Sister Jude

      У Тимоти Говарда были амбициозные планы на будущее: он собирался стать епископом своей епархии. Только дьявол мог помешать ему в осуществлении планов. И он появился рядом с ним, увлекая в свои сети. Ну, конечно, он явился не устрашающим демоном с рогами, стоящим в облаке огня и серы. Он был тоньше, хитрее. В этом мире личный дьявол Тимоти Говарда носил имя сестры Джуд. Строгая монахиня в черной накидке, из-под которой виднелся белый платок, как будто бы полностью отвечала требованиям обители скорби. Кто она такая на самом деле, прояснялось постепенно, исподволь. Он понял это не сразу, а только после длинной череды устрашающих событий, происходящих в Брайерклифф-Мэнор, где он был управляющим, а сестра Джуд — сиделкой и смотрительницей.       Брайерклифф был лечебницей для душевнобольных. Местом, откуда мало кто возвращался. Множество несчастных было похоронено там заживо. Безумцы всех мастей находили там приют, становясь словно бы подопытными кроликами доктора Арден. Безумие пропитало стены, сочилось кровью из всех щелей. Наиболее циничным было то, что суровая монахиня, призванная спасать их несчастные души, оказалась в итоге наиболее опасным существом из всех. Человеческие грехи, вселяющиеся в тела в качестве болезней, как в это верила сестра Джуд, стаями витали в воздухе госпиталя.       Но этому пора было положить конец. И священник собирался обуздать дьявола, так долго носившего одежды невинности. Но он не знал, что демона не свяжешь. Демон бесплотен, и глупо пытаться ухватить его за хвост. "Ударь женщину, лежащую перед тобой в темноте", — шептал ему в этот момент этот дьявол, сидящий, верно, на левом его плече.       Сестра Джуд, бывшая когда-то певицей в ночном клубе, монахиня, любящая выпить, очнулась этой ночью привязанной к кровати. — Монсеньор? — испуганно вскинулась она, пытаясь приподняться, но напрасно. Черные веревки почти не давали возможности двинуться. — Джуд, я всё знаю. Можешь не трудиться. Меня не интересуют лживые объяснения. — Но Монсеньор! — Ты манипулировала мной. Я обманным путем был вовлечен в эту ложь. Но теперь мне известно обо всех твоих преступлениях, Джуд. — Я любила тебя, — вздыхает она. — Нет. — И взмах руки, приказывающий молчать.       Он сидел на её кровати, строгий и желанный священник. Она попыталась высвободить хотя бы руку и потянулась затем к нему, прося о снисхождении, но он перехватил её. Его гневное лицо с вертикальной морщиной между бровей выражало решимость стоять на своём. Он был неприступен. Не на что и надеяться. — Я объявляю вам, сестра Джуд, что отныне вы не управляющая Брайерклиффом, а его заключенная. Я лишаю вас должности и снимаю с вас послушничество церкви.       Он начал раздевать её. Рука его скользнула вниз, к темной грубой ткани, чтобы, приподняв её, дотронуться до красного шелка, поскольку под монашеской рясой сестра Джуд имела обыкновение носить кружевное нижнее бельё. Красного цвета. — Развратная монахиня. Какая явная ловушка. — Он засмеялся, но не улыбался больше. — Изнасилуй меня. Прошу тебя. Давай же! — воскликнула она, подаваясь к нему навстречу, насколько позволяли веревки.       Лицо священника не изменилось — разве что брови чуть поднялись — но в остальном он был верен своей невозмутимости. Хищница под маской тихони — вот кто она была всё это время. И, надо признать, это сочетание красного кружева и чопорных монашеских одеяний было невероятно возбуждающим. Быть может, потому он и не сдержался.       Сняв с неё рясу, он поднял черную ткань, обнаружив красное бельё. Повеяло сладким, околдовывающим ароматом духов. Дорогой парфюм оставался её последней одеждой, когда монсеньор Тимоти Говард снял с сестры Джуд и его. Затем он нагнулся и накрыл губы монахини своими: ожесточенный поцелуй, почти укус. Веревки, однако, удерживали её на месте, не позволяя подняться и приникнуть к нему в ответном поцелуе. Этой ночью Монсеньор собирался обуздать дьявола.       Он торопливо поднял полы своей черной сутаны, расстегнул ремень на брюках, снял их, и вновь сел на кровать, придавив тело сестры Джуд, умоляюще глядящей на него. Она хотела этого, вне сомнений. Но этому демону нельзя было давать волю. И он навалился на неё сверху, встав в упор лежа и прижавшись низом живота. Его трясло от напряжения. Он высвободил напрягшийся член, сняв последнее нижнее бельё, но рясу снять не пожелал и, приподняв подол черной верхней одежды, накрыл их вдвоем, будто до последнего боялся чьих-то взглядов. Джуд освободила-таки руки, обняла его и прижала к себе — и он не стал освобождаться от объятий, ложась и с силой, резко входя в неё. Сперва она вздрогнула от боли, пытаясь отстраниться и вырваться, но затем притихла под ним. Он продолжил с силой толкаться членом, пытаясь с каждым разом проникнуть глубже, сильнее прижимая к себе, поднимая за бедра и ещё шире раздвигая её ноги. Сестра Джуд громко вскрикивала в такт его толчкам, и он с трудом сдерживался, чтобы не кончить сразу, сдерживаясь и нарочно замедляя темп. Она намертво вцепилась в него, уже не собираясь отпускать, с силой вонзив ногти в его бока и спину. Блаженство наступало раз за разом. Будто поднимая её к небесам, которые казались раньше навсегда закрытыми. Священник чувствовал, как жар распространяется по телу, как невозможно больше терпеть приближающуюся разрядку. За несколько секунд до ней он успел вытащить член, кончив ей на живот; белые брызги растекались лужицей. Он устало обтер вспотевшее лицо.       Захлопнулась дверь, погас свет. Она осталась наедине с собой. Впрочем, нет. С ней тоже оставались её демоны.

***

      Да, увы, как это часто бывает со священниками, на пути между ним и желанным саном встала женщина. Но что это была за женщина! Дьявол, не меньше.