Второй шанс

      Когда возвращаешься домой после долгого отсутствия, всегда есть ощущение, что что-то изменилось. Что это место уже не принадлежит тебе, или ты ему. Я рассматривала стены собственной комнаты, оставленные на столе учебники и нотные тетради.       Заметила упавшую под кровать до моей госпитализации и так оставшуюся там лежать ручку и не могла поверить что нахожусь дома. — Дженни, хочешь чего-нибудь? Есть? Пить? — прозвучал голос мамы из коридора. — Нет, спасибо. Я отдохну. — Хорошо, дорогая.       Я была удивлена такой неожиданной заботой. С пяти лет, когда я уже начала более или менее доставать до ящиков стола и раковины, то чем я питаюсь, и питаюсь ли вообще, стало моей заботой. Сначала у родителей была работа, а потом появился Кайл, и на мне повис ярлык «старшей сестры».       Нет, конечно, когда начались проблемы с сердцем, то родители почувствовали свою вину. Видимо, вину чувствовали они и сейчас. Интересно, надолго их хватит?       Я потянулась за сумкой, где все ещё лежали вещи, что я привезла из больницы: стопки учебников и тетрадей, давно не стиранные футболки и спортивные штаны. Все эти вещи имели уловимый запах больницы: лекарств, спирта и, наверное, немного крови.       Кто бы мне сказал, что я буду тосковать по больничным стенам, по выкрикам медсестёр, шагам в коридоре, по постоянно пикающим приборам.       Кажется, я без этого ритмичного писка и уснуть не смогу. Хотя кого я обманывала? Я скучала совсем не по больнице, а по тому, кто там остался.       «Поспи, я буду здесь. С тобой все будет хорошо», — это были последние слова, что доктор Каллен мне сказал.       Я сжала ладонь, словно стараясь удержать в ней ощущение его прикосновения. Мы ведь даже толком и не попрощались.       Мимолетный взмах рукой и взгляд вряд ли можно было считать достаточным для человека, что спас тебе жизнь.       Ничего, через три недели я должна буду прийти на плановый осмотр к доктору Берку, и если мне повезёт…       Перед глазами тут же возник образ доктора Каллена, с тёплой улыбкой и всепонимающим мудрым взглядом, в котором, впрочем, поселилась и какая-то непонятная печаль. Она делала доктора Каллена старше.       Я покачала головой. К чему все эти размышления? Раньше нас связывала больница, теперь же я не его пациентка, не его забота. А уж что напридумывали мое слишком живое воображение вкупе с подростковыми гормонами из-за наших разговоров, что помогали скоротать ему и мне скучные больничные вечера, - исключительно мои проблемы.       Решив так, я собрала всю одежду из сумки в большой разноцветный ком и отнесла в корзину для белья в ванной.       Наведя в комнате порядок, я открыла шкаф в поисках виолончели. Последний раз я видела мой волшебный инструмент на сцене, когда практически умирала. Расспросить о дальнейшей судьбе виолончели мысли не возникло. Я была уверена, что инструмент стоит на своём месте дома, в ожидании меня. Слишком много неприятных мыслей забегали в голове.       Захлопнув дверцы шкафа, я практически бегом спустилась на кухню. — Все же решила перекусить? — спросила мама. — Нет, — покачала я головой. — Я прибиралась в комнате и в шкафу… Где моя виолончель?       Мама вздрогнула и мельком посмотрела на отца, который тоже как-то напрягся. — Ну, когда ты попала в больницу, отец забрал виолончель и отвёз к себе в офис. Она же до сих пор там, дорогой? — посмотрела она на папу. Он тут же кивнул.       Я нахмурилась из-за такой поспешности: — Привезите её домой, пожалуйста, — попросила я. — Конечно, — закивала мама, — но сейчас ты ещё не совсем оправилась после операции, так что не торопись с этим. Притом уже скоро экзамены, — тон матери стал назидательным, и я устало вздохнула: — Все хорошо. Я поняла, просто привезите, пожалуйста, виолончель. — Ты завтра пойдёшь в школу? — спросил Кайл. — Да, я и так много пропустила. — Значит, ты завтра поможешь мне с учебниками. — А как ты справлялся до этого? — прищурилась я. — Тяжеловато, — пожал плечами братишка. — Как видишь, я ещё на костылях. — А у меня все ещё больное сердце, — фыркнула я в ответ, показывая, что не намерена завтра таскать на себе двойной вес. — У тебя же есть друзья, проси их. — У меня хотя бы они есть, — не остался в долгу брат.       