Полуночные тени

Локи забирает длинные черные волосы в небрежный пучок, зажигает сигарету и глубоко затягивается. У бессмертия есть преимущества – рак легких его точно не убьет. Тлеющий огонек это единственный источник света в полутемной комнате. Где-то там, за плотными занавесками, неоновый свет города, который никогда не спит. Где-то там, может, даже в Асгарде, кто-то помнит, что Локи, помимо прочего – бог огня. Но здесь, в этом мире, ограниченном четырьмя стенами и собственным дыханием, кажется, об этом начал забывать и сам Локи. У бессмертия есть недостатки – времени слишком много, и ты не всегда знаешь, на что его потратить. Глаза, чей оттенок невозможно назвать, настолько часто он меняется, прикрыты. Кривятся в полуулыбке губы, испещренные точками шрамов, являющимися напоминанием, что, как бы этого ни хотел сам Локи, от прошлого не убежать. Левая рука свисает с подлокотника кресла, голубые вены просвечивают сквозь полупрозрачную кожу, как намек на то, сколько усилий требуется ее хозяину для поддержания цвета, привычного для мидгардцев. Это одна из небольших уступок, на которые он пошел, чтобы остаться незамеченным в этом мире. В пальцах правой руки зажата сигарета, неизвестно какая по счету сегодня, потому что какой толк в бессмертии, если ты не можешь делать, что хочется? Тени, не подчиняющиеся Локи, шевелятся на потолке грозным предупреждением, заставляя его всегда быть начеку. Кто знает, кого пришлет Один за своим строптивым сыном? Не за Локи. Он больше ничей, не принадлежит ни одному народу, ни одному правителю. Ни одному отцу. Разве не это долгожданная свобода? Тор подходит сзади, наклоняется и тихо шепчет, что им пора, если они не хотят, чтобы их обнаружили. Любуется открывшейся беззащитной шеей, бьющейся на ней жилкой и не может удержаться, вбирает в рот мочку уха, ту, что с сережкой-колечком (Локи решил, что должен попробовать по максимуму всё, что предлагает этот мир. Только татуировку делать не стал, не смог определиться, на какое именно место на теле писать рунами «Король Локи, единственный во всех девяти мирах». Тор предложил на лоб, за что с ним потом несколько часов не разговаривали). Локи шипит и дергается, но Тор обводит языком нежную кожу, тянет зубами за металл, и Локи фыркает что-то нелестное, но расслабляется в умелых руках. Тени, вихрящиеся на потолке, начинают мелькать все чаще, погружая комнату в истинный мрак, в изначальную бездну. Но они уже не обращают на это внимания, потому что Тор встает перед Локи на колени, видит змеящуюся улыбку и, сам ухмыляясь не менее лукаво, начинает ласкать Локи губами. Темные джинсы болтаются теперь где-то на уровне колен, оттенок кожи становится все холоднее – Локи отпускает себя, наслаждаясь каждым прикосновением, и возвращает себе естественный облик. Ну, тот, который он считает последним естественным обликом. Тор, например, еще помнит длинные огненные волосы, струящиеся пламенными змеями почти до самой талии, которые обвивались вокруг его рук, вынуждая быть так близко, как это только возможно. Помнит он и глаза, цвету которых позавидовали бы даже чистейшей воды изумруды. Тор помнит всё. Каждую новую ипостась брата (племянника, друга, кого-то еще). Потому что зачем тебе вечность, если ты не можешь быть кем угодно? В самый первый раз, в начале времен, когда еще не было ничего, когда Один, Вилли и Ве только задумались о сотворении мира, только уложили злобного великана в нужную для этого позу (как же смеялся над ними Локи в тот день, а Тор лишь улыбался, не сводя глаз с его искреннего веселья), они столкнулись случайно, как две любопытные птахи, слетевшиеся посмотреть на то, что творится. Столкнулись – и больше не смогли расстаться, постоянно перерождаясь, и в каждой новой ипостаси находя друг друга. «Вначале Бог создал небо, потом землю…» - читал Локи старинную книгу. «А потом, видимо, нас с тобой», - фыркал Тор. Даже сейчас, когда Тора волей Всеотца сослали в Мидгард, Локи, надменный младший брат, последовал за ним. Нашел, уткнулся носом куда-то в плечо и сказал, что единственное, почему он здесь – беспокоится, что Тор в одиночестве сломает себе шею на второй же день пребывания в новом мире. Нет, ему, пусть Тор не сомневается даже, не жалко, пусть ломает, но Фригга будет переживать. А они оба и так расстраивают ее слишком