Грязные танцы. Паркет и асфальт

«Задержись, пожалуйста», – гласило сообщение. Майкл улыбнулся, прочитав его. Риддл всё же не обманул, у него имелись определённые планы на день купидона, и сегодня эти планы должны были претвориться в жизнь. Ник своими наработками с Лайвли не делился, полностью выдержав заранее выбранную линию поведения, потому хранил всё в строжайшем секрете. Любые расспросы он пресекал на корню, заявляя, что в противном случае всё потеряет смысл. Сюрприз должен быть именно сюрпризом. Если пропадает эффект неожиданности, тогда можно даже не заморачиваться на организацию, исключительно обменявшись подарками. Николасу хотелось разыграть всё в ином ключе, и он старательно готовился. Для Майкла этот день был испытанием похлеще, чем предновогодняя гонка, поскольку перед ним поставили практически непосильную задачу – подарок. Нику нужно было что-то подарить. И эта задача была вынесена на повестку дня заранее, не хотелось в последний момент бросаться в торговый центр и в экстренном порядке что-то выбирать, без души, на скорую руку, лишь бы не появиться без подарка вовсе. Задумчивость Лайвли спровоцировала пробуждение интереса у Бетти, и в какой-то момент парень подумал, что она сможет дать дельный совет. Надежды не оправдались. Бет давно не праздновала день купидона, потому мало что могла рассказать о вариантах подарков, разве что заметила многозначительно, что цветы и мишки морально устарели, и эти подарки лучше сразу отмести. Майкл и так это понимал, потому даже в список их не включал. Подари ему Ник мишку или шоколадку, он бы удивился. Впрочем, шоколадку можно было съесть. Что делать с мишкой так и оставалось вопросом риторическим. Разве что передарить его кому-то. Да и то – не вариант. День-то влюблённых, а не друзей, которые решили принести радость в жизнь одинокого приятеля или приятельницы. В школе в этот день все словно сошли с ума, традиционная «почта», девочки, надевшие белые платья с плиссированными юбками и крылья, продавцы роз и открыток в форме сердца. Кто-то, как обычно, получал десятки открыток от друзей и знакомых, кто-то не получил ни одной, кому-то подкинули открытку, в которой посмеялись над неудачником, который вечность проведёт в одиночестве, но в следующем году всё может измениться, не так ли? Всё, как всегда. Годы шли, а в школах традиции оставались непоколебимыми. И Майкла они совершенно не интересовали, поскольку он находился в состоянии предвкушения этого вечера. Утро же началось с сообщения, в котором ему признались в любви. Смайлик в виде розы стал чем-то вроде обещания. Настоящую розу Ник планировал принести вечером. Следовательно, Майклу нужно было сделать то же самое. Сомнений при выборе цвета у него не было, разумеется, красная. Максимилиан традиции не нарушал, а у него они значительно отличались от тех, что были общепринятыми в школе. Эллиот игнорировал послания, никогда сам не посылал валентинки, никогда не отправлял розы. Анастейше он их дарил просто так, без анонимности, причём не по одной, а сразу букетом. И, независимо от того, сколько роз получали другие девчонки, букет в руках Орвел всегда смотрелся внушительнее, нежели то, что в конце дня собирали её одноклассницы. Лайвли в этом вопросе поддерживал Макса. Он тоже никому не отправлял посланий, не получал их в ответ. Так что, прогнозируя повышенный интерес к персоне Майкла в день влюблённых, Ники несколько ошибся. Относительно вороха валентинок, полученных Эллиотом, они попали в точку, так и было. Любовные письма, открытки, розы... Макс благополучно отправил всё в мусорку, не читая. Девушки, наверное, расстроились. Это был последний год, когда можно признаться в любви недоступному Максимилиану и получить хоть какой-то ответ. Не получили. Никто. Эллиота занимал другой вопрос, а именно – куда пропал Ник. То есть, он никуда не пропадал. Не бросил свои увлечения, в школе на занятиях появлялся, жил с родителями, оставив квартиру без хозяина, иногда появлялся в интернете, на фейсбуке. Они даже обменивались сообщениями, но послания эти носили