Продолжать пререкаться мне совершенно не хотелось. Я просто молча вышла с кухни и поднялась к себе. Что ж, теперь мне верилось, что я дома.       Школа встретила привычной суетой. Пожалуй, даже более шумной и суетливой, чем обычно, что было понятно, ведь до экзаменов и выпускного оставалось всего ничего. Мое появление в классе, казалось, никто не заметил. Лишь несколько человек скользнули по мне взглядом и вернулись к своим делам и разговором.       Я улыбнулась. Статус серой мышки иногда играл на руку и давал хоть немного покоя, но этот покой оказался недолгим.       За соседнюю парту села Матильда. Заметив меня, она сначала удивленно моргнула, потом обвела меня взглядом с ног до головы, видимо, чтобы увериться, что это точно я и, наконец-то, решила поздороваться: — Привет, давно тебя не было видно. — Привет, лежала в больнице, — просто ответила я, не видя смысла скрывать.       Зная своего брата, я была уверена, по школе уже поползли тупые шутки, что теперь его старшая сестренка — киборг. — Не люблю больницы, — поморщилась Матильда. — Два года назад загремела туда с приступом аппендицита. — Не слишком приятно, — буркнула я, чтобы что-то ответить, и уставилась в учебник.       Не думала, что одна совместная поездка на машине автоматически делала нас подругами, но, видимо, Матильда считала иначе. — А ты с чем туда попала? — продолжила она разговор. — Сердечный приступ, — коротко ответила я. — Что, куришь много?       Я посмотрела на одноклассницу стараясь понять, как одно связано с другим. — Мой дядя много курил, пока не умер. Ему стало плохо с сердцем, — пояснила Матильда. — Правда и весил он где-то двести с лишним фунтов.       От дальнейшей истории семьи Матильды меня спас звонок на урок. В класс вошёл учитель литературы, мистер Купер. — Сегодня мы будем изучать влияние войны севера и юга на литературу, — объявил он. — Записываем…       Вливаться в привычный учебный темп было сложнее, чем я думала, и уже к обеду я чувствовала себя уставшей.        Аппетита совершенно не было, а впереди было четыре урока. Хорошо хоть от физкультуры освободили. Хотя мисс Лэнгрейф всех, кто по каким-то причинам не мог бегать, прыгать и сдавать нормативы вместо физических упражнений усаживала сортировать спортивный инвентарь или складывать полотенца, а особо провинившихся - заниматься многочисленными школьными планами, внося в таблицы данные учеников. Тут невольно задумаешься, что тридцать приседаний и двадцать кругов не такая большая нагрузка.       Я ковырялась вилкой в уже остывшем обеде. Хотелось пойти куда-нибудь, где потише, и хоть немного отдохнуть, и, в принципе, я знала такое место. Стадион — гордость нашей школы. Огромный, оснащённый цифровым табло и множеством прожекторов по периметру, которые давали возможность играть даже ночью, если кому-то вдруг захочется, притягивал к себе взгляд.       Никогда не была поклонницей футбола и считала, что финансирование можно было потратить более разумно, к примеру, на новый кабинет химии и биологии, но вот почему-то никто моего мнения о том, куда стоит потратить бюджет школы, не спрашивал. Но одно достоинство у стадиона все-таки, по моему мнению, было: трибуны. Высокие и широкие скамьи возвышались над футбольным полем, образуя овальную чашу и давая возможность укрыться в их тени всем, кто устал от шума и посторонних глаз.       Взяв рюкзак, я зашагала в сторону стадиона. Времени до уроков оставалось не так уж много, но даже полчаса в тишине были не лишними. Главное было не наткнуться на крутых парней, что любили покурить в укромном месте, или очень любвеобильную парочку, что не смогла дотерпеть до конца учебного дня.       На стадионе действительно пока никого не было. Даже уборщики, что подбирали мусор и косили траву на поле, решили, что пора пообедать. Я устроилась на одной из дальних лавочек, положив под голову рюкзак, но стоило мне закрыть глаза, как надо мной нависла чья-то тень: — Эй, это мое место!       