышногривый конь отчаянным галопом ворвался в их дом, был всего лишь вторым за эту весну, когда Кассандре было позволено покинуть свои покои и провести время в кругу семьи. — Она вполне безопасна, — шепнул Гекубе Эней. — Позвольте ей побыть сегодня с нами. К тому же, думаю, намерения Гарри по отношению к Елене вполне определенны. И Кассандре надо свыкнуться с мыслью, что сестра скоро покинет отчий дом. Да и Гарри… — Эней деликатно кашлянул. — Я хочу сказать, он имеет право знать. — Что именно? — холодно отозвалась Гекуба, и в этот момент, можно было понять, от кого Кассандра получила эти глаза хищной рыси, эту мрачную волю подчинения. Но Эней прожил в этом доме слишком много лет, и чересчур хорошо знал нервную дочь своей опекунши, чтобы не быть готовым к этой безмолвной атаке. — Виктория, мы все давно привыкли к состоянию Кассандры, но для Гарри это будет в новинку. Он собирается породниться с вашей… С нашей семьей. А это значит, что наша история станет частью его истории, и наоборот. Я не сомневаюсь в чувствах и порядочности Гарри, но у него должен быть выбор. Грудь Гекубы под наглухо застегнутым воротником, приподнялась. — Она сумасшедшая, Эзра. Не отрицай этого. Ты врач, ты долго занимался ею. Знаешь, что у нее в голове туман. Это отпугнет Гарри. Елена будет безутешна, и станет ненавидеть сестру. — Елена не способна кого-либо ненавидеть, — возразил Эней. — В особенности Кассандру. Она единственная, кто навещает ее, и… — Он осекся, заметив, как вспыхнули желтоглазые огни рыси. Гекуба не любила свою старшую дочь, но еще больше она не любила, когда ей на это указывали. — Она разрушит счастье Елены, — Эней удивлялся упорному нежеланию Гекубы называть имя Кассандры. Для нее она теперь всегда была безликой, серой тенью, досадливым скелетом в шкафу. Как же должно очерстветь сердце матери, чтобы оно отреклось от родного дитя? — Вероятнее всего это произойдет, если мы скроем от Гарри правду. Даже если вы заставите Елену скрыть существование Кассандры, она не сможет долго держать это в тайне. Она любит свою сестру, Виктория, и не стыдится ее, — Эней сделал упор на последних словах. Ему хотелось хоть немного достучаться до материнских чувств женщины, заменившей ему погибших родителей. С десяти лет он жил под крылом этой царственной кошки, она приняла его с неохотой, но позже, кажется, смирилась. И хорошо исполняла свои обязанности. Бывало, она вскользь упоминала о глупости мужа, взявшего на себя ответственность за жизнь мальчишки, который даже родственником им не приходился. — И не мог он ничего умнее придумать, как после этого умереть сам, — добавляла тогда Гекуба. — Но я способна и одна позаботиться о вас всех. Это значило, что она давала распоряжения слугам и Энею, чтобы они хорошо глядели за девочками и занимались их воспитанием. Кассандре было восемь, и она была совсем иной, нежели сейчас, Елене четыре, и она всегда стремилась спрятаться за спину сильной старшей сестры. В их первую встречу, Эней подвергся долгому обследованию двумя парами кошачьих глаз, после чего был благополучно принят в прайд, где царствовали исключительно женщины. Такая жизнь научила его, что когда ты хочешь искренности и покоя, ты должен сложить к ногам своих благодетельниц всю душу без остатка. Всю свою жизнь. Только полная откровенность и ни грамма фальши. Этого они не терпели. — Виктория, — в своих уговорах Эней снова решил воспользоваться этим уроком. — Я считаю, что Елена не простит вам, если вы заставите ее всю жизнь отрицать существование сестры. Это ее измотает. И случится беда. Плечи Гекубы устало опустились, и царица, после минутного колебания, неохотно кивнула. — Что ж, я соглашусь в том случае, если ты, как врач, Эзра, заверишь меня в способности Кассандры удержать себя в руках хотя