нейтральный тон. Однажды, на вопрос Макса, что же происходит в их жизни, Риддл ответил: «Не знаю, что в твоей, а у меня всё отлично. Я счастлив». Тогда же они расставили большинство точек над i, Ники заявил, что больше с Эллиотом встречаться не собирается. Во всяком случае, в качестве любовника его уже можно не рассматривать, поскольку он сейчас находится в отношениях, и ему плевать, что Эллиоту нравится с ним спать. «Да, мы можем и дальше общаться, если тебе хочется. Но наши отношения любовно-трахабельного плана закончились. Возвращаться к ним я не планирую». «И давно?». «Достаточно для того, чтобы я понял, насколько меня привлекают нынешние отношения, и насколько устарело это определение для нас с тобой. Если тебе нужны реальные сроки, то месяц, как минимум». «Нашёлся кто-то, способный вытерпеть твоё общество дольше месяца? Героическая личность». «Всё может быть». «Тебе не кажется, что ты мог бы сказать мне об этом лично? Насколько мне известно, в какой-то стране можно развестись по смс. А у нас развод по фейсбуку». «Один момент. Мы никогда не заключали брак. Так что у нас не развод, а обыкновенное расставание, но да, по социальной сети». «И кто он, твой новый избранник?». «Человек». «А я думал, что ты переключился на гуманоидов и заделался фанатом ксенофилии». «Ирония Макса Эллиота, она такая... ироничная. Нет, никаких гуманоидов. Просто человек. Мой любимый человек». «Ты не умеешь любить, Ники». «Скажи это себе. Будет более правдивое высказывание». Оффлайн. Понятно, что этот вопрос занимал Макса не меньше, а то и больше, чем первый. Кто же эта таинственная личность, которую Риддл теперь называет любимым человеком, позабыв о том, кто раньше носил этот статус? Хотя... Эллиот попытался вспомнить хронику своей «семейной» жизни. Кажется, Ники никогда не отзывался о нём именно в таком ключе. Любовник, пара – эти слова он произносил, но вот с любимым вышла промашка. В любом случае, его общество Николаса в день купидона обошло стороной, а на Майкла не следовало и рассчитывать. Макс продолжал с ним общаться, но, чем дольше это длилось, тем сильнее убеждался, что Лайвли неподдающаяся личность, которая так и останется при своём мнении, рассчитывать на его благосклонность довольно сложно. Анастейша старательно делала вид, что ей наплевать на всё, что происходит в жизни друзей, даже перестала обращать внимание на Майкла, когда Эллиот пытался завести разговор о нём, лишь гневно фыркала, ничего не поясняя. Николаса такие перипетия в жизни друга детства мало волновали, поскольку его вечер дня влюбленных был занят другим человеком, а не размышлениями о несправедливости жизни. Лайвли, получивший сообщение ещё минут десять назад, начал потихоньку нервничать. Ник всё не появлялся, хотя находился где-то в пределах школы, а потому добраться до нужного зала мог за считанные минуты. Вряд ли он внезапно стал жертвой такой неприятной вещи, как приступ топографического кретинизма, да ещё в здании, которое знал, как свои пять пальцев. – Не оборачивайся, – прошептал Риддл, материализовавшись поблизости и предварительно закрыв ладонями чужие глаза. – Иначе весь эффект неожиданности исчезнет, а я так не хочу. – На тебе надето что-то необычное? – спросил Майкл, понимая, что других причин просто нет. – Да. И я позволю тебе открыть глаза только в том случае, если ты пообещаешь, что не станешь надо мной смеяться, – произнёс Николас, доставая широкую ленту и скрепляя её узлом на чужом затылке. – Идём за мной, покажу тебе одну уютную комнату. – В танцевальной школе? – Да. – Тут могут быть не только залы для тренировок, но и уютные комнаты? – Если очень постараться, то одно можно превратить в другое. – И много времени на это приходится тратить? – Не очень. Мне даже не пришлось пропускать тренировку, – пояснил Риддл, крепко сжав ладонь Майкла в своей руке. – Просто появился здесь раньше положенного времени, сейчас добавил немного штрихов, и вот, получите подходящий антураж. Они медленно продвигались по коридору, осторожно. Пару раз у Лайвли появлялась мысль о подглядывании, но