Камень

Камень. Что такое камень? Это обломок твёрдой породы, магматической или очень хорошо уплотнённой осадочной, полученный искусственным или естественным путём. Вот интересно, в данном случае – искусственным или естественным? Потому что прорыли эту шахту десептиконы, они тут чего-то добывали, по слухам какой-то ценный минерал, а потом как-то враз и неожиданно свалили, покинув все разработки и что только кирки не побросав, а вот обрушилась она, когда там, внутри, находился ты, уже сама, никто её не просил. Нет, ты, конечно, знал, что здесь бывают какие-то странные возмущения, сдвиги пластов коры, ты так прямо и сказал, когда мы сюда прилетели: «Микон, планетка с сюрпризами, при чём едва ли приятными. Поэтому прошу, не устраивай мне дополнительных. Я тебя взял из единственных соображений – в случае какой-нибудь поломки ты, мелкий человечек, починить меня сумеешь быстрее и лучше всего, потому что с лёгкостью пролезешь в любую щель, а кроме того – у тебя, человека, от какого-нибудь электромагнитного всплеска все системы не забьёт». Так сказал ты, и я в кои-то веки порадовался своей полезности и нужности. И своему отличию от тебя. Хотя я всё равно не понимал, почему надо было лететь именно тебе, нам. Ясное дело, брать ещё кого-то рискованно – ты один, замаскированный под старый грузовой шаттл, и то мог привлечь внимание. Но что, больше никого нельзя было под что-нибудь замаскировать? Короче говоря, я этой идеей и доволен был, и совсем наоборот. И вот, пожалуйста. Нашли мы, конечно, много чего интересного, но вот ты теперь завален толщей камней с многоэтажный дом, и – ни спасательной техники, ни послать сигнал СОС из-за этой чёртовой магнитной бури. Когда не знаешь, что делать, и в общем-то когда ничего нельзя сделать – надо делать хоть что-нибудь, это тоже ты говорил, и когда пыль наконец оседает, открывая картину огромного кургана из обломков красно-буро-коричневой породы – я падаю без сил на колени, на эти камни, я даже плакать не могу, потому что никакими слезами не выразишь того, что внутри… А потом хватаю первые камни и начинаю кидать их в сторону. Это сперва не мысль, не решение – это потребность, по осознании это чистое безумие, ведь не надеюсь же я откопать тебя – вот этими голыми руками там, где нужны экскаваторы и тягачи? Не надеюсь. Не думаю, не оцениваю, не планирую. Потому что если б думал и оценивал – то должен бы был признать, что надеяться на что-то смешно. Я – против тонн камня. Пусть кто угодно сказал бы мне, что я бездарно трачу силы и время, что смешно надеяться таким образом обмануть самого себя – в другое время я и сам мог бы так сказать, наверное. Но мне всё равно, сколько раз уже перекатывалось через мою голову неторопливое местное светило, и как мала выемка в этом кургане, созданная моими усилиями, в сравнении с тем, что ещё осталось. Я как будто не осознаю, что это мои руки уже гудят от невыносимой усталости, это мои ноги все в синяках от этих камней, это в моих глазах уже рябит от этой распроклятой пыли. Я стискиваю зубы, хотя хочется просто упасть и скулить, и кидаю, и кидаю эти камни – маленькие, большие, горсти щебня, огромные булыжники. Я упрямый, да, очень – ты много раз говорил мне это, вот я и оправдываю эту характеристику. Да, иногда я поддаюсь этому ощущению гудения в руках, боли в саднящих пальцах, поддаюсь осознанию, что я устал, верю этому вкрадчивому голоску, наговаривающему мне, что я обязательно должен отдохнуть, и чуть-чуть побольше, чем я первоначально собирался. Я слаб, я иногда поддаюсь. Но когда я понимаю, что это малодушие снова взяло надо мной верх – я накидываюсь на завал с двойной, с тройной яростью, чтобы компенсировать своё позорное поражение. Потому что ни за «чуть-чуть», ни за «ещё чуть-чуть» я всё равно не отдохну. В этой борьбе перемирий быть не может, только поражение, и всё. И пусть эта самая усталость, этот самый здравый смысл раз за разом встают в моём сознании и голосами всех друзей, всех старших товарищей, безусловно мной уважаемых, ремонтников, докторов говорят мне, что это дело бесполезное, что у меня ничего не получится, что нет и не было у меня таких сил – надо смириться, надо признать правду – я отмахнусь от них, как отмахивался уже не раз. Замолчите, не троньте. Я держу в голове только твой образ, только память твоих слов, только понимание, что иначе – никак, что не отступлюсь, не смирюсь, ни за что не смирюсь. Пусть мне это говорят сами земля и небо – я буду зачёрпывать полные горсти колючего песка, поднимать и перекатывать огромные валуны, скрести, рыть, отбрасывать… Если надо – я сверну горы, это без проблем. Я сделаю это, у меня просто другого выбора нет. И однажды – я обязательно докопаюсь, я дождусь того дня, когда под бурой пылью блеснёт кусочек твоей брони – первой ласточкой моей победы, и мы обязательно выберемся отсюда, мы обязательно вернёмся и расскажем – обо всём, что тут было с нами… Только вот об этом – я не знаю, смогу ли сказать. Но зато я знаю – где бы и что бы с тобой ни случилось, мои слабые силы всегда с тобой.