Я приоткрыла глаза и чуть не застонала в голос. Везение уровень бог. Почему именно сегодня? Надо мной стоял Хьюго Райт — беда всей нашей школы.       Парень был на год меня младше, но боялись его даже старшеклассники. Если были какие-то правила школы, которые он не нарушил, то я о таких не знала. Да что там школы! Поговаривали, что у Хьюго несколько приводов в полицию за хулиганство, и любого другого на его месте уже давно не просто исключили из школы, но и посадили в колонию, вот только удобно быть племянником мэра. Так что школа смиренно тащила беспокойного ученика до выпускного класса, попутно, правда, получая дополнительное финансирование в бюджет, так сказать, моральную компенсацию. — Прости, я не знала, — села я на скамью, пододвигая рюкзак к себе. — Ты что, читать не умеешь? — ухмыльнулся Райт. — Там же написано, — указал он пальцем куда-то под лавку.       Я присмотрелась: на одной из боковых сторон, так, чтобы это было не слишком заметно, были выцарапаны инициалы. — Прости, не заметила, — встала я со скамьи с желанием побыстрее уйти, но была остановлена сильной хваткой Райта, что несмотря на возраст, возвышался надо мной горой мускулов.       Стало ни на шутку страшно. Я огляделась по сторонам в надежде, что кто-то сможет прийти ко мне на помощь, или хотя бы просто прийти, чтобы мы больше не были с Хьюго наедине. Как назло, никто не торопился в сторону стадиона. — Да ладно тебе! Можем посидеть, или полежать вместе, — ухмыльнулся Райт. — Ты, конечно, не совсем в моем вкусе, но… — А ты совсем не в моем вкусе, — огрызнулась я, то ли от обиды, то ли от страха. — А ты ничего не попутала, малышка, — пальцы на руке сжались сильнее, делая больно.       Я постаралась дернуть руку сильнее, услышав, как ткань рукава жалобно затрещала. Это же школа, до звонка осталось минут десять-пятнадцать. Паника стала нарастать, и я ощутила, как сердце неприятно заныло. Похоже, с таким стрессом неспособен был справиться даже кардиостимулятор.        Я абсолютно не знала, что мне делать: попытаться ударить того бугая или вырваться и убежать? Из всех возникающих в моей голове вариантов самым жизнеспособным оказался просто заорать во все горло. Я набрала в легкие побольше воздуха, надеясь, что Райт не догадается зажать мне рот до того, как я успею пискнуть, как услышала за его спиной: — Эй, Хьюго, отстань от неё!       На лестнице между скамейками стояла Матильда и ещё один парень, которого, вроде бы, звали Шоном.       Хьюго грозно обернулся, но тут же как-то сник. — Че это ты мне указываешь? — все-таки огрызнулся он, но не слишком рьяно. — Например, потому, что ты мне все ещё должен восемьсот долларов, а экзамены уже не за горами. Ты же знаешь, как тяжело тебе запоминать информацию без тех волшебных зелёных таблеток, — хитро улыбнулась Матильда, сложив руки на груди.       Тут же я почувствовала, что моя рука свободна от его хватки. — И извинись, — продолжила пристально смотреть на Хьюго девушка. — Прости, — пробурчал парень, продолжая зло буравить Матильду взглядом, но больше ничего не предпринимал и поспешил прочь от стадиона. — Спасибо, — поблагодарила я одноклассницу, все ещё потирая руку. — Я не знала, что ты держишь на поводке главного хулигана школы.       Матильда просто пожала плечами. Сев на ближайшую скамейку, она достала из кармана сигарету и закурила. По воздуху поплыл характерный сладковатый запах.       Я промолчала, но, видимо, она заметила мой изучающий взгляд и протянула мне «косяк». — Нет, — покачала я головой. — Пора на урок, — посмотрела я на часы, но Матильда не обратила никакого внимания на мои слова, продолжая спокойно курить. Шон сидел неподалеку, что-то рассматривая на экране своего мобильного. — Ещё раз спасибо, — поблагодарила я, подхватывая рюкзак и не оборачиваясь поспешила подальше от треклятого стадиона.       В следующий раз, когда мне захочется побыть в тишине, я запрусь в кабинке туалета. Впрочем, незадолго до звонка Матильда появилась в дверях класса и села на своё место как ни в чем не бывало.       