Второй шанс

      Вернуться в школу было неплохо. Это было чем-то нормальным, чем-то постоянным, тем, что осталось от меня прежней. После того, как я содрала со стен все что там висело, мне стало на удивление легче, и я старалась больше не думать о сожжённой виолончели. Я, наконец, смогла выдохнуть. А боль в груди, словно насытившийся хищник, утихла. Надолго ли? Я не знала. — Привет, — улыбнулась мне Матильда, садясь за соседнюю парту. — Ты как? Выглядишь бледной. — Все нормально, — отмахнулась я. — Как дела у крокодилов? Ещё никого не нашли на мое место? — Шутишь, — улыбнулась Матильда. — Альбиносы слишком редкий вид. Придёшь сегодня на репетицию? — Конечно, — ответила я.       Бросать группу я не собиралась даже вчера. Это было то единственное, за что я могла зацепиться душой, что ли. Быть там, на сцене, пожалуй, это единственное, что меня может спасти от дальнейшего разрушения, по крайней мере, я на это надеялась. Уроки закончились. То, что говорили преподаватели, было для меня белым шумом.       Экзамены, тесты, оценки - все это казалось такой мишурой. Я буквально заставляла себя что-то записывать, как-то воспринимать информацию, чтобы не впасть в ступор, чтобы не давать себе думать. Это мне казалось сейчас самым страшным — думать, вспоминать. Я просто хотела убежать от жестокой реальности, хотя бы на мгновение. Поэтому, покидав тетради в рюкзак, я пошла на стоянку, где меня уже должна была ждать Матильда, у которой был другой урок. — Эй, куда собралась? — в коридоре меня схватил Кайл. — Отпусти, — попыталась вырвать я руку. — После ночного концерта и ритуального сжигания твоего барахла родители сказали, чтобы я тебя никуда не отпускал, — ухмыльнулся брат.       Я опустила взгляд. Да, родители были не в восторге от того, что я устроила ночью, но я не собиралась чувствовать себя виноватой: — Ты сам сказал, что это мое барахло, так что я имела полное право делать что угодно, — мне все же удалось вырвать руку из его хватки. — Можешь сказать родителям, что я вернусь поздно, если вообще вернусь. — Ты что, с ума сошла? — снова схватил меня за руку Кайл. — Да, наверное, — ответила я, ударяя его по голени травмированной ноги, заставляя обхватить ее, выпустив мою руку.       Я же побежала к выходу из школы.       Ребята были рады меня видеть так, словно меня не было не два дня, а как минимум неделю. — А я написал музыку к ещё одним твоим стихам, — поспешил обрадовать меня Люк.       Этот на первый взгляд невзрачный парень, оказался довольно талантливым композитором. Уже три моих стихотворения он превратил во вполне хорошие песни, также как стихи Питера.       Я посмотрела ноты. Это была песня, которую я назвала «Намордник» — она достаточно ярко отражала мое отношения с родителями, братом, учителями и даже доктором Шепардом. Я послушала получившуюся мелодию и довольно закивала головой. — Здорово. А можно добавить в начало сирены? — Сирены? — удивился Люк. — Да, а после этой строчки, — я ткнула пальцем в листок. — Звук сигнала сердечного монитора, когда останавливается сердце. — Зачем? — спросила Матильда. — Для атмосферы, — пожала я плечами. — И вообще, это будет необычно. Так сможешь? — посмотрела я на Люка. — Да хоть текст из фильма, если ты захочешь, — пожал плечами он. — Твоя же песня, тебе решать, чего ты хочешь. — Хорошо, а теперь давайте репетировать, — кивнула я.       Репетиция шла как обычно, и это помогало мне не думать. Просто стоишь, поешь, слушаешь ритм, биты, считаешь секунды. Полная сосредоточенность спасала и тут, но вот когда закончили, я не знала куда себя деть. Вышла на улицу. В подворотне, возле мусорных баков прислонившись к стене стояли Матильда и Сэм.       Питер не любил, когда курили в клубе, даже в туалетах. Поэтому любители подышать дымом выходили на улицу. — Дашь? — протянула я руку.       Матильда посмотрела на меня с удивлением, но сигарету подала. Я сделала первую несмелую затяжку и, подавившись дымом, закашлялась. — Что это ты? — с удивлением спросила Матильда. — Решила, что в жизни нужно попробовать что-то новое, — делая ещё одну затяжку, ответила я. — Что-то с тобой все-таки происходит, — нахмурилась Матильда. — Взрослею, — туша сигарету, ответила я. — А ты против? — Нет, — медленно покачала головой Матильда, не сводя с меня изучающего взгляда. — Просто иногда это бывает опасно, так что будь осторожнее. — Да, мамочка, — иронично ответила я.       