он успешно её отметал, всё же ситуация с сюрпризом была завлекательна, даже очень. Но было и одно напрягающее обстоятельство. Впервые в жизни его день купидона ознаменовался свиданием, а не сидением перед телевизором с пакетом воздушной кукурузы в руках, это образно говоря. В принципе, Майкл мог в такой день чем угодно заниматься, но вот на свидание не выбирался никогда. Его роман с тридцатилетней актрисой приходился на летнее время, потому праздник влюблённых благополучно обошёл стороной, не заставив ломать голову над возможными подарками или же культурной программой этого вечера. Да и не факт, что дама возжелала бы провести с ним вечер. Ник хотел и даже не пытался скрывать истинные эмоции. Он нервничал не меньше, а, возможно, сильнее самого Лайвли, потому как постоянно ловил себя на мысли, что сюрприз может провалиться. Нет, конечно, он много над этим думал, неоднократно отметал идеи, снова к ним возвращался, но всё равно, полностью избавиться от них не получалось, всегда появлялись нюансы, которые могли испортить сюрприз. Николасу не хотелось думать, что его задумка покажется Майклу детской. Макс вот, например, смеялся над любовью к комиксам «Марвел», Лайвли мог не разделить восторгов по поводу наряда, который Риддл выбрал для этого вечера. В принципе, ничего странного в наряде не было, разве что немного непривычно. – Проходи, – произнёс Ник всё так же тихо, как прежде, открывая дверь. В зале царил полумрак, лишь частично разбавляемый тусклым светом свечей-таблеток, цветами не пахло, да их и не было, разве что одна красная роза на длинном стебле, с которого предварительно были срезаны все шипы, чтобы не пораниться в процессе. – И садись. – Повязку снять можно? – спросил Майкл, потянувшись, чтобы развязать ленту. – Нет. – Но... – Я скажу, когда можно будет это сделать. Причём уже совсем скоро. – Что ты собираешься делать? – Хотел бы сказать, что это будет стриптиз, но нет, это не он. Стриптиз – как-то примитивно, по-моему. Как считаешь? – Тогда... – Теперь можно снять повязку, – оповестил Николас, приблизившись к Лайвли. Ловкие пальцы коснулись узла, скреплявшего ленту, вмиг разделавшись с ним. Лента оказалась в руке Риддла, улыбнувшегося многообещающе и всё же метнувшегося к пилону. Нетрудно было догадаться, что оказались они в том зале, где ученики школы постигали азы такого вида танца, как стрип-пластика, потому здесь имелся и шест, на котором можно было отрабатывать те или иные элементы. Ник не обманул, он не собирался танцевать стриптиз, вещи, которые на нём были надеты, он в процессе так и не снял, да и не собирался этого делать. Он исполнял так называемый приватный танец, эротический, заводящий, пошлый, но при этом даже не думал обнажаться, у него всё и без раздевания прекрасно получалось, в чём было больше мастерства. Возбудить человека, раздевшись, довольно просто, когда на тебе одежда, а в ответ на свои действия ты слышишь участившееся дыхание, видишь непроизвольное облизывание губ, чувствуешь притяжение, возникающее в помещении, самооценка стремительно летит вверх. То, что Николас чувствует музыку на подсознательном уровне, сливается с ней, становясь её частью, Майкл заметил ещё на конкурсе, во время танца, ознаменовавшего открытие, когда смотрел и понимал, что ничто не способно заставить его – оторвать взгляд от происходящего на сцене. Он жадно ловил тогда каждое движение, каждый поворот, каждый момент взаимодействия с другими танцорами и подсознательно ревновал. Риддл не обманывал, не говорил чепухи. Естественно, каждый танец – это нечто, похожее на секс с тем, кто является наблюдателем, в тот вечер у Николаса был полон зал наблюдателей. Было видно, что Нику это нравится, он искренне наслаждается, видя чужое восхищение. Сегодня он вообще разошёлся и, что называется, был в ударе. Царивший в зале полумрак давал простор для фантазии, заставлял следить за каждым движением грациозного, гибкого тела, обрабатывавшего сейчас это несчастный, скорее, очень счастливый шест. Риддл не солгал, одежда у него действительно была довольно