Еврейская трёхходовка

Артур же трепетная, мать его, лань, а он пытает людей. (с) Артур был слишком правильным, хорошим мальчиком, сплошь положительным, - не считая, конечно, того факта, что занимался хороший правильный мальчик исключительно взломами и грабежом, пусть даже интеллектуальным, - был вежливым со всеми, кто старше его лет на десять и в принципе со всеми. Всегда гладко выбритый, с зализанными назад чёрными волосами, в идеально выглаженном костюме с иголочки, пунктуальный до мозга костей, спокойный и сдержанный; на него полагались, к нему прислушивались, уважали как специалиста и как личность. В каждом его действии была основательность, последовательность, продуманность, каждое его действие как бы говорило: «Это делается вот так». Артур, видимо, даже в колледже не делал глупостей – не прогуливал уроков, всегда делал домашнее задание, приходил домой в назначенный срок, не сбегал ночью на вечеринки, не курил травку, в тихую не попивал родительский коньяк из запасов отца, не зажимал симпатичных девочек по тёмным углам и не дёргал их за косички, и уж точно не дрался в закоулках. Возможно, Артур даже исправно ходил на службы в свою еврейскую церковь, если не ходит и по сей день. Имс ненавидел этого Артура. До скрежета зубов, до ломоты в костях, до бессонных ночей. Имс хотел сломать этого Артура, вывернуть, растоптать, вскрыть толстую броню, выпотрошить суть, чтоб узнать, какой он на самом деле, этот Артур. Не может быть обычный человек быть таким правильным, с какой стороны не возьмись, эмоционально сдержанным, контролирующим себя настолько, что становилось страшно. Но для этого требовалось неимоверное терпение, наблюдательность, умение слушать и время, которого у Имса было достаточно. Имс ничего не знал об Артуре, у него не было фамилии, не было прошлого, не было настоящих документов, будто этого человека никогда не существовало вовсе. Все счета, о которых Имсу удалось узнать, были записаны на несуществующего и шаблонного мистера Смита, коих были тысячи, если не миллионы. Липовые кредитки, одноразовые сотовые телефоны, полное отсутствие личной жизни и даже намёков на неё, аскетическая квартира в спальном районе города с видом на реку, такую же спокойную и размеренно направляющую свои воды сквозь разъярённый металл мегаполиса; хорошая машина, всегда сверкающая чистотой, дорогие костюмы. Постоянство, стабильность, надёжность. Хоть рекламу снимай. Или, даже наоборот, будто сам Артур жил в рекламе, утрированной своей утопичностью, своим расчётливым пафосом, манящую своей отчужденностью и обещаниями «правильно жизни», жизни по правилам. Всё. Больше Имс ничего не знал об Артуре. Или почти ничего. С каждым новым ответом, подслушанным, замеченным, вытянутым, подмеченным, вопросов не становилось меньше. От этого жажда становилась ещё сильнее, она словно подстёгивала, сторожила сон, незатейливая и прочная, будто стальные нити паутины, игра с заведомо неизвестными правилами, водоворот, в который затягивало Имса с головой. Имс даже пытался сымитировать Артура, в этом, как в картах, рулетке, выпивке и девочках он был лучшим, но раз за разом на него из зеркала продолжали смотреть его же собственные насмешливые кошачьи глаза. Он мог сыграть оболочку, но никак не скопировать суть, начинку. Имс ненавидел Артура. Что слушает Артур? Наверняка что-то фолковое и ненавязчивое, с тягучими нотами саксофона или нежными переливами скрипки. Имс всегда считал, что можно многое сказать о человеке, зная, что он слушает и чему отдаёт предпочтение в музыке, на что обращает внимание за стройным рядом нотной конструкции и слов. А ещё привычки. Привычки говорили гораздо больше. И Имс ничего не знал о привычках Артура. Почти ничего. Он совсем не знал Артура. Артур с холодной жестокостью и расчетливостью пытал людей в их же собственном сознании, жестоко, профессионально, беспощадно и мучительно долго, пока не добивался нужного результата. Гладил уличных кошек, которые любили его до потери всякой кошачьей загадки, с громким и доверительным урчанием вытирая о его дорогие брюки свои блохастые спины, вылизывающие тонкие музыкальные пальцы от гусиного паштета. Артур