Остаток дня прошёл спокойно, но вернувшись домой я буквально валилась с ног от усталости. Меня хватило только на то, чтобы быстро поесть и вернуться в свою комнату. Мельком взглянув в шкаф, я не увидела там знакомого чёрного футляра. Отец обещал привести виолончель, но, видимо, забыл.       Такое «забыл» продолжалось ещё неделю, пока я не начала кое-что подозревать. — Мама, папа, — выловила я их на кухне после ужина. — Хватит, давайте на чистоту. Что вы сделали с моей виолончелью?       Родители переглянулись, устало вздохнув: — Дорогая, понимаешь, — начала мама. — Мы… — Мы продали твою «скрипку переростка», — быстро сказал отец.       Меня словно ударили под дых. Они продали мою виолончель?! Просто взяли и отняли у меня мой волшебный инструмент, отняли часть меня самой, отняли мою мечту. — Вы что?! — выдавила я из себя. — Продали виолончель, — Мама попыталась накрыть мою ладонь своей, но я выдернула руку. — Ты чуть не умерла, и мы решили… — Но сейчас я здорова! — Конечно, милая, но все равно. Твоё состояние накладывает определенные ограничения. Сейчас нужно себя поберечь, а занятие музыкой отбирали много сил. Академия, куда ты хотела поступать, находится в другом штате. А если с тобой что-то случится? Может, стоит рассмотреть другие варианты, более стабильные. — Не хочу я рассматривать никакие варианты! — внутри меня кипела злость. Мне хотелось также как они ворваться в их жизнь и отобрать что-то самое дорогое, то, на что они возлагали свои надежды и мечты.       «Тогда мне пришлось бы убить своего брата», — пришла в голову странная, но справедливая мысль. — С Кайлом вы бы так не поступили! — А Кайл не занимается такими глупостями, — не выдержал отец.       Больше выдержать этот разговор у меня не было сил. Сжав кулаки и сцепив зубы, я бегом поспешила в свою комнату, не забыв громко хлопнуть дверью напоследок.       Упала на постель. Хотелось заплакать, но ком встал в горле, мешая дышать, и никак не хотел рассыпаться на слёзы. Злость, обида, разочарование, ощущение, что тебя предали, давили на грудь.       Хотя чему я удивляюсь? Могла бы догадаться сразу, как только не нашла виолончель на месте. Потому что до сих пор во мне теплилась глупая детская надежда на то, что родители все же любят и считаются с моими желаниями.       Глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Нужно просто найти новую виолончель. От этой мысли стало как-то противно. Инструмент для музыканта - это все равно что лучший друг, партнёр, часть его самого.       Для кого-либо со стороны может показаться: какая разница между двумя совершенно одинаковыми гитарами, скрипками, виолончелями, но каждый инструмент имеет пусть и едва уловимые, но различия. Свой инструмент музыкант знает в «лицо». Я знала свою виолончель до малейшей царапины, до пятнышка, и мне не верилось, что я ее больше никогда не увижу, словно в миг потеряла лучшего друга.       В голове не укладывалось, как мои родители могли так поступить. Пожалуй, на сегодняшний день этот их поступок был самым худшим. Мне хотелось потребовать, чтобы они поехали к тому человеку, что купил мою виолончель, и выкупили ее, но прекрасно знала, что никакие мольбы и скандалы мне не помогут, а только усугубят ситуацию. И мама, и отец могли быть адски упрямыми, особенно когда думали, что правы, но эту семейную черту я тоже унаследовала.       Слёзы все же вырвались наружу, покатившись по щекам. Нет, я не собиралась просто так сдаваться. У меня были кое-какие скоплённые деньги. Если хорошо поискать, то я смогу купить пусть и не новую, но хорошую виолончель. А если мне удастся поступить, тут родители уже не смогут мне отказать в новом инструменте. Решив так, я накрылась с головой одеялом и постаралась уснуть. ***       В моей «свинке-копилке» оказалось не так много денег, как мне бы хотелось. Прошло уже практически две недели, а я не могла найти виолончель, но сдаваться и отступать я не собиралась. Поэтому упрямо каждый день просматривала объявления в интернете о продаже виолончели. Не самый популярный товар, так что объявления попадались мне нечасто, а те редкие, что попадались, находились либо слишком далеко, в другом штате, либо не подходили мне по размеру, либо за инструмент просили такую сумму, что если добавить ещё немного денег, то можно спокойно купить новый. Я уже практически отчаялась найти что-то подходящие, как на глаза попалось оно.       