бы на один вечер. — Она прожгла его взглядом. — Ты можешь мне это гарантировать? — Я наблюдаю за ее состоянием уже пять лет — как врач, и десять, как брат и друг. Можете мне верить. Рецидив еще далеко, у него вполне ясные симптомы. Сейчас же Кассандра относительно спокойна и хладнокровна. — Иногда хладнокровие бывает опаснее истерики, — одними губами прошептала Гекуба. — Она может притворяться? Эней удивленно поднял брови. — Исключено. Я никогда не замечал за Кассандрой подобных инсинуаций. — Ты плохо знаешь ее, — Гекуба покачала головой. «Как будто ты знаешь хорошо», — все внутри Энея вздыбилось и зашипело, как гадюка. Кто, как не он, сидел у постели Кассандры, пытаясь успокоить ее буйные приступы безумия? Кто год за годом наблюдал, как это чудовище растет внутри нее, а его силы умножаются, отчасти из-за мрачного замкнутого нрава, отчасти из-за бездушной матери, наплевавшей на собственное дитя. Кто, как не он, все знал о ее душе, мыслях, о ее болезни? Более того, чтобы узнать ее еще лучше, он обучился врачебному искусству, заведомо зная, что добровольно обрекает себя на постоянное созерцание живого гниения, мук, чистой энергии безумия. Безумия той единственной, ради которой он эту жизнь был готов отдать. — Я хорошо знаю ее болезнь, — сдержанно заметил Эней. — Я врач. — Ты много делаешь для нее. Она тебя не заслужила. — Что вы имеете в виду? Гекуба улыбнулась. — Я всегда думала, что когда вы с Еленой повзрослеете, то будете вместе. Ни один мужчина не может перед ней устоять, но именно тот, с кем она прожила свою жизнь под одной крышей, предпочел ей другую. — Вы заблуждаетесь, думая, будто я питаю к Кассандре какие-либо иные чувства, кроме самой искренней дружеской привязанности и сочувствия. — Руководствуясь этим сочувствием, ты выучился на врача и вновь вернулся сюда? Из-за дружеской привязанности? Ему нечего было ответить на это. Если Кассандра была безумна и медицина это подтверждала, то болезнь Энея лежала вне его компетенции. А, следовательно, и лекарства от нее не было. — Ты мог бы забрать ее, — сказала вдруг Гекуба. — Увези ее далеко. Я даю тебе свое позволение. Она будет только твоя — только твоя, если тебе это нужно. Ее взгляд был почти умоляющим. — Это… — Эней охрип. — Вы серьезны сейчас? — Вполне, — голос Гекубы звучал решительно. — И это решит нашу проблему с Гарри. Я даже не буду возражать, чтобы Кассандра сегодня была среди нас. Если она придется ему не по вкусу, то мы можем сказать, что он больше не увидит ее, что ты заберешь ее далеко, и она никогда не вернется. Разумеется, тебя мы всегда будем рады принять. Но она должна уехать. — Она ваша дочь. — А ты мне как сын. И потому я отдаю тебе свою дочь с чистой совестью. На протяжении многих лет я видела, как ты заботишься о ней. И я уверена, будешь заботиться и впредь. — А что же сама Кассандра? Что если она не согласится? Гекуба раздраженно повела плечом. — Думаешь, это возможно? Она не способна воспринимать реальность. Скажи ей, что вы всего лишь отправляетесь в путешествие, и она поверит тебе. — Вы предлагаете мне обманом сделать ее своей женой. — Так много отговорок. Я понимаю. Кто хочет посвятить свою жизнь безумной женщине, от которой, возможно, родятся столь же безумные дети? — Я всегда был противником теорий о наследственном помешательстве. Я не слышал, чтобы подобные случаи были в вашей семье… — За исключением… Кассандры. — Да, за этим исключением. К тому же, я уверен, что душевные заболевания сопровождаются физическими аномалиями, которых у вашей дочери не наблюдается. В этом случае, мы можем говорить о крайней неуравновешенности, фактически — заболевании, поддающемся лечению —, но никак не об окончательном душевном вырождении. — Словом, она больна, но не смертельно. Эней с отвращением заметил