специфическая, верхняя курточка с меховой оторочкой, длинным рукавом и, в принципе, совсем не кургузая, а весьма приличная по длине, капюшон у этой куртки был не обычный, а с кошачьими ушками. Ногти на руках, как обычно, были покрыты чёрным лаком. На шортах, весьма коротких, надо сказать, был хвост. Ники в этот вечер решил сыграть роль кота, и она ему отлично удавалась, потому что у него было всё для того, чтобы вжиться в роль. Потрясающая пластичность, не менее потрясающий артистизм, гибкость непередаваемая. Каждый раз, когда он наклонялся, прогибаясь, когда Майкл видел, как Ник скользит по шесту, царапая его ногтями, изображая животное, натачивающее когти, отчаянно хотелось позвать Николаса к себе. Риддл выглядел завораживающе, Лайвли проникался этой мыслью всё сильнее. И тот момент, когда Ник оказался рядом с ним, благополучно прозевал. Николас сидел у его ног, глядя снизу вверх, гипнотизируя своим чарующим взглядом ярких глаз, потом ладонь легла на колено, сжимая, словно кот выпустил когти. Естественно, что через ткань поцарапать кожу не получилось, но Ники и не ставил перед собой такой задачи. Он облизнулся, подаваясь вперёд, вторая ладонь скользнула по застежке чужих брюк, не царапая, лишь слегка проводя ногтями по молнии, цепляя её, но не расстёгивая. Он отчётливо ощущал чужое возбуждение, да и сам был возбуждён не меньше; развратная большая кошка с ошалевшим взглядом. Хотя бы за это Ник любил танцы, они дарили ему небывалый заряд энергии, выброс адреналина в кровь, а когда на него смотрели такими глазами, когда его раздевали взглядом, и без слов становилось понятно, как сильно его хотят... Его состояние просто не получалось описать словами, это нужно было прочувствовать на себе. – Мяу, – произнёс Риддл, не придумав ничего лучше. Почувствовал, как его ухватили за капюшон и потянули ближе к себе, прохрипев: – Иди сюда, киса. Его вздёрнули вверх, и он без промедления устроился на коленях у Майкла, обхватывая его лицо ладонями, закрывая глаза и моментально целуя податливые губы, которые только и ждали, когда же к ним прикоснутся. Ник потянул молнию на чужом свитере, расстёгивая его, стягивая с плеч Лайвли, запустил ладони в волосы, сжимая их, чуть потянув назад, разрывая поцелуй, облизывая чужие губы, проводя языком по шее. Чувствовал ладони, лежавшие на бёдрах, сжимавшие не до синяков, но подозрительно собственнически. Майкл усмехнулся, убрал одну ладонь с бедра, резко взмахнул ею, почесал Николаса за ухом. Опустил взгляд ниже, заметив, что за расстёгнутым воротником курточки виден ошейник, о котором Риддл как-то говорил, чёрная полоса, украшенная шипами. Провёл пальцами по краю, касаясь кожи, соскальзывая ниже и проводя подушечкой по поверхности шипов. – И скажи мне на милость, как тебе в голову пришла такая идея? – спросил, подаваясь вперёд и чуть прикусывая мочку. – Ещё один визит в чайный магазин натолкнул на мысль. – Что там за чай продают? – усмехнулся Лайвли, добравшись до застёжки и убирая ошейник с чужой шеи, прикасаясь губами к чувствительной коже, лаская её невесомыми поцелуями. – Нормальный чай, ничего такого. Просто вспомнилась ещё одна составляющая японской культуры, мультики всякие, повернутость на кошках. Неко-ушки, или как там оно называется? – Понятия не имею. – Вот и я не помню. У меня одна одноклассница этим «болеет». Комиксы их читает, смотрит всякую ерунду, которую они снимают. В общем, такие дела. Нужно будет у неё спросить при случае. Ник сжал в своей руке чужую ладонь, поднёс к губам и провёл языком по кончикам пальцев, спустился ниже, лизнул ладонь, запястье. Вживался в роль благодарной кошки, облизывающей руку хозяина, наверное. Только язык был не шершавый вовсе, а влажный, тёплый, с нагретым шариком серёжки. И почувствовать этот язык хотелось отнюдь не на ладони. Николас сам это понимал, но не торопился, намеренно затягивая всё, не переходя к решительным действиям. Он сжимал чужое запястье одной рукой, второй старательно расстёгивал пуговицы на рубашке. Сегодня рвать её не было никакого резона. Разделавшись