На фото была вполне приличная виолончель, цена тоже была более чем приемлемой и находился продавец всего лишь на другом конце города, а не на другом конце штата или страны.       Молясь всем богам, я набирала номер. — Извините, вы ещё не продали виолончель, — даже забыв поздороваться, спросила я. — Нет, — ответил на том конце немолодой женский голос. — Уже не рассчитывала, что кому-то такой раритет понадобится.       Слова о раритете меня, конечно, насторожили, но я решила, что стоит самой увидеть инструмент перед тем, как делать выводы. — А когда можно будет посмотреть? — Да хоть завтра, — воодушевилась старушка. — Записывайте адрес. — Вам удобно будет завтра вечером? — я могла поехать только после школы. — Мне удобно в любое время, — сообщила старушка. — Только не позже одиннадцати вечера. — Я поняла.       Сложив бумажку с адресом, я засунула ее в поглубже в рюкзак, словно секретную шифровку. Завтра после школы, мне нужно было как-то улизнуть из школы без внимательного взгляда младшего братца. Тот, конечно, доложит родителям, и спрятать виолончель за пазухой как уличного котёнка не удастся, но это не значит, что я не попытаюсь.       Время последнего звонка приближалось, а идеи как улизнуть от младшего брата так и не приходило. Вот тут мне и не помешало дружеское плечо. Я подошла к Матильде: — Привет, можешь мне помочь? Матильда пожала плечами: — Что надо? — Мне нужно улизнуть от брата после школы. Дело есть. — С парнем, что ли, встречаешься? — подняла бровь Матильда, словно сама возможность наличия у меня парня была невероятной. Это несколько обидело: — Неважно, — фыркнула я. — С Кайлом поможешь или нет? — Твой братишка с нами дел не имеет, но я что-нибудь придумаю. — Спасибо, — поблагодарила я.       В конце учебного дня, когда дружная компания учеников высыпала в коридор, чтобы поскорее покинуть стены школы, я краем глаза заметила, как Сэм и Шон затормозили прыгающего на костылях Кайла.       Наблюдать за дальнейшим развитием событий я не стала, а поспешила быстрее к выходу. Сейчас на автобус, потом меня ждала ещё одна пересадка, проход через парк, и я у цели. Если повезёт, займёт у меня часа три.       Не повезло. На дорогах оказались пробки, и дорога до милой старушки заняла намного больше времени, чем я думала. Когда я добралась до ее дома, уже начало смеркаться, а мобильный телефон сигнализировал о трёх пропущенных звонках от родителей.       Мне не хотелось думать, какой нагоняй я от них получу, появившись в дверях.       Но даже не это меня больше всего огорчало, а то, что съездила я в результате зря. Виолончель, которая по фотографиям выглядела вполне прилично, по факту действительно оказалась раритетом: она выглядела очень потертой, струны неплохо было бы сменить, как и купить новый смычок, но это было даже не главное. Сам размер виолончели мне не подходил. Старушка, которую звали миссис Картер, тоже огорчилась, что не удалось сбагрить с рук занимающий пол кладовки инструмент. Она сама была не музыкантом, а виолончель ей осталось от племянника, который уехал в другую страну. Выкинуть было жалко, а в принципе уже пора. Все это я узнала, пока пила чай с ней, и та ни на минуту не замолкала. Видимо, очень долго ни с кем не общалась.       Вышла я из дома миссис Картер уже когда на улице совсем стемнело. Часы показывали начало десятого, но из-за нависших низко туч казалось, что вот-вот наступит полночь. Чтобы дойти до автобусной остановки, мне нужно было пройти парк. Плохо освещённые дорожки внушали мало доверия, но делать было нечего, и поэтому прицепившись хвостиком к компании каких-то молодых людей, я зашагала вперёд.       Пройдя где-то половину парка. Я почувствовала, как мурашки табуном забегали по спине, стало прохладно несмотря на относительно теплую погоду.       