на лице Гекубы ухмылку. — Тем лучше. Значит, ты сможешь ее вылечить. Когда она станет твоей женой, у тебя будет больше времени и больше прав на вмешательство. Кроме прочего, мы не будем мешать тебе. — Вы никогда не мешали, — отозвался Эней. «Но и не помогали». — Так ты согласен? Он кивнул. — Ты можешь сообщить ей об этом после того, как Гарри уйдет. Весь вечер Кассандра была спокойна и, после того, как ответила на приветствие Гарри, не проронила ни слова. Она сидела рядом с Энеем, по обыкновению, только под его опекой чувствуя себя в безопасности. Иногда, как будто бы замечая в девушке признаки, видимые только ему одному, Эзра невесомо касался ладонью ее спины, обращая на себя внимание и заглядывая в глаза Кассандры. — Мы можем пойти прогуляться на свежем воздухе, — еле слышно шептал он, ловя на себе полный любопытства взгляд Гарри. — Ты не устала? — Все в порядке, — отвечала Кассандра. Ее руки были сложены на коленях, но Эней знал, что эта обманчиво-покорная поза свидетельствует о крайнем беспокойстве. Он хорошо знал все жесты, все едва уловимые признаки, все оттенки взглядов и тонов голоса. Гарри сказали, что Кассандра страдает от частого недомогания и головных болей. Гекуба прибавила, что, конечно же, никто больше в их семье подобными недугами не награжден. Ее предупредительное прикосновение к плечу, заставило Энея, как компетентного специалиста, подтвердить это, и заверить Гарри, что болезнь не передается по наследству. — Последствия менингита, перенесенного в детстве, — осторожно добавил Эней, украдкой посмотрев на Кассандру. Ему неловко было лгать при ней, но девушка, кажется, не обратила на это никакого внимания. Она внимательно разглядывала темно-шоколадную шкатулку в руках Елены — подарок Гарри. — Если она пришлась вам по душе, я могу достать вам что-нибудь похожее, — быстро отозвался молодой жених. — Не уверен, что найду точно такую же - она, пожалуй, единственная в своем роде… — Гарри нежно взглянул на Елену, как будто говорил не столько о шкатулке, сколько о своей возлюбленной. — Но нечто сравнимое с ней — возможно. Может, у вас есть какие-нибудь пожелания о резьбе? Какие мотивы вы любите? Что-нибудь восточное или, может, мифологическое? Кассандра медленно оторвала взгляд от изящной вещицы. — Аполлон? — хрипотца в ее голосе заставила Энея напрячься. Он придвинулся ближе и коснулся ее медных волос, рассыпанных по плечам. — Мне кажется, ты все-таки побледнела, — как можно ласковее сказал он. — Идем, я отведу тебя на свежий воздух. Он встал, помогая и Кассандре подняться. Вопросительный, почти виноватый взгляд Гарри заставил его слегка улыбнуться. — Вероятно, я утомил прекрасную Кассандру своими вопросами. — Совсем нет, — Эней похлопал его по плечу. — Ведь так, Кассандра? Она посмотрела сначала на Энея, потом на Гарри. Кивнула. — Мне было очень важно увидеться с вами, — сказала она серьезно. — Елена много о вас говорит. Упомянутая рассеянно сжала шкатулку и покраснела. — Кассандра, ты преувеличиваешь… Гарри засмеялся. — Я рад, что вы рассекретили ее, милая Кассандра. Чтобы не оставаться в долгу, я прошу Эзру подтвердить, что и сам грешен тем же. — Могу засвидетельствовать, — Эней шутливо поднял руку в клятвенном жесте. — А теперь прошу нас извинить. Кассандре нужно отдохнуть. Откланявшись, они медленно проследовали к лестнице и поднялись на второй этаж. Все это время молодой врач заботливо поддерживал девушку за руку, а она, молча, смотрела себе под ноги. Пока они шли, Эней наслаждался этой спокойной, уютной близостью. Рядом с Кассандрой все становилось особенным. Вероятно, потому что она сама всегда хотела отличаться от других. Взять хотя бы даже ее имя — от данного ей при рождении она отказалась — гневно шипя, когда кто-то упоминал его. «Кассандра — это