Как я могу быть не приглашён в жизнь собственного брата?

- Нет! - Да! - Нет! И так несколько часов кряду, с краткими перерывами на чай, бинты и йод, а так же на выволочки от старшего, в зависимости от того, в кого врежется младший Холмс. Чаще всего это была бабуля Холмс, которая, не смотря на почтенный возраст, передвигалась по дому столь бесшумно, что многие шпионы, если б знали о ней, ели бы собственные отмычки с соусом, горько рыдая. Та имела привычку возникать где не ждали, словно черт из табакерки, и если предсказать её появление наследник семьи не мог, что уж говорить о младшем, пухлом, не в меру бойком малыше, доводившем в свои пять лет любого взрослого до белого каления в считанные минуты. Обычно доставалось всем - от собак, которые облизывали ребенку руки, преданно уставившись в покрасневшее, сердитое лицо, до родителей и старшего брата. Последний, в отличии от вспыльчивого отца, спокойно отвечал брату тем же, мгновенно подмечая абсолютно неуловимые стороннему взгляду мелочи - от крошки пирожного на складке рубашки у локтя, до припыленных ботинок. Майкрофт сопел, но поделать ничего не мог- Шерринфорд был непробиваем. Шерринфорд был недосягаем, как книги на мертвом языке, которые тот прятал так, что Майку невозможно было отыскать их, чтобы… Чтобы было. *** Майкрофт никогда, решительно никогда не понимал, отчего, едва вернувшийся на каникулы Шерринфорд делал все, чтобы лишить себя его общества. Это не беспокоило бы маленького рыжего непоседу, с острым, не по-детски пытливым ( до всего, в пределах видимости и бесконечно далее) умом, но это повторялось год за годом, уже четыре лета подряд! Однако, чем яростнее строил свои «стены» Шерринфорд, тем более настойчиво десятилетний, (уже совсем-совсем взрослый!) так и не переставший быть молнией на все ещё пухлых ножках, Майкрофт, искал общества старшего брата… Шерринфорд в долгу не оставался, и начал искать себе «укрытия», когда Майкрофту, наконец, стукнуло девять. Мог бы и раньше, конечно, но очень был занят, штудируя всевозможные медицинские справочники непосредственно перед каникулами, во время которых только что и успевал пополнять свои быстро скудеющие запасы йода, зеленки, противовоспалительных, заживляющих… К девяти же годам Майкрофту, к слову, окончательно перестали быть интересны деревья, опасные и шаткие мостки через реку у дома, и даже самодельный набор юного водолаза, не раз использовавшийся для поисков клада, на дне небольшого искусственного пруда давно заросшего и канувшего, казалось бы, в лету, был благополучно забыт на дне старого чемодана с игрушками, теперь обретшего свое пристанище на чердаке их фамильного дома… Его место, как и всех остальных игрушек и «шпионских гаджетов» заняли книги, постоянно тайком выносимые из комнат брата. В основном, там были учебники. Многие Шерринфорду уже были не нужны, от того и преступно пылились, безжалостно забытые старшим на полках, и просто умолявшие Майкрофта заглянуть в них… Майкрофту казалось, что каждая из них - его шаг навстречу брату, его возможность снова стать к нему ближе, гордиться Майкрофтом, говорить всем гостям на мамулином приеме «Это мой брат!». С каждой прочитанной книгой, до дыр затисканным учебником, мир становился все более понятным, как паззл-он начинал почти сходу определять, какие кусочки сложить, чтобы посеять зерно сомнения в народе, (пока представляющим собой мамулю и её окружение )что перевернуть и соединить, чтобы обанкротить государство( Которым временно выступала бабуля, всегда следившая откровенно говоря за всем-от количества печений перед обедом, до карманных денег Майкрофту). *** Шерринфорд почувствовал перемену на одиннадцатое лето Майкрофта, когда вместо привычных «Как?», «А почему?», «А из чего», «А если?», его встретил шквал «Так!», «Потому что…!», «Это абсолютно простейшая реакция!», и «Следовало править импринты…» из уст хмурящегося, откровенно скучающего среди гостей матушки, Майкрофта. Он был застегнут на все пуговицы, на черных брючках ни единой складки, на руках, прежде вечно красных, или исцарапанных, а ныне уверенно держащих бокал с соком так, словно в нем как минимум Шато семидесятилетней выдержки, теперь не было и следа веселья, после которого Шерринфорд неизменно полдня поливал тонкие пальцы дезинфицирующим, мазал йодом, или бинтовал… Майкрофт понял. Раньше разум его метался, не имеющий достаточно знаний, но видимо он нашел способ получать их куда более, сверх того, что давали нанятые матушкой учителя, и, глядя на мальчика, отказавшегося от детства, положившего его к ногам науки, он больше не знал - увидит ли когда-нибудь своего прежнего Младшего… Неужели он когда-то хотел, чтобы Майкрофт повзрослел? Бойтесь своих желаний… *** Майкрофт никогда, решительно никогда не понимал, даже спустя два сезона со дня своего одиннадцатилетия, отчего, едва вернувшийся на каникулы Шерринфорд делал все, чтобы лишить младшего своих учебников и докладов Министрам, и совету директоров, о, и речи для политиков, проводящих свободное время в «Диогене». Майкрофт обещал себе, что тоже попадет туда. И Шерринфорд вынужден будет вновь его заметить, как тогда, много зим назад, когда они были неразлучны. Уж Майкрофт постарается… Майкрофт понял. Не сразу, как это обычно и бывает, не с первого плача, разодравшего напряженную, давно поведшую свой счет на часы, тишину, окутавшую дом, и прерываемую лишь редкими острыми стонами боли, сменившимися, наконец, раздраженным, скрипучим плачем младенца, ещё довольно слабым, и даже не с первых охов ахов. И даже не после того, как завернутое в пеленки с гербом Холмсов нечто, цепко схватило его за палец… Гораздо позже, сидя возле Шерринфорда под деревом у пруда, увлеченный чтением, он услышал вскрик, отвратительный звук удара тела о воду, и бросился туда, не замечая ласковой усмешки Старшего... Пришло время передать аптечку и справочники новому Старшему...