Озираясь по сторонам, отметила, что в парке больше никого не осталось. Компания молодых ребят, которая шла впереди меня, уже успела скрыться в ночном тумане, и лишь прислушавшись можно было различить их голоса вдалеке.       Замотала головой, приказывая себе успокоиться. Возникло неприятное ощущение чужого взгляда позади. Тяжелого, злого, я бы даже сказала, хищного. Невольно ускорила шаг, почти переходя на бег.       Вот так вполне освещенная дорожка в городском парке вдруг превратилась для меня в лесную тропинку посреди ужасающей чащи. «Главное не бежать!», — прозвучало в голове.       Во-первых, сердце вряд ли выдержит такую нагрузку, оно и так уже бешено колотилось от страха, и никакие мои попытки взять себя в руки не помогали. Во-вторых, если это, к примеру, бродячая собака или даже стая, то вряд ли я от них убегу, а вот для самих псов это может послужить сигналом к атаке.       Глубоко вздохнув я в очередной раз постаралась успокоиться и подошла в то место, куда попадало больше света фонаря. Свет давал хоть какое-то ощущение защищенности, пусть и ложное. Стоило мне перешагнуть границу света и темноты, как буквально через несколько секунд со мной кто-то заговорил: — Ты заблудилась?       Я подпрыгнула от неожиданности и оглянулась на голос. Возле фонаря стоял парень чуть старше меня, высокий, темноволосый, можно сказать, даже симпатичный, если б не веяло от этого красавчика чем-то опасным настолько, что я отступила назад. Уж лучше стая бродячих собак. — Нет, — покачала я головой. — Я иду домой и… и меня должны встретить, — солгала я, надеясь, что мой голос не слишком дрожал. — Неужели? — улыбнулся он. — И правильно, кто же отпустит такую красивую девушку одну. А может, я сойду за провожатого? — он сделал несколько шагов в мою сторону.       Я заморгала, не понимая, разыгралось ли у меня воображение, или это все из-за тусклого света уличного фонаря, или незнакомец решил поиграть в Хэллоуин и надел кроваво-красные цветные линзы, которые пугающе смотрелись на мертвенно бледном лице. — Спасибо, но не…       Не успела договорить, как парень оскалился, показывая очень реалистичные вампирские клыки, бросаясь на меня.       Закричать я тоже не успела. Между мной и этим сумасшедшим, на границе восприятия, промелькнуло что-то белое. Прежде чем я смогла набрать воздуха для крика, кто-то дернул меня за руку, заставляя резко развернуться, и вот я уже стою за чьей-то спиной, глотая ртом воздух, как рыба выброшенная на берег. — Эта девушка со мной, — знакомый голос звучал непривычно жестко, и я даже не поверила своим ушам, пока не оглянулась. — Доктор Каллен? — просипела я, смотря на напряженную спину врача, который встал между мной и этим сумасшедшим.       «Откуда он здесь?! Как он успел вклиниться между нами так быстро?! Он что, действительно собирается драться с этим психом?!», — все эти вопросы одновременно вспыхивали в моей голове, но их тут же как ветром сдуло, стоило мне услышать рык. Очень похожий и не похожий на звериный одновременно. От него пробивал холодный пот, а волосы мгновенно становились дыбом. Мне захотелось замереть не двигаясь, как испуганному оленю.       К первому рыку добавился ещё один. Я смотрела и не верила своим глазам: двое взрослых мужчин стояли в нескольких метрах друг от друга и рычали подобно тиграм, и я бы засмеялась от нелепости всего этого, если ли бы меня не сковывал ужас. — Дженнифер, сейчас ты побежишь, так быстро, как только сможешь, — прозвучал голос Карлайла, хотя он все ещё не двигался и не отрывал взгляда от своего противника.       Я глубоко вздохнула, медленно кивнув, хотя и понимала, что он не увидит. Выставила одну ногу чуть вперёд, перенесла на неё вес и, резко выдохнув, оттолкнувшись второй побежала.       В тот же момент за спиной раздалось несколько ударов и потом довольно громкий ба-бах, и что-то затрещало.       Я быстро оглянулась через плечо и не поверила своим глазам: «Они что, сломали фонарь?!».       Я даже остановилась, хотя отбежала метров на десять, не больше, но ни сердце, ни явно нездоровое любопытство не дали сделать больше ни шагу.       