почти то же самое!» — говорила она. Но Эней понимал, что тем же самым оно быть не могло, ибо тогда она бы не взяла его, не отказалась бы от своего прежнего. Было что-то в сочетании этих букв для нее — нечто роковое, мистическое, гипнотизирующее. Кассандра. Кассандра. Шипящие, как раздвоенный змеиный язык «с». Гудящее монотонное «н» и то, что осталось от имени первого, что роднило их — раскатное сочетание «д» и «р» — гордое, упрямое. Начинающееся с почти убийственной ласки, это имя — Кассандра — заканчивалось всплеском, градом, бунтом непокорных — высокомерным вскидыванием склоненной головы змеи. Она вся и была такова — как кобра, которая до поры кажется медлительной и сонной — обманчиво-тихой, а потом — внезапно! — она раздувает капюшон и ты видишь, наконец, всю ее смертоносность, понимаешь, что был обманут, введен в заблуждение роковым лукавым взглядом ее медовых блестящих глаз. И безумие — оно тоже всегда было в ней. Бесполезно это отрицать. Оно действительно незаметно следовало по пятам за Кассандрой — призрачным шлейфом, еле уловимым ароматом — «конечной нотой». И Эзра всеми фибрами ощущал, что тень эта не исчезнет уже никогда, что лекарства нет, и лишь вопрос времени, в какой момент оно — это безумие — погубит Кассандру и заодно его самого. Он смотрел на ее бледно-рыжеватые волосы, свободно спадающие на спину, шел за ней следом, ощущая, как запахи безумия щекочут ноздри. Он вспоминал. В детстве, когда опасные огни в глазах Кассандры еще принимались за озорные искры, и невинные шалости сходили ей с рук, они вдвоем отправились к железной дороге. Они ждали, когда покажется выныривающий из тоннеля поезд, чтобы через десять секунд скрыться в следующем — подарив на мгновение двум мечтателям фантастическое зрелище хрипящего железного дракона. Устроившись среди высокой травы, Эзра боялся даже пикнуть — лишь заворожено глядел, слушал, впитывал. Но не Кассандра. Тотчас завидев поезд, она вскочила на ноги и принялась что есть мочи махать руками и улюлюкать. Тогда чудовище прогудело ей в ответ. Эзра задрожал, Кассандра засмеялась. Они были совсем детьми. Когда — много позже — он заставлял ее вспоминать этот эпизод, чтобы удостовериться в цельности ее памяти, Кассандра отвечала, что помнит только кровь и дым. — Все обагрилось, — сказала она однажды, и тогда Эней, несмотря на то, что он сказал сегодня Гекубе, полностью уверился в ее бесповоротном помешательстве. — Алый закат. Красный конь. Красная собака была там. Красный дракон. И ладони тоже — красные. Белая лошадь, пасшаяся на склоне холма, в ее воображении превратилась в обагренного жеребца, их маленькая белая собака в кровавого Цербера. Алый закат залил их кровью. В голове Кассандры был туман — это правда. Но что еще страшнее, он имел глубокий бордовый цвет. Эней боялся, что это не безобидное безумие, но старательно гнал от себя такие мысли. Когда они дошли до комнаты Кассандры, она повернулась к нему. Ее желтые глаза рыси как-то особенно привлекательно блестели в полумраке. Она всегда была особенной. И видела по-особенному. Но все они слишком поздно поняли, что «по-особенному» — это не всегда хорошо. — Накинь что-нибудь, и спустимся в сад, — сглотнув, предложил Эней. Невыносимо было смотреть в эти глаза. — Такие вечера выдаются слишком редко, чтобы так рано запираться в комнате, да? — молодому человеку показалось, что он различил насмешливую улыбку. А еще ласковые руки на отворотах пиджака. Проверить не мог — перед ними были желтые манящие огни. Только они. — Я увезу тебя отсюда, — сказал он. — Мы уедем. Скоро. — Скоро? — Желтые огни удивленно застыли, на миг пропали, потом снова вспыхнули — еще горячее. — Если ты хочешь — завтра. Эней удивился, как не сказал эти слова раньше. Почему ждал позволения? Он ничем не