Мы зашли обратно в клуб. Я подошла к стойке, где как обычно сновал между полками с алкоголем, подготавливая клуб к открытию, Чарли. — Привет, конфетка, что, нужно горло промочить? — Не против, — я села на стул. — Содовую? — Можно что-нибудь покрепче? — Оу! Решила попробовать что-то погорячее? — удивился бармен. — Ну, как скажешь детка. Это будет наш небольшой секрет.       Коктейль оказался не таким противным как мне всегда думалось. Наличие алкоголя во фруктовом сладком сиропе чуть щипало язык. Поначалу я ничего не почувствовала, но потом в голове стало легко.       За первым коктейлем последовал второй, потом третий, в голове зашумело ещё сильнее. Когда я допивала второй коктейль, ко мне подошла Матильда, с удивлением посмотрела на открывшуюся ей картину и лишь пожала плечами: — Дженни, я поехала. Ты с нами? — спросила она. — Нет, пожалуй я ещё тут побуду. Чарли рассказывал мне про учебу, — улыбнулась я бармену. — Как знаешь, — ответила Матильда. — До завтра. — Да, — махнула я рукой.       Обернувшись уходящей подруге в след, увидела как она перекинулась несколькими словами с Люком, что занимался инструментами, а уже потом направилась в сторону выхода в компании Сэма. Где-то через полчаса я допивала третий коктейль. — Оу, детка, как ты набралась, — покачал головой Чарли. — Не знал, что ты пьешь, — к стойке подошел Люк. — Знаешь, Питер такое не одобряет, особенно на сцене. — А разве настоящие крутые рокеры не должны пить, курить и материться? — пошутила я. — Ага, а еще и что покрепче употреблять, а вообще — не злоупотребляй такими коктейлями. — Боже, почему все вдруг решили, что мне нужны чьи-то советы и опека? — я поставила полупустой бокал на стойку. — Я достаточно большая девочка, даже мои родители так считают, раз позволяют одной ложиться на проклятую пересадку сердца!       Я соскочила с высокого табурета и голова закружилась, так что мне пришлось ухватиться за Люка, что, конечно, великолепно иллюстрировало всю мою речь с противоположной стороны.       Судя по всему, слушать бравадные речи подвыпивших девушек ему не в первый раз. — Вызову я тебе такси, — ответил Люк.       Спорить я не стала, так как вдруг почувствовала себя уставшей, и согласно кивнула. Когда машина притормозила возле моего дома, я уже чувствовала себя более трезвой, так что смогла сама выйти из салона и дойти до двери самостоятельно. Водителю еще у клуба заплатили нужную сумму, так что я не оглядываясь вошла в дом. — Вернулась, — посмотрела на меня мама. — Разве Кайл тебе не сказал, что мы запретили тебе гулять после школы? — Говорил, но честно, мне плевать, — пожала я плечами и намеревалась уже пройти мимо, в комнату, как мама схватила меня за руку: — Ты пьяна?! — Пара коктейлей, — пожала я плечами, словно речь шла не об алкоголе, а о чем-то безобидном. — Ты что, совсем свихнулась?! — повысила мама голос, так что я невольно поморщилась, видимо половина третьего коктейля была уже несколько лишним. — Тебе же еще нет даже восемнадцати! И с твоим здоровьем! Хорошо, что отца нет дома! — О! Давайте не будем о моем здоровье! — резко повернулась я к матери лицом. — Вас не слишком взволновало, когда отменили операцию! Не делайте вид, что кому-то в этом доме не плевать! Если я… — я сдержала слово «сдохну», проглотив его вместе с воздухом, — уйду из дома, то вы не станете даже меня искать! — Да, куда ты уйдешь?! — фыркнула мама. — Думаешь, ты нужна этим своим друзьям, пьяницам и курильщикам? Да когда они поймут, что ты не сможешь им отдавать свои карманные деньги на выпивку и траву, то тут же выкинут тебя за дверь. Я посмотрела на родительницу, не понимая: она что, серьезно считала, что я даю деньги Матильде и Сэму, остальных ребят она просто не видела, чтобы те общались со мной? — Откуда этот бред?! Кто тебе такое сказал? — Кайл, — ответила она.       Ну да, конечно, не скажет же братишка, что это ему я отдаю свои деньги и делаю домашку вот уже полмесяца. Я покачала головой. Находиться в этом доме с каждой минутой становилось все невыносимей. Может, действительно уйти из дома?       Завтра же поговорю с Матильдой, и если она разрешит ночевать у нее, то я без раздумий соберу свои вещи в рюкзак и уйду даже не обернувшись. В этом доме уже не осталось ничего и никого, что бы держало меня тут.