часто. Тор, конечно, ему сразу поверил. Полулежа в неудобном кресле, Локи выгибается до хруста в позвоночнике, а Тор придерживает его руками, потому что, бессмертный или нет, не хочется, чтобы тот сломал себе спину. Они проваливаются в свой собственный зыбкий мир, где-то на грани между явью и сном, где-то за пределами этой солнечной системы (и даже скрипучие ветви Игдрассиля, кажется, не могут до них дотянуться). Когда их обнаженная кожа соприкасается, они становятся единым целым. Будто старик Платон был прав, и злые боги разделили людей на две половинки, которые обречены всю жизнь искать друг друга. Когда они прочли это сказание, Локи изъявил желание познакомиться с этими «богами», не без оснований полагая, что они бы нашли общий язык, а Тор просто притянул его поближе и, несмотря на сопротивление, крепко обнял. Тор готов жить исключительно ради того, чтобы ласкать Локи. Потому что именно в эти секунды он чувствует себя настоящим. Чувствует себя богом. Локи извивается в его руках, умоляет о большем, наплевав на гордость, голос срывается с шепота на крик, с просьбы на требование, а Тор любуется им, наслаждается этой секундой абсолютного бытия. А потом все разбивается на миллионы миллионов осколков. Тор входит в податливое тело, повисшее тряпичной куклой в его руках, Локи уже не стонет, только сипло ругается, вспоминая все бранные слова на всех мертвых языках в алфавитном порядке. Тени на потолке приходят в настоящее неистовство, а потом всё внезапно стихает, будто само время остановилось. - Неожиданно видеть тебя таким, - нейтральным голосом говорит кто-то рядом с ними. Локи поднимается, не стесняясь своей наготы, берет из пачки еще одну сигарету, зажигает ее, поправляет волосы, слегка поморщившись, и только тогда говорит: - Ёрмунгард, - не вопрос, утверждение, поскольку Локи узнает его всегда, с любого расстояния и в комнате любой степени освещенности, - какими судьбами? - Пришел полюбопытствовать, - улыбается тот, так, как могут улыбаться только змеи. Безжизненно и мертво. - Эти твои родственнички, - вздыхает Тор, - никакого от них покоя. - Они такие же мои, как и твои, - парирует Локи. - Не будем вспоминать одну известную нам бесцеремонную лошадь… - Коня. И, да, не будем, а то еще услышит, прискачет, спасайся от него потом. - А эти его бесконечные вопросы! Почему у меня столько ног, почему я вообще конь, а остальные – что-то страшное… - Про остальных не будем, жуть полнейшая. - Я вообще-то еще тут, - вмешивается Ёрмунгард в их перепалку, слегка растягивая шипящие, как всегда делает, когда сердится. Хотя «жуть полнейшая» ему скорее польстила. - Изложи, зачем пожаловал? – Локи, натягивает свои джинсы и плюхается обратно в кресло, насмешливо глядя на поспешно одевающегося Тора. - Всеотец призывает вас. - Нас? – неверяще фыркает Локи. - Его, - поправляется Ёрмунгард, ехидно улыбаясь. Локи закатывает глаза и тушит тлеющую сигарету об обивку кресла. На кончиках его пальцев на мгновение вспыхивают огоньки, тут же пропадающие, стоит ему обратить на них внимание. - Мы снова скроемся, - наконец говорит он, закрывая глаза, располагаясь поперек узкого кресла, свешивая ноги и голову по обоим краям. - А вдруг, - тихим шепотом интересуется Ёрмунгард, озвучивая потаенные страхи Локи, - Тор не хочет больше скрываться? Может, ему надоела кочевая жизнь? Не скучает ли он по золотым стенам Асгарда? И ему же, вроде как, понравилась здесь какая-то девчонка, не думал ли ты, что он мечтал бы вернуться к ней? А ты держишь его в заложниках своим нездоровым чувством. - Замолчи, - не выдерживает Тор, в два шага сокращая расстояние между ними. Воздух искрится рядом с ним, напоминая, что бог-громовержец не примет таких слов даже от дальней родни. – Это не твоего ума дела. Убирайся и передай Одину, что я не вернусь. Пусть выбирает другого достойного наследника. - Мое место здесь, - уже намного тише говорит он несколько минут спустя, когда запускает руку в волосы Локи и запрокидывает назад его голову, - подле тебя. Где-то там, за плотными занавесками, неоновый свет города, который никогда не спит. Где-то там, может, даже в Асгарде, кто-то помнит, что когда-то Тор должен был стать преемником Одина, наследником трона. Но здесь, в этом мире, ограниченном четырьмя стенами и собственным дыханием, кажется, об этом совершенно позабыли.