обязан Виктории, она плевала на него так же, как на Кассандру. Фактически, они были одни в этом доме. Вдвоем. Вся любовь оставалась Елене. — Я стану твоей женой? — она спросила это тихо, с таким трепетом, что Эней не смог противиться желанию привлечь ее в свои объятия. Она не сопротивлялась. — Конечно. А как иначе? Они простояли так некоторое время. Эней — с виду, кажущийся спокойным, но в душе переживающий непередаваемую бурю, и Кассандра — тихая, покорно отдавшаяся в его объятия. Она казалась пугающе нормальной в этот момент. Эней даже подумал, не привиделись ли ему эти приступы безумия, когда она — такая кроткая и нежная сейчас — металась по комнате, круша мебель, раздирая на клочки одежду, выкрикивая бессвязные фразы и заливаясь беспричинными слезами. Ее волосы взвивались, как змеи на голове Медузы, а глаза с расширенными зрачками, казалось, только и искали того, кому можно было бы переломить шею. Но и в тот миг она была прекрасна. Может, даже прекраснее, чем сейчас. До болезни она никогда не была такой убитой и апатичной — он полюбил этот лихорадочный жар в ней, и согласен был на повышение градуса, но не на понижение. — С тобой все хорошо? — шепнул он. — Все в порядке, — второй раз за вечер, ответила Кассандра. Она покрепче обняла его, поглаживая руками спину, потом, явно намереваясь отстраниться, вдруг остановилась и резко приникла вновь — порывисто, страстно. Эней судорожно вздохнул. — Кассандра… На мгновение он потерялся в новых ощущениях, о которых мечтал слишком давно. — Завтра, — сглотнув, он отстранил ее. — Завтра мы уедем. — Хорошо. — Кассандра кивнула. — Тогда, до завтра? У нее были очень красивые вишневые губы. — До завтра.***
Наблюдая за Ахиллом из-за колонны, Кассандра грустила только об этом воспоминании. Эней добр, и ей не хочется оставлять его. К тому же, она дала обещание — глупое, безрассудное обещание. Обещание, которое исполнить не могла. А все из-за него… — Обманщик, — снова шипит она, чувствуя, как все в ней трепещет и ждет какого-то импульса, чтобы броситься, кинуться вперед. Он — Ахилл — явился сюда, чтобы причинить им всем боль, разрушить их жизнь. Но она ему этого не позволит. Она сделает то, что той — другой Кассандре — и не снилось. Она отомстит за тот обман и предупредит эту трагедию. Резной конь среди звезд — глупцы! Все глупцы! Как они могли не понять? Даже Эней! Глупцы — они и есть глупцы — выполнить первую часть плана было легче, чем решиться на него. Записку о встрече, заготовленную заранее, Кассандра незаметно вручила Гарри в самую первую минуту их встречи. В ней все было изложено правдоподобно — снисходительная сестра передает весточку возлюбленному от скромницы-невесты, выражая надежду, что благочестивый Гарри не откажется после официальной части побеседовать с ней около перголы, располагающейся далеко за домом. Конечно, добавлялось там, Елена, как истая святая, и взглядом не подтвердит свои планы — все это большой секрет. Они распрощаются, как ни в чем не бывало, и она придет к нему потом, под покровом сумерек… Кассандра в душе смеялась над Гарри — такой простак. Она хорошо знала Елену и никогда бы не поверила, что сестра могла бы так поступить. Но Гарри вели только его желания. Он хочет погубить Елену, а затем и их всех, и не упустит своего шанса. Знает ли он, что ждет его? Конечно, нет, но она знает, она видит это своим внутренним взором. Кассандра подняла голову, щурясь от пятен лунного света, проникающего сквозь вьющиеся по поперечным брусьям перголы растения. Больно, что Энея ей тоже пришлось обмануть. Эти хитрые объятия, которые она подарила ему — лишь предлог, чтобы вытащить ключ от дверей из его кармана. Он, конечно, подумал, что потерял его, а придя к двери, нашел ее запертой и, вероятно, подумал, что комнату заперла