с рубашкой, Риддл потянулся к ремню на брюках, расстёгивая его медленно, поскольку делать одновременно два дела было проблематично. И поцелуи захватывали большую часть внимания, не позволяя целиком сосредоточиться на одежде. Майкл, продолжая сжимать в руке ошейник, потянул вниз молнию на чужой куртке, не снимая её, лишь откидывая с головы капюшон, чтобы кошачьи уши не смущали. Ему нравилось, конечно, но при этом было ощущение какой-то неправильности в этих ушах и хвосте на шортах. Ник всё ещё сидел у него на коленях, потираясь задницей о пах, осторожно касаясь ладонями обнажившейся кожи, снимая вслед за вязаной кофтой ещё и рубашку, приспуская её с одного плеча, прихватывая кожу зубами, облизывая место укуса. Острые ноготки скользили, царапая. Николас отменно вживался в выбранную роль. Мягкие подушечки пальцев проходились по коже, поглаживая поцарапанные места. Риддл всё так же, грациозно соскользнул на пол, возвращаясь в исходную позицию, пробежался пальцами по молнии на джинсах, потянул её вниз, облизнулся, мазнув по губам кончиком языка. Он любил доставлять удовольствие, он умел это делать, так почему ему следовало сдерживать себя? Конечно, не было у него причин так поступать. – Ники? – обратился к нему Лайвли. – А? – Не так, – хрипло ответил тот. – Сейчас не так. Он снова вздёрнул Риддла вверх, прижимаясь к его рту, раздвигая губы языком, облизывая чужой язык, окончательно стягивая с себя дурацкую кофту и оставляя её на стуле. Ник обнял Майкла за шею, цепляясь за воротник его рубашки, которую так и не получилось снять до конца, только чуть приспустить с плеч. Потянул за собой, на пол, попутно думая о том, что оказался крайне предусмотрительным, взяв на себя обязанность Золушки и отдраив полы в танцевальном классе до блеска, практически зеркального. С зеркалами вообще каламбур получился, они во всех танцевальных классах имелись, чтобы ученики школы могли наблюдать за собой со стороны во время занятий, отмечая сразу же какие-то недочёты и ошибки в своих действиях. Сейчас эти же зеркала окружали и Ника с Майклом. Освещение в классе так и оставалось скудным, верхний свет Риддл не включал, понимая, что это будет выглядеть не так, как он видел в своих планах, а намного хуже. Рисковать, превращая своё выступление в грандиозный провал, ему совершенно не хотелось. В зеркалах были видны слабые отблески дорожек из свечей и силуэты тел, оказавшихся на полу, подсвеченные этими тусклыми бликами. Лайвли подцепил ладонью одновременно и «кошачьи» шорты и нижнее бельё, скрытое под ними, стягивая их вниз, прикасаясь ладонью к возбуждённому члену, сочащемуся смазкой, обхватывая и плавно двигая рукой вверх и вниз. Риддл закрыл глаза и запрокинул голову, позволяя целовать себя в шею, в плечо, лаская губами каждый миллиметр кожи. – С праздником, – прошептал, разомкнув вмиг пересохшие губы, которые снова пришлось облизать. – И тебя, Ники, – шепнули ему в основание шеи, укладывая на пол и опускаясь сверху. С трудом, но, всё же соображая, Николас дотянулся до своего рюкзака, вслепую нашаривая там упаковки с презервативами и смазку. Поймал себя на мысли о том, что подарок до сих пор не подарил, хотя сначала планировал иную последовательность действий. Танец, бокалы, наполненные «Martini Asti», обмен подарками, секс. От первого к последнему пункту они перешли слишком быстро. Макс с его любовью к экспериментам протащил Ника в своё время по многим местам. Они занимались сексом на стоянке, в примерочной какого-то пафосного магазина, где Риддлу зажимали рот и всё время шипели на ухо, чтобы он заткнулся и не визжал, как сучка. В кинотеатре, в туалете какого-то кафе, где пытались играть в ролевые игры, а-ля клиент и проститутка, снимаемая богатым парнем. В школе Энджи – никогда. Ники неизменно ловил себя на мысли, что это не то место, где секс вообще возможен, всё равно, что притащить любовника в спальню родителей и сделать это на кровати старшего поколения. Почему-то это казалось неприемлемым. Тогда. Сейчас, делая это с Майклом, Ник ни на секунду не подумал об