***

      Прошло утро, а Дженнифер так и не появилась дома. Ее родители, казалось, совсем не побеспокоились о том, что дочери нет. Я все больше склонялся к тому, что Дженнифер, должно быть, где-то в больнице, но мои догадки разбились о диалог между миссис Робертс и Кайлом на пороге дома. — Если увидишь сестру, то приведи ее домой. — Вряд ли она как примерная ученица придёт на уроки, — пожал парень плечами. — Раз уж она решила сойти с ума. Мы вскоре услышим о том, что ее нашли в какой-нибудь канаве по новостям, — с присущим подросткам цинизмом ответил он, а мне захотелось подойти и хорошенько встряхнуть их обоих.       За свою долгую жизнь я видел много разных людей и разные семьи. Были времена когда дети в семьях были скорей помехой, чем радостью. Бедность, голод и отсутствие контрацепции заставляла семьи относиться к собственным отпрыскам не лучше, чем к дворовым собакам. Смертность младенцев была довольно высокой, и закопав ребёнка, родители горевали не особо долго, а зачастую даже испытывали некое облегчение от того, что в семье будет на один рот меньше. Так было не во всех семьях и далеко не всегда, но такое отношение хотя бы можно было объяснить, но вот равнодушие семьи Робертс к собственной дочери я объяснить не мог. Во мне поднималась глухая ярость и четкое понимание, что я должен найти Дженнифер во что бы то ни стало.       Самый легкий путь был, конечно, позвонить Элис, но дочь как обычно опередила меня на полшага: стоило мне потянуться за телефоном, как тот уже зазвонил: — Привет, — весёлый голос провидицы звенел подобно колокольчикам. — Много не скажу, но то место, где она будет, больше всего похоже на ночной клуб. — Значит, ночной клуб? — удивился я.       Это было не похоже на Дженнифер. Хотя мне становилось сложно судить, что теперь на неё похоже, так как та хрупкая девушка с виолончелью явно сильно изменилась. — Да, — подтвердила Элис. — И держи ее подальше от края, — загадочно добавила она.       Я не стал выяснять, что дочь имела ввиду, даже если Элис видела что-то, она предпочитала выдавать информацию небольшими дозами, но то, что она видела клуб и, судя по всему, меня с Дженнифер, обнадеживало.       Оставалось выяснить, что это за клуб. В городе было их не так много, можно просто прокатиться по всем, пусть это и займёт у меня ночь, но был способ и побыстрее. Я завёл автомобиль и поехал в сторону школы.       Дождавшись, пока уроки в школе закончился, и действительно не увидев в толпе выходящих из школы учащихся Дженнифер, поискал в толпе знакомые лица парня или девушки. Вампирская память позволяла без труда вспомнить лица тех молодых людей, что окружали Дженнифер в тот день, когда я увидел ее из окна машины. Я лишь надеялся, что кто-то из них был ее одноклассником или хотя бы учеником той же школы. В тот момент, когда я уже не надеялся, что мои предположения верны, взгляд выхватил из толпы знакомое лицо.       Я вышел из машины и отправился наперерез этому молодому человеку. — Здравствуйте, — он вздрогнул от моего приветствия и посмотрел с непониманием, но остановился: — Здравствуйте. — Мой вопрос может показаться вам странным, но вы не знаете мисс Дженнифер Робертс, — не стал долго ходить вокруг да около я.       Парень кивнул, но при этом его взгляд стал еще подозрительней. — Я врач, и мисс Робертс пропустила приём, — озвучил я придуманную ложь. — Понимаете, ее заболевание достаточно серьёзно и нельзя, чтобы она игнорировала его течение. А родители, к сожалению, не знают, где она. — Да, последние две недели Джен действительно ведёт себя как сама не своя, — нахмурился парень. — А вы точно врач? Обычно они не бегают в поисках пациентов. — Я действительно врач, — вытащил я из кармана свой пропуск и показал парню.       