Доктор Каллен действительно дрался с этим психом, хотя это вряд ли можно назвать дракой. Это было чем-то нереальным, просто невозможным в нашем мире: гигантские прыжки, броски на асфальт так, что тот трещал и крошился, словно мел. От быстроты передвижений просто рябило в глазах.       Я успела только осознать, что Карлайл, видимо, хотел увести опасность от меня подальше, но тот оказался быстрее и схватил доктора за горло, поднимая в воздух.       Казалось, мой крик можно было услышать со всех концов парка. Я кричала так громко, насколько позволяли голосовые связки, пока не захрипела. Мой крик не остался незамеченным, и темная тень буквально промелькнула мимо меня в сторону Карлайла и державшего его психа. ***       Я примчался в парк, который мне описала Элис, настолько быстро, насколько позволяла скорость автомобиля, не особо соблюдая правила дорожного движения, и лишь маневрируя по скоростным шоссе. В голове набатом бились слова Элис: «На неё нападет вампир. В парке, под фонарем». Благо, парк в этом городе был только один и на вампирской скорости я мог оббежать его весь за минуту. Припарковав автомобиль возле одного из входов, я не обращая внимание на возможных очевидцев и городские камеры, помчался вперёд.       Успел как раз вовремя. Как и в видении Элис, Дженнифер стояла под тусклым жёлтым уличным фонарем, а неумолимой угрозой на неё надвигался вампир, уже обнаживший свой клыки. Встав между ними, я резким движением, стараясь не навредить Дженнифер, спрятал ее за свою спину.       Вампир сначала опешил, но лишь на миллисекунду, потом ощетинился, встал в боевую стойку и зарычал. Похоже, он был новорожденным, те что старше, уже умеют обуздывать свои инстинкты и не нарываться на драку, особенно с другим вампиром. Понимая, что такие выходки могут быть замечены не только людьми, и если слухи дойдут до Вольтури, которые хоть и сидят в своём замке, но имеют обширную сеть осведомителей, то расправа будет жестокой и беспощадной. Недавно же обращённые вампиры в большинстве своём практически теряли разум под влиянием жажды, а ещё из-за того, что их мутация ещё не до конца завершилась. В первый год вампиры сильнее, чем любой другой, поэтому их и использовали в войне между разными кланами. Так что я тоже рисковал своим существованием, но жизнь девушки за моей спиной была дороже. Он не собирался отступать, я зарычал, показывая серьезность своего намерения. Мне некогда было думать, что об этом всем подумает Дженнифер, я просто чувствовал как ее сердце бешено стучало, отдаваясь пульсом у меня в ушах. — Дженнифер, сейчас ты побежишь, так быстро, как только сможешь, — приказал я ей, надеясь что страх не парализовал ее. К моему облегчению, она кивнула, подготавливаясь к побегу.       Я понимал, что шансов убежать от вампира у нее нет, но увести новорождённого от Дженнифер и дать ей время было моей целью номер один.       Противник нанёс первый удар. Мне удалось уйти с линии, атаки и самому попытаться нанести удар. Я знал, что попадаться ему в руки равносильно самоубийству, и что ещё хуже, я был в одиночку.       Когда Виктория напала, собрав армию новорожденных для убийства семьи и Беллы, пришлось сражаться с ними. Перед этим Джаспер, имеющий опыт в таких войнах, научил нескольким приемам, с помощью которых можно их победить.       Я собрал все свои силы, скорость и опыт и сцепился с молодым вампиром, круша все вокруг: асфальт, фонарь. В какой-то момент реакция новорождённого была на миллисекунду быстрее, и я почувствовал холодные твёрдые пальцы на своей шее, услышал треск собственной кожи и ощутил боль. Сильную обжигающую боль, которую не чувствовал уже очень давно.       На границе слуха я услышал крик, крик Дженнифер. Это заставило меня дернуться всем телом, в попытке освободиться и в ту же секунду я ощутил, как пальцы противника сначала ослабли, а потом и вовсе пропали с моей шеи. Я встал на ноги, тут же дернулся в сторону вампира и встал, удивленно смотря на открывшуюся картину: теперь уже новорождённого держали за горло где-то в метре от земли, и держал его ни кто иной как мой старый друг: — Гаррет?!