ошибочности совершённого поступка. Он не забывал, где находится, но вместе с тем не считал это огромной ошибкой, ему нравилось, его уносило. И, когда он почувствовал вторжение в своё тело, только удовлетворенно, блаженно улыбнулся, выгнувшись в спине, хватаясь за воздух. Будь здесь простыня, он бы скомкал её в пальцах, но поскольку простыни не было, он лишь заскрёб ногтями по паркету, задышав чаще. А после вновь вцепился пальцами в воротник чужой рубашки, притягивая Лайвли к себе, прижимаясь к губам, целуя их, облизывая, чуть прикусывая, чувствуя сильную хватку на бёдрах, двигаясь так, как того хотелось партнёру или же, наоборот, навязывая свой ритм? Ники не мог точно определить, но склонялся к мысли, что они сейчас хотят одного и того же, потому и действия у них настолько слаженные, настолько дополняющие друг друга. – Обожаю, – хрипло шептал он, делая огромные паузы между словами. – С ума схожу. Люблю... Всё. Что. С. Тобой. Связано. Светлые волосы подметали пол, несчастный капюшон с ушками то и дело вытирал собой паркет, влажные прикосновения губ к шее действительно заставляли Николаса сходить с ума, нырять в черноту и снова выныривать из неё, подстраиваясь под движения чужих бёдер. Смазка, щедро вылитая между ягодиц, мерзко хлюпала, портя весь эстетизм, но Риддл почему-то и этому тоже значения не придавал, он лишь наслаждался каждым движением, каждым поцелуем, прикосновениями чужих рук, не забывая при этом о своей «кошачьей» доле, а, по сути, царапая плечи, скользкие от пота, добираясь до лопатки, очерчивая её кончиками пальцев мягко, как беличьей кисточкой. Обхватив Майкла ногами, он резко сменил положение, уложив того на спину и оказавшись сверху, упираясь коленями в пол. Некоторое время поглядывая на Лайвли со скрытым превосходством во взгляде, наклоняясь близко и вновь целуя, но лишь поверхностно, словно ненароком, прихватывая губы и моментально отстраняясь. Соскальзывая и вновь опускаясь на возбуждённый член своего любовника, закрывая глаза от наслаждения, имея возможность самостоятельно контролировать и темп, и глубину проникновения. В относительной темноте он не мог разглядеть выражение чужих глаз, но подозревал, что взгляд у Майкла сейчас мутный, рассеянный, словно подернутый дымкой. У него самого, пожалуй, был такой же. В принципе, у Николаса не было никаких задатков нарциссизма, и то, что со всех сторон находятся зеркала, не давало дополнительного возбуждения, он просто воспринимал этот факт, не придавая ему особого значения. Но где-то в глубине души признавался себе, что не отказался бы посмотреть, как они с Лайвли выглядят со стороны, вот сейчас, в этих зеркалах увидеть отражение всего, что происходит, а не только силуэты, подсвеченные неяркими огоньками. Он закатал повыше рукава куртки, оголяя запястья, вновь запустил пальцы в волосы Майкла, прижимаясь к нему всем телом, практически вытягиваясь сверху, вылизывая приоткрывшийся рот, позволяя проводить те же манипуляции с собой. – Сладкий... Горячий... Мой, – делая паузы не меньше тех, что были в словах Ника, произнёс Лайвли, скользнув по шее ладонью. Прикосновение было грубоватое, Майкл сжал пальцы на чужом плече, прижимая Риддла к себе, забираясь ладонью под капюшон, проводя по чуть выступающим позвонкам. Сдвинул курточку с плеча, целуя обнажившуюся кожу, убирая в сторону волосы, что так и норовили залезть в рот. – Твой, – прошептал Ник, переходя с этого шепота практически на шипение. Застонал громко, пошло и протяжно, кончая одновременно с любовником. Хотел закрыть рот рукой, но Лайвли не позволил, перехватив ладонь и сплетая пальцы. Николас опустил голову, продолжая второй рукой опираться на плечо Майкла. – Сейчас, подожди, – произнес, закрывая глаза и наслаждаясь моментом истомы, завладевшей телом. – Чего ждать? – поинтересовался тот, поскольку в этот момент тоже пытался восстановить дыхание, потому мало о чём думал. – Я найду в себе силы и включу свет, поскольку эти дурацкие свечки ничего разглядеть не помогают. А я всё ещё не вручил тебе свой подарок. – Как и