матушка. Кассандра все продумала. Как только взошла луна, она разделась до одной сорочки — сама не понимая зачем — ночи были прохладные. Может, ей казалось, что тогда Гарри не станет никого звать, когда раскроется обман — чтобы не поставить ее и себя в неловкое положение, а может, потому что в финале этой истории ей не хотелось обременять себя тесными старыми нарядами, которые ей совсем не нравились. Она бы разделась и донага, но не хотела, чтобы потом ее увидели такой. Пора было действовать — Кассандра была уверена, что справится. Пусть у нее с собой не было стрелы Париса, но и Ахилл нынче был совсем иной. «Я все равно убью его», — думала она, разглядывая растущие у ног пестрые примулы и пионы, которые были такими полноцветными, такими цельными, но в то же время мягкими, что Кассандра, отвлекшись, еле справилась с желанием обнять пальцами плотно прилегающие друг к другу лепестки. Хотелось сжать их, почувствовать кожей эту нежнейшую бархатистость. Томно-фиолетовая глициния серебрилась, оплетая колонны. В перголе стоял приятный, но тоскливый — до боли скребущий запах. Кассандре вдруг захотелось зарыдать, позвать Энея, излить ему все свои печали. Но позволь она это, то стала бы презирать сама себя. Она — провидица, достойна его любви только будучи самой собой, исполняя ту волю, которую ей подсказывает ее внутренний взор. Перестань она быть той самой Кассандрой — зачем она Энею? Медленно вышла она из своего укрытия — осторожно, как кошка. Как покончить с ним? Она уже решила — задушить. Конечно, ее бог ей поможет, он и тогда был на их стороне, но тогда Кассандра была нерешительной, слишком женщиной. Теперь мир изменился. И она уже другая — другая Кассандра. — Елена? — Гарри обернулся к ней, а она шагнула под тень дуба, чтобы он не увидел ее лица. Оттенок волос в такой тьме тоже не различишь, а рост и телосложение они с Еленой имеют почти одинаковое. Кассандра и не думала обманывать Ахилла, но и разубеждать не стала. Он стремительно шагнул к ней, заключая в объятия — как еще несколько часов назад Эней — Кассандре захотелось отпрянуть, но она сдержалась. Каков глупец! — даже не почувствовал разницы, блуждая руками по ее телу, скрытому только тонкой полупрозрачной тканью. Хотя откуда ему знать, какая в этом смысле Елена? Она — само воплощение скромности и стыдливости. Она — самая прекрасная женщина на земле, и внутри она также прекрасна, как и снаружи. Она не ожидала, что он приникнет к ее губам, но Ахилл был настойчив, и Кассандра, в конце концов, решила, что перед тем, как она с ним покончит, он может получить этот небольшой дар. Это хуже лишь для него, ибо ее уста отравлены ядом, безумием, проклятием неверия. Если бы Эней захотел ее поцеловать, она бы его оттолкнула, но Ахилл — обманщик, подлец и убийца Ахилл был самым подходящим адресатом ее поцелуя. Он отстранился. Прежде чем заговорить, Кассандра крепко стиснула ворот его пиджака. Она, конечно, могла бы сделать все молча, без слов, но направляемая благими намерениями, Кассандра чувствовала себя обязанной изложить Ахиллу, для чего нужна его смерть. — Ты когда-нибудь слышал миф о Кассандре и Аполлоне? — прошептала она. Гарри, казалось, не узнавал ее. — Когда-то давно, но ты могла бы повторить его. — Кассандра была троянской царевной, если ты помнишь. Дочерью Приама и Гекубы — разнузданности и принципиальности — забавное сочетание. Все считали ее высокомерной, гордой, говорили, будто она тщеславна в своей буйной красоте. На нее клеветали, ее не любили. Обделяли любовью. Ты знаешь, каково это — когда ты недополучаешь любви? Это хуже, чем когда ее нет совсем. Когда ты видишь, что есть кто-то, кому отдают твою — твою по праву любовь — другому, ты закипаешь ненавистью. Тебе хочется стать особенным, доказать другим, что ты