Тот пристально посмотрел на фотографию, потом на меня и нехотя произнёс: — Приходите сегодня в клуб по вот этому адресу… — Спасибо, — поблагодарил я, поворачиваясь и направляясь обратно к автомобилю. Этот ночной клуб мало отличался от всех остальных таких заведений. Не то что бы я был во множестве, но мне доводилось приезжать на вызовы и в такие места.        Темнота, разбавляющаяся вспышками разноцветных огней, громкий ритм музыки, множество людей, разгоряченных не только танцами, но и алкоголем, а возможно, и чем-то иным. Я не понимал, что могла в таком месте делать Дженнифер. Девушка, с которой я около трёх месяцев назад обсуждал Шекспира и Ван Гога, вёл философские и теологические споры, мало сочеталась с этим местом.       Скорей всего, одноклассник Дженнифер что-то напутал. Я уже хотел уйти, как музыка вокруг сменилась, становясь мелодичнее. На невысокую сцену в глубине зала вышла женская фигурка, встав к микрофону.       Если бы не вампирское зрение, то я бы был уверен, что ошибся, но даже если бы оно меня обмануло, то голос, что зазвучал по залу, не оставил никаких сомнений: это была она — Дженнифер Робертс. Только вот узнать ее было сложно: кожа выглядела болезненно бледной, ещё сильнее это подчеркивал чёрный наряд, густо обведённые чёрным глаза и ярко-алая помада.       Шею Дженнифер украшал ошейник с шипами, чем-то напоминающий собачий, а в руках она держала цепь, что крепилась к нему. Я вздрогнул, не совсем понимая, к чему этот глупый Хеллоуинский маскарад, но вслушавшись в слова песни, понял, что это всего лишь антураж к ней.       Я не сомневался, что текст этой песни сочинила сама Дженнифер. В нем говорилось о предательстве, о необходимости молчать, о боли и бунтарстве. Каждое слово буквально впечатывалось в меня раскалённым железом, заставляя почувствовать себя последним мерзавцем, заставляя гадать, что же случилось с Дженнифер за эти девяносто дней, что из тихой не по возрасту вдумчивой девушки, она превратилась в озлобленного и дерзкого подростка, что уже неделю не появлялась дома. Я был практически уверен, что стал одной из причин этой радикальной перемены, но чтобы убедиться, мне нужно было с ней поговорить. Я стал пробираться ближе к сцене. Тем временем мелодия сменилась.       Дженнифер все ещё стояла у микрофона. Дышала она часто и тяжело. Одной рукой схватилась за стойку, словно пытаясь устоять. Я сделал шаг вперёд, готовый в любую секунду подхватить ее, и тут мы встретились глазами. Дженнифер вздрогнула, ее глаза удивленно расширились и тут же сощурились. Она резко выдохнула и начала петь, смотря прямо на меня. — Я мерзкий паук. Я сплела себе сети. Каждый пойманный звук останется там висеть, — начала Дженнифер петь.       Песня была иной, но при этом очень схожей с предыдущей. В ней говорилось о боли, о потери сил. Если в первой песне было больше бунтарства, то эта была пронизана отчаянием. После припева начался довольно длинный проигрыш. Я заметил, как Дженнифер неловко покачнулась, казалось, что держаться на ногах ей с каждой минутой становилось все тяжелее. Вампирский слух помогал мне расслышать, как неровно и быстро стучало ее сердце, выступление явно давалось ей с усилием. Дженнифер, воспользовавшись паузой, пошла куда-то в глубину сцены. Когда она снова вышла на свет, в ее руках оказалась бутылка, судя по этикетке, виски.       Она сделала глоток, немного поморщилась, взяв микрофон со стойки, села прямо на сцену и начала петь следующий куплет. Голос ее немного дрожал и она нарочно избегала встречаться со мной взглядом. Ещё один проигрыш, во время которого Дженнифер сделала ещё один глоток, закашлялась, но быстро справилась с собой. — Я Дориан Грей — мой портрет прогнил. Стать хочу сильней, но нет больше сил, — встретилась она со мной глазами. Тут поднесла ладонь ко рту, и я ощутил запах крови.       Дженнифер стёрла красный след с губ и последнюю фразу пропела практически шепотом: — Сплюнула стихи — может быть, спасет, но меня саму от себя трясет.       