я. – Майкл... – Что? – Если тебе не трудно, достань из моего рюкзака влажные салфетки. Или просто подай его мне, я сам найду. – Хорошо, – Майкл потянулся, хватая вещь и протягивая её Николасу. Долго искать салфетки не пришлось, они лежали на самом верху, и Ник сразу открыл упаковку, подцепив парочку. Подниматься ему совершенно не хотелось, и он даже немного пожалел, что затеял это всё в пределах танцевальной школы, а не у себя в квартире. Можно было всё сделать и там, недоставало лишь одной вещи, немаловажной – пилона. Там он мог разве что на стул взобраться и попытаться исполнить стриптиз, который, скорее всего, не увенчался бы успехом. Реальнее была перспектива запутаться в своих шмотках и навернуться со стула, набив себе пару шишек, а не представ в роли искусного соблазнителя... Поднимаясь в лифте, они снова целовались. Риддл, конечно, переоделся и вместо шортиков с хвостом надел обычные джинсы, но вот куртка с ушками осталась, к ней, правда, добавились уже знакомые Майклу чёрно-белые вязаные митенки и обычная куртка, тёплая, которую Ник не застёгивал. В танцевальном зале они потратили некоторое время на уборку, после чего Николас заявил, что вечер только начинается, и теперь можно поехать к нему домой, не к родителям, а в отдельную квартиру. Что, собственно, они и сделали без промедления. Во внутреннем кармане куртки у Лайвли лежал ошейник, снятый с шеи Ника. Риддл искал его в зале, а, когда понял, что вещицу хотят забрать в качестве сувенира, не стал возражать. У него имелись другие, а это было как-то приятно, наверное. Некая доля фетишизма проглядывала, но Ники совершенно не отталкивала. – Хочешь шампанского? – поинтересовался Ник тихо, стоя с закрытыми глазами. Он только что благополучно остановил лифт, заставив его зависнуть между этажами. – Нет, – последовал ответ куда-то в шею. – Почему? Не любишь? – Отторжения не испытываю, но и не особо люблю. А что? Губы вновь прошлись по чувствительному местечку, а ладони скользнули под куртку, проводя по горячей коже на спине. – Я люблю. Глупо, правда? – И что глупого? – Бабский напиток, все дела, – выдал Николас, покусывая мочку уха, спускаясь губами на шею и оставляя на ней засосы. С тех пор, как Майкл начал встречаться с Риддлом, шея у него постоянно была чем-то закрыта. Макс засосы не выносил просто, считая, что они отвратительно на коже смотрятся и вообще делового человека к бляди приравнивают. Лайвли никаких претензий на этот счёт не высказывал, его всё устраивало, поводов для возмущений он не искал. – А сок для детей. Перестать его пить, потому что уже не дети? – Нет. Конечно, нет, – прошептал Ник, вновь нажав на кнопку, лифт поехал вверх. По привычке бросив куртку на банкетку, Ники всё же отправился на кухню, через пару минут раздался хлопок, ознаменовавший открытие бутылки с шампанским, тем самым «Asti», обещающим послевкусие розовых лепестков и аромат фиалки. Шампанское стекало по ладони, но Ник не обращал на это никакого внимания, пил из горла маленькими глотками, наслаждаясь вкусом. – Может, всё-таки попробуешь немного? – спросил голосом змея-искусителя. – Не вижу бокалов. Или... – Плевать на бокалы. Риддл подошёл к Майклу, глотнул немного и, ухватив одной рукой воротник рубашки, притянул к себе, прижался, целуя, приоткрывая рот, позволяя ощутить на языке привкус шампанского, которое действительно было холодным, ледяным практически, не приторно сладким, а очень приятным. И на самом деле оставляло послевкусие розовых лепестков. – Супер же? – спросил с опаской, словно сомневался, что Лайвли это понравилось. – Супер, – охотно подтвердил тот, касаясь чужих волос, заправляя их за ухо, наклоняясь к Нику и прихватывая губы. – Так, несомненно, супер. – Буду знать, – хмыкнул Ник. – Подарок, – напомнил. – Надо вручить. – Мне тоже. – И розу... – Розу, – повторил за ним Майкл. Какая роза? Цветы – это последнее, о чём он сейчас думал, как и о подарках, в принципе, тоже. Николас засмеялся, но всё же вывернулся из чужих объятий, скрываясь в комнате. Лайвли ему уже цветок вручил, а вот до подарка дело