достоин обожания. — Елена…? — Слушай дальше, моя любовь, — Кассандра усмехнулась про себя, подражая голосу Елены. Напрягшиеся руки Ахилла, кажется, снова принялись двигаться по изгибам ее тела. — В стремлении отличаться от других, Кассандра пришла к прорицанию. Но боги не дают этот дар просто так. Его надо заслужить. И тогда, желая помогать людям, стать для них кем-то нужным, особенным, троянская царевна пошла на уловки и завлекла в свои сети бога — она была жрицей — для нее это было слишком просто. — Кассандра осеклась. — Или не так… Может, он явился к ней, как Аид явился Персефоне — может, она его не ждала. Она желала, но не ожидала, что он придет на ее безмолвный зов. — Но он пришел, — Ахилл прерывисто вздохнул и сжал ее крепче. — Да. Он явился. Прекрасный в своем сиянии, вечно молодой, сильный - нет, не так! — всесильный! Прекрасный лучезарный бог. — Бог Аполлон. — Да. Он предложил сделку. Дар прорицания в обмен на любовь Кассандры. Растерянная, ослепленная его красотой и величием, она согласилась. Не успела даже подумать. Но когда он пожелал взять свое, она устыдилась. Своих желаний, своих методов — того, что она хотела быть не как все, выделяться, все эти уловки… Дрожа, она оттолкнула его. Отвергла. Не из-за высокомерия, а лишь потому, что испугалась своей низости, бесстыдства. Она не подходила на роль сосуда для воли бога. Она уже не была чиста. А он был слишком прекрасен — Аполлон — и его поцелуи пробудили в ней неведомые чувства — такие же прекрасные. Кассандра сказала своему богу, что не может согласиться на сделку. Она сказала, чтобы он забирал свой дар обратно. Но Аполлон этого не мог. Разозленный, он насильно вырвал у нее еще один поцелуй — последний. Ядовитый, убийственный, обжигающий. И, даже когда бог оставил Кассандру, этот поцелуй продолжал ее жечь. Он опалял ее огнем, когда появился Парис, погубивший Трою, когда привезли Елену Прекрасную, когда ввезли Троянского коня через главные ворота Илиона. Когда Кассандра предупреждала — ей не верили. И сейчас — не верят. А ее жжет изнутри. Но теперь она может изменить будущее. Не только увидеть, изменить — тоже. Ты понимаешь, любовь моя? Ее пальцы сжались на его шее. Ахилл отреагировал мгновенно, оттолкнув ее, подобно тому, как сделал это Аполлон в рассказе Кассандры. Зрение кошки подсказало девушке, что ее маска больше не обманывает его. Тем лучше. Она бросилась вперед как разъяренная рысь, рыча и царапаясь. Она целила в горло. Ахилл схватил ее за кисти, но отвечать на удары не спешил — в его глазах плескались удивление, испуг и стыд. — Ты явился погубить всех нас! Всех нас! — закричала Кассандра, ощущая, как ее трясет дрожь, подобная той, когда приходили видения, и Эней заключал ее в объятия и утешал. — Обманщик! Убийца! — Придите в себя, Кассандра! — Гарри, наконец, обрел дар речи. — Кассандра! Борющиеся устремили взгляд к дому, откуда к ним стремительно приближался Эней. Следом за ним торопились обеспокоенные Гекуба и Елена — последняя — это было заметно даже в темноте — от отчаяния заламывала руки. Времени мало. Кассандра вновь кинулась на Ахилла, но уже без особой надежды. Кончено. Она никого не может спасти. Что тогда, что сейчас. Проклятие бога неизменно и через тысячи лет. Слезы бессилия полились из ее глаз. — Кассандра! — сильные руки Энея обхватили ее за талию и оттащили от Ахилла. — Гарри, отойди! Повторять два раза не пришлось. Гарри с ужасом метнулся в сторону, даже не удостоив Елену взглядом. — Предатель! Предатель! — кричала Кассандра, царапая руки Энея. — Предатель! А ты, — она потянулась к Гекубе, скользя ногами по траве. — А ты — бесчувственная глыба льда! Ты — выродившая безумицу и золотоволосую дурочку! Ты… — Замолчи, несносная девчонка, — Гекуба еле шевелила бескровными губами. Кассандра