В этот момент я забеспокоился ещё сильнее. Если у Дженнифер открылось кровохаркание, то это означало только одно: в любой момент её сердце откажет. Я не знал как, точнее, готов был, если придётся, и силой увести ее отсюда. Но сначала с ней нужно было хотя бы поговорить.       Не обращая внимания на людей вокруг, я уверенно прошёл к сцене. Дженнифер стояла рядом с парнем, который с тревогой смотрел на неё. — Ты точно в порядке? — спрашивал он. — Вела ты себя странно, — он бросил недовольный взгляд на бутылку. — Да, но петь больше не буду, — кивнула Дженнифер ему.       Она словно почувствовала мой взгляд и обернулась. — Я отойду на несколько минут. — Если нужна помощь, — парень посмотрел на меня как на опасного незнакомца. — Нет, Питер. Я его знаю, — кивнула она ему и направилась ко мне. — Я не думала, что вы любитель таких мест, доктор Каллен, — поравнявшись со мной сказала Дженнифер. — Я то же думал и про тебя, — пожал я плечами. — Мы можем поговорить?       Дженнифер пожала плечами, медленно кивнула и указала в сторону. Мы прошли в дальний угол зала, но тут все равно было слишком шумно, что затрудняло разговор. За небольшой занавеской, в самом углу, оказалась винтовая лестница. Дженнифер без колебаний начала подниматься по ней. Я поднялся вслед в за ней. Мы вышли на крышу клуба. Дженнифер отошла дальше, приблизившись к краю крыши. — Осторожно! — предупредил я. Она обернулась и удивленно посмотрела на меня. — Так что вы тут делаете, доктор Каллен? — А что если я скажу, что искал тебя? — не стал я юлить. — Меня?! Чем я заслужила такую честь?       Ирония в ее голосе неприятно кольнула слух, но я понимал, что судя по всему, она злилась, но не только на меня, точнее даже не столько на меня, сколько на все вокруг. Подростковый бунт? Если я прав, то злиться и бунтовать у неё есть все основания, но мне не хотелось просто гадать, поэтому я спросил прямо: — Дженни, что случилось? — Случилась жизнь. Знаете, доктор Каллен. Моя жизнь никогда не была идеальной. Никогда не была легкой. Когда ты не любима в семье — это хреново, это больно, но с этим можно жить. Я мечтала уехать, мечтала быть… А, не важно, — она махнула рукой в которой держала бутылку, в очередной раз покачиваясь.       Вся эта опасная прогулка по крыше меня серьезно пугала. Дженнифер же словно не обращала внимание на меня, полностью погрузившись в собственные мысли и переживания. Я слушал, медленно продвигаясь в ее сторону. Мог это сделать одним неуловимым для ее глаз движением, оказаться рядом и удержать ее, но тогда бы пришлось слишком много объяснять.       Поэтому я просто продолжал слушать её, надеясь, что она не задумала никаких глупостей. — Будущего нет, — тихо прошептала Дженнифер. — В этом мире нет будущего, если у тебя нет денег или связей, если ты — лишь ты, — она подошла ближе к краю и взглянула вниз. — Зачем так мучиться, когда больно? Небольшой полёт вниз - и больше ничего. — Дженнифер, нет. Не надо, поверь, все уладится. Все… — Будет хорошо, — перебила она меня, ее глаза засверкали от злости. — Вы повторяетесь, доктор Каллен, когда-то я уже слышала эти слова, и вот куда это все меня привело, — взмахом руки она обвела все вокруг. — Как я теперь могу вам верить? Мое сердце сломано. Мне говорят, что вряд ли доживу до своего восемнадцатилетия, а донорское сердце в последний момент отдают тому, кто больше заплатил! — Дженнифер затрясло мелкой дрожью.       Она сделала два неловких шага назад, ближе к краю, я дернулся в ее сторону, но она угрожающе цокнула языком: — Не приближайтесь, доктор Каллен. Вы вряд ли окажетесь быстрее.       