не дошло, тот всё ещё находился в кармане, дожидаясь своего часа. Майкл долго выбирал, пожалуй, очень долго, но всё равно находился в замешательстве, потому что не представлял реакцию Риддла на это подношение, не мог представить, что Ники скажет или сделает. Как и не мог представить, как сам поступит, получив подарок от Николаса. – Закрой глаза, – попросил Риддл. – Зачем? – Для подарка. – А так нельзя его вручить? – Нет. Закрой, – Ник повторил свою просьбу и улыбнулся нежно, соблазнительно. – Ну, хорошо, – с некоторой опаской ответил Лайвли, присаживаясь на край кровати и закрывая глаза. Он не представлял, что там за подарок может быть у Николаса, ради которого нужно поступить подобным образом. Когда чужие пальцы осторожно коснулись его руки, проводя по пальцам, по ладони, а после – по запястью, он начал подозревать что-то из серии «облом всех времён и народов». Потому что... – Вот, – произнёс Ник. – Теперь можешь открыть. Положив цветок на чужие колени, он оперся обеими ладонями на кровать, а Майкл с опаской покосился на собственное запястье, чтобы уже в следующую минуту увидеть на нём браслет, обычный золотой браслет без всяких бантиков, кулончиков и подвесок. Не массивный, но и не очень тонкий, вполне классический. Но браслет... Лайвли не удержался, засмеявшись и откинувшись на кровать. Риддл покосился на него с подозрением. – Что с тобой? – спросил осторожно. – Ничего, – покачал головой Майкл. – Совсем ничего, кроме того, что я – идиот. – Это ещё почему? – Потому что, – «развёрнуто» ответили ему, запустив руку в карман и без промедления разжимая её. На ладони лежал браслет. И ладно, если бы он был другим, но он был точно таким же, как тот, что Риддл только что одел на чужое запястье. – Пожалуй... – Что? – Это не ты идиот, – ответил Ник, тоже заржав, когда разглядел чужой подарок. – Мы оба не отличаемся оригинальностью. – Ты всё равно выиграл. – За счёт чего? – У тебя был танец, причём такой... Лайвли мечтательно закрыл глаза и закусил губу. – В чём проблема? Ты тоже можешь для меня станцевать. – Так не могу. Хочешь, сделаю массаж? – Массаж чего? – хмыкнул Риддл, повернув голову и покосившись в сторону Майкла. Тот открыл глаза и тоже посмотрел на Ника. – Это тебя от шампанского так прёт или просто язык от природы сильно острый? – Не знаю, – честно ответил Николас, засмеявшись вновь. – И то, и другое, наверное. – Обыкновенный массаж, вроде я его хорошо делаю. – Это тебе твоя барышня бальзаковского возраста говорила? – Нет. Это говорила Бетти. – Что ж, поверим на слово твоей матери, – протянул Ники, расстёгивая молнию на «кошачьей» куртке, приспуская её с плеч и переворачиваясь на живот. Майкл снял с себя вязаную кофту, оставшись в одной рубашке, оперся обеими ногами, согнутыми в коленях, на кровать, положил ладони на плечи Риддла, убрал волосы в сторону, открывая доступ к шее с чуть выпирающим позвонком, к тёплой коже... Нику, кажется, нравилось, потому что он выглядел расслабленным, довольным и вновь вживался в образ представителя семейства кошачьих, мурлыча что-то неразборчиво. – Как тебе? – поинтересовался Майкл, наклоняясь к самому уху и не удержавшись, вновь целуя обнаженное плечо. – Если бы знал, что так умеешь его делать, попросил бы гораздо раньше, – выдохнул Ник, чуть запрокинув голову и встречаясь взглядом с Лайвли. – Да-да. Я бы за него мать родную продал. – Думаю, Энджи не оценит этот жест, – заметил Майкл. – Она о нём не узнает. – Риддл дождался, когда Лайвли уберёт руки с его плеч, перевернулся обратно на спину и, улыбнувшись, коснулся кончиками пальцев чужой щеки. – Ты же не скажешь? – Нет. – Тогда она точно ни о чём не узнает. Майкл чуть отодвинул полы куртки, положил ладони на талию, не тонкую и чётко обозначенную, как у девушек, но всё же имевшую место быть. – Только за молчание тебе придётся расплатиться. – Чем? – Собой. – Подходит, – ответил Ник, включившись в игру. – Приемлемая цена, как мне кажется. Да ещё шантажист такой привлекательный. Похоже, у меня нет выбора. – Похоже, нет, – ответили ему, наклоняясь и целуя.