хотела еще много всего сказать, но ее прервал призывный крик Елены, обращенный в сторону удаляющегося Ахилла. Это восклицание, словно обух, опустилось на голову Гекубы, и она упала, цепляясь за накинутый на плечи Елены халат. Дочь не успела ее подхватить, и царица рухнула грузно и неловко, а Кассандра издала почти победный клич. — Эзра! — Елена обратила к врачу искаженное лицо. — Матушке плохо! Кассандра всем своим телом, прижатым к Энею, почувствовала его сомнения. Он колебался между ней и жизнью ее матери, которой, быть может, не угрожало ничего, кроме глупого обморока. После повторного крика Елены, он выругался, и отпустил Кассандру — и она ему это простила. Он не бог — всего лишь обычный смертный. И поступает, как смертный. Они все умирали. Ее пророчество сбылось. Сев в свою машину, Гарри будет ехать слишком быстро. Гекуба не просто в обмороке, а Елене не пережить эту тройную потерю. Тройную? Кассандра фыркнула раз. Затем второй. Потом разразилась смехом. Он звенел, пока она бежала через сад, а потом через поле — к лесу. Он раздавался вокруг подобно кличу амазонок, рвущихся в бой, который они заведомо проиграют. Как проиграла Андромаха Гектору, Трое. Так смеялась та — другая Кассандра — когда пленных троянок привезли к ахейцам, и женщины рыдали. Кассандра смеялась. Кассандра смеется. Переливчато, свободно, искушающе — таким смехом, который пленил бога Аполлона. Он был силен этот смех, также как и сильно очарование вишневых губ, медовых волос — настолько оно было мощно, что бог так и не смог их забыть. Кассандра знает, что Эзра бежит за ней, но он ничего не может изменить. Ящик Пандоры открыт — она так и говорит ему, прячась между ветвей деревьев — слышит ли он? А может, это вовсе и не Эзра —, а ее бог, который отомстит за нее, убив ее убийцу. Ведь он не забыл ее. Он не забыл ее, а потому ищет вновь и вновь, вновь и вновь — только ради того, чтобы однажды, найдя лекарство от безумия, которым он сам же ее и наградил, забрать свой дар обратно. Для того чтобы когда-нибудь сделать ее своей. — Мы все уже умерли, мой Эней, мы все уже умерли, — шепчут губы Кассандры, но Энея, кажется, нет. — Ничего не изменить. Скоро вы поймете. Скоро конец, отвечает ей бог, а она повторяет это губами, которые он однажды поцеловал и проклял. Заходя в холодные воды пруда, Кассандра хвалит себя за то, что не надела тяжелых платьев, но и не пришла совсем нагая — негоже, чтобы в смерти ее видели голой и грязной. Ведь она все же троянская царевна. Она заходит глубже, ей все еще смешно, но в то же время и немного грустно. Ей жаль Энея — он такой глупый. Глупее их всех. Кто же влюбляется в жрицу, избранную богом? Его — Энея — здесь, конечно же, нет. В эту минуту он тщетно пытается спасти жизнь ее матери, и не может видеть, как она все заканчивает — здесь и сейчас. Но когда-то Кассандра видела и иное будущее — оно не сбылось, но могло бы сбыться. Там Эней стоит среди ветвей деревьев, глядит, как ее тело погружается под воду и отпускает всем своим сердцем. Она знает, что пленила его. Обрела над ним шокирующую власть — почти божественную. Сродни той, что обволокла ее сердце. Эней устал, и она, также как и он, знает, что на всю жизнь будет прикован к ней —, а ей не найти в себе силы от него отказаться. Эней выживет — это Кассандра точно знает. Так же как и тогда, его жизнь изменится. Он выйдет победителем, в этом она не ошибается. Тоска чуть-чуть разжимает свою хватку. И когда Кассандра опускает голову под воду, она тихонько посмеивается, чтобы заглушить последнее — самое страшное предвидение. Он ищет ее раз за разом. Нашел и в этот. Найдет ли он ее вновь — этот прекрасный лучезарный бог, благодаря которому ее уста налились ядом. И самое главное — если найдет, принесет ли с собой лекарство?