любил дурацкую карамель на палочке с апельсиновым вкусом, которой выводил Имса из себя, доводил до ручки, до звона в яйцах, до боли в животе: он обводил её языком по самому краю, гонял палочку по тонким влажным губам из стороны в сторону кончиком языка, прижимал к ярким губам карамель, в задумчивости аккуратно прикусывая её зубами, а потом разгрызая с хрустом, просто сжав челюсти в самый неожиданный момент, когда Имс готов был кончить от одного только вида сосущего грёбанный леденец Артура. Имс ненавидел Артура. Холодный и отстранённый Артур чистил свой Глок два раза в неделю, как по расписанию. Деталь к детали, чётко выверенные движения, ничего лишнего, как и в движениях: скрытая сила и грация, чего бы это не касалось. Казалось, что это обычная рутина, дань схеме, но Имс видел, что Артур неуловимо меняется, прикасаясь к оружию, но поймать, подчеркнуть эти изменения у Имса никак не получалось. Только один раз ему удалось заметить где-то в самой глубине тёмно-карих глаз яркий всполох обжигающего янтарного огня, неподвластного, непокорного и дикого, когда сам же Имс намеренно уронил пистолет координатора не куда-нибудь, а в остатки упаковки от жирной курицы. Тогда-то Имс и узнал совершенно другую сторону правильного мистера Артура. Но больше Артур на провокации не вёлся. И сейчас, стоя перед дверью в его квартиру, Имс не был уверен, что хочет знать, кто же такой этот Артур на самом деле. Что вообще будет, когда координатор откроет эту чёртову дверь? -Добрый вечер, мистер Имс, - раздалось до зубного скрежета вежливое приветствие – имитатор благополучно пропустил момент открытия злополучной двери, витая где-то в своих мыслях, и поэтому чуть не подпрыгнул от неожиданности. - Привет, детка, - лицо Артура осталось нечитаемым, только Имс был готов поклясться, что увидел аккуратную ухмылку, притаившуюся в самом уголке губ, или это была просто неудачная тень от лампы? - Не стойте на пороге, мистер Имс, проходите, - Артур скользнул в бок, давая Имсу пройти, принял его пальто, проводил в гостиную и даже предложил выпить. Имс удивлённо отметил, что где-то на фоне играют Led Zeppelin, а под большой плазмой стоит игровая приставка, квартира сама по себе выглядела опрятно и чисто, но нельзя было сказать, что её хозяин такой... Артур. Пожалуй, теперь выпить Имс бы не отказался. Он вообще с трудом мог объяснить даже себе, что он тут делает, особенно в обществе сдержанного координатора, с которым он отличался всем, который был при галстуке даже дома, будто ждал кого-то. Имс перевёл взгляд на Артура, который привычным жестом растрепал волосы, наклонил голову в бок, смотря абсолютно чёрными заинтересованными, цепкими глазами на имитатора. Какой все-таки он был красивый. Гибкий и стройный, и, одновременно с этим, очень сильный и выносливый. Как стальной трос, который можно завязать в узел, но невозможно разорвать. Сам Имс был другой. Сила, которая в нём была, была животной. Как у опасного и смертоносного хищника. Сила крупного, хищного и злобного зверя. Артур закусывает губу, смотря, как меняются эмоции на лице Имса. Сейчас перед имитатором стоял самоуверенный, наглый, уверенный в себе, своих силах и победе хитрый лис, который отлично знал, что может сделать всё, что пожелает и ничего ему за это не будет. Или будет, но только то, что он сам пожелает. - Ах ты маленькая еврейская сучка, - тихо и заворожено выдохнул Имс, во все глаза смотря на Артура. Его вдруг внезапно озарило, в какую ловушку загнал себя он сам, намеренно и целенаправленно, слепо ведясь на эту игру. - Долго же до тебя доходило, мистер Имс, - Артур насмешливо скривил красивые губы, выразительно выгнул бровь, стянул галстук, принялся расстёгивать рубашку и, медленно обведя губы по контуру кончиком языка, направился в спальню, скинув злосчастный, выглаженный стрелка к стрелке, кусок ткани и оголяя красивую, треугольную спину. - Как же я тебя ненавижу, детка, - тихо рыкнул Имс, вжимая выгнувшегося жаркого и податливого Артура в стену, выбивая тихий стон, нагло облапив его за подтянутую задницу, упакованную в дорогие, обтягивающие брюки, и вжимаясь пахом в бедро. - Я тоже тебя люблю, Имс.