welcome to my life...

Чондэ всегда сам открывал перед ним свои двери. Тяжелые… железные, жутким скрипом режущие тишину… – Добро пожаловать, – так звучало «привет, входи», обращенное к невысокому пареньку-солнышку. Тому, кто был так невинно мил, безумно добр. Тому, кто вносил яркие лучи жизни, озарял темные подвалы души ослепляющим светом, способным залечивать даже самые глубокие раны, казалось бы, нанесенные навечно и безвозвратно – выгравированные тупым лезвием стального ножа. – Чен-Чен, я принес покушать, – глаза-полумесяцы искрятся легкой радостью, а в руках – пакет, через который едва заметны очертания нескольких банок пива и лапши быстрого приготовления, определенно, острой, потому что Чондэ любил ощущение «огня» внутри. В его жизни Бэкхён случился слишком нежданно-негаданно, ураганом резко ворвался в маленькую душную комнатку на двоих, песком просочившись сквозь толстые прутья клетки, в которую Чен, словно дикий зверек, был загнан еще с детства, хотя поступление на вокал против воли родителей должно бы добавить монеток в личную копилку наград и побед над тем, что смеет называться «судьба». Потому что его судьбой была пропасть. - Бэкхён, прекрати, - тихонько шепчет Чондэ, когда тот напевает: «Welcome to my life». Голос соседа сковывает Кима по рукам и ногам, заставляя тонуть в нем от безудержного желания ощутить маняще тонкие длинные пальчики на своем теле, попробовать каждый миллиметр идеальной бледной кожи на вкус, губами прикоснуться к чужим, несомненно, отдающим спелой вишней. Он закутывается в одеяло с головой, пытаясь вжаться как можно сильней, подавить в себе непрошеные мысли о запрещенной близости с тем, кто единственный девственно-чистый в своем роде. «Welcome to my life» отдается бесконечным эхом в голове, пылью оседая на задворках сознания, позволяя раствориться в строках, и Чен думает, что это его песня: это он должен петь ее Бэкхёну, а не наоборот. Он не сразу чувствует, как матрас прогибается от дополнительного веса, а уголок одеяла медленно приоткрывается, являя желанные глаза-полумесяцы. – Ты обиделся? – Бэкхён слегка хмурится, – Тебе не нравится, как я пою? Чондэ мотает головой. Нет, ему слишком нравится. Он жмурится: Бён светит слишком ярко темной ночью; и в удивлении раскрывает веки, когда губы накрывает что-то мягкое, нежное, сладкое. Парень теряется в прикосновениях аристократических пальчиков к своей коже, скулах, хочет взвыть от наслаждения, когда чужой язык ласкает нёбо и мимолетно проходит вдоль ровных зубов. Чондэ чувствует запах алкоголя, и буквально пьянеет сам… «Я люблю тебя», - проносится в голове. Чен ладонями скользит под футболку, приподнимая ее; прерывает поцелуй, тут же опрокидывая того на спину, и оставляет яркие следы на ключицах… *** «Прости, Чен-Чен, я вчера ничего не натворил? Айщ, не помню», - утром Бэкхен чешет затылок, не спрашивая даже, откуда свежие засосы на телах обоих, а Ким падает с небес на землю, едва не поперхнувшись кофе. «Ничего» кажется совсем чужим, грубым и немного отчаянным. Иначе ведь быть не должно. Всего лишь друзья… *** – Прикинь, Чен-Чен, мне предложили стажировку в агенстве ***, – радуется Бэкхён спустя полгода. Чондэ улыбается в ответ уголками губ – Бён ведь мечтал об этом – а на душе скребут кошки. Известность всегда приносит проблемы, и осознание того, что тот-кто-сейчас-принадлежит-ему (пусть не так, как он того желал) в скором времени станет национальным достоянием без права на ошибку, накрывает с головой, заставляет глотнуть больше воздуха в попытке сдержать слезы: общество не примет. Придется расстаться… рано или поздно. Бэкхён – один из людей, которых никак не хочется делить с кем-либо, которых привязать бы на поводок и держать подле себя, чтобы, не дай Бог, не убежал. На следующий год слова «Они хотят, чтобы я жил в их общежитии» рушат оставшуюся надежду в одночасье, и Чен понимает, что конченый эгоист: совсем не рад удаче любимого – наоборот – вот бы с треском провалился, но остался рядом; эти мысли вызывают отвращение. А отговорки: «Ким Чондэ любит Бён Бэкхена. Больше всего. Больше жизни», - не имеют смысла, являясь чистейшей правдой. *** Игривое «Я позвоню» висит в воздухе невидимым облачком, когда парень-солнышко переезжает. До окончания университета рукой подать, и Чен как никогда уверен: его жизнь подошла к финишной черте. *** Через несколько лет Бэкхён становится одним из самых востребованных айдолов, Чондэ – учителем по вокалу. Это мучительно – каждый божий день наблюдать по телевизору того, кто до сих пор не позволяет упасть в темную бездну, словно толстые сучья, за которые можно удержаться, только вот… теперь ведь не дотянуться… Бэкхен навсегда останется для него лучиком света в кромешной тьме, сияющим солнцем в ненастные дни. Останется любимой книгой, которую можно перечитывать вновь и вновь; фотографией, что бережно хранится в нагрудном кармане… Навязчивой мелодией, что никак не выкинешь из головы, фисташковым мороженым, тающим во рту… Чондэ же останется только тем, кто любил, не требуя ничего взамен… То самое «Я позвоню» до сих пор висит в воздухе.