Я еле удержался от иронии, прекрасно понимая, что успею, и не просто успею, а если понадобится, спрыгну следом, но все же надеялся, что до таких крайностей не дойдёт. — Я понимаю, что тебе больно и тяжело, но я видел перед собой сильную, упрямую и верящую в себя и свои силы девушку, — покачал я головой. — Я не верю, что она исчезла. — У каждого есть запас прочности, мой исчерпан, — ее голос снизился до шепота. — Я не знаю, ради чего цепляться за эту жизнь? Семья? Они никогда не были для меня опорой, или хотя бы теми людьми которым я была важна и которые важны мне. Друзья? — Дженнифер кивнула в сторону двери, через которую мы пришли сюда. Они погорюют, но продолжат жить дальше. Музыка? — девушка сделала паузу, закрыла на секунду глаза.       Ее сердце стало биться немного сильнее, а по щекам потекли слёзы, которые Дженнифер тут же смахнула: — Скоро у меня не останется сил, чтобы ей заниматься. Вы хотите, чтобы я жила, доктор Каллен? — посмотрела она прямо на меня.       Да, я хотел чтобы она жила. Не просто хотел, как врач, как тот, кто привык спасать человеческие жизни каждый день, но и как человек. Что-то внутри сжималось, причиняя практически физическую боль, от которой за столетия я уже отвык, от мысли, что жизнь этой умной красивой девушки, смотрящей на этот мир так необычно зрело, обладающая талантом, оборвётся. Я словно заново переживал то чувство, когда Эсми стояла передо мной с такими же наполненными болью, горечью и робкой надеждой глазами, взглядом умоляя спасти сына. Я до сих пор был уверен, что если бы мне не удалось, то она бы так же встала на краю, но, слава Господу, тогда мне удалось спасти её. Я надеялся, что и сегодня мне удастся. — Да, хочу, — ответил я Дженнифер, продолжая медленно подходить к ней. — Тогда дайте мне хоть одну причину не сделать этот последний шаг! — она раскинула в сторону руки подобно птице, занесла одну ногу для шага назад, и этот шаг был действительно в пустоту.       Через секунду все буквально было кончено, но для меня все было словно в замедленной съемке. Дженнифер неловко покачнулась, теряя равновесие и резко накренившись. От испуга бутылка выскользнула из ее пальцев и полетела вниз. Дженнифер посмотрела вниз, проследив путь бутылки, и в этот момент, я, не сдерживая себя и не беспокоясь увидит ли она это, сократил расстояние между нами за секунду и схватил ее за руку.       Она, почувствовав мои холодные пальцы на своей руке, вздрогнула от неожиданности и перевела на меня удивленный взгляд, не понимая, как я оказался рядом так близко.       Ее расширенные от испуга и удивления глаза. Пульс, что сейчас зашкаливал до неприличных значений. Ее запах, смешанный с запахом алкоголя, но продолжающий оставаться до одури привлекательным, все в ней просто влекло меня к ней, и не только вампирские инстинкты. — Я надеюсь, что для тебя это будет достаточной причиной, — ответил я, притягивая ее к себе ближе, склоняясь сам…       И вот, я уже целую ее. Ловя губами вкус виски и нотки крови из прокушенной губы. Ловя ее дыхание и отмечая, что она инстинктивно прижимается сильнее. Дыхание Дженнифер сбивается, так же, как пульс, а я продолжаю обнимать ее дальше, просто давая себя чувствовать.       Жажда рычит зверем где-то в глубине сознания. Вгрызается в меня клыками и требует крови, но я с привычной легкостью отодвинул ее на самый край сознания. Я не знаю, чего в этом поцелуе больше: зарождающейся симпатии или просто способа удержать ее на краю. Сейчас это неважно, я просто действовал на инстинктах, отпуская себя, доверяясь интуиции и чему-то, что сжималось внутри при одном взгляде на Дженнифер.       Когда поцелуй оборвался и я отстранился от Дженнифер, она открыла глаза, посмотрев на меня ошарашенным взглядом. Ее пальцы коснулись губ, словно ища мой след на них. Сердце в груди билось очень быстро, слишком быстро. Она открыла рот в попытке что-то сказать… Я не успел ничего сделать, когда ее глаза закатились, и она обмякла в моих руках без чувств.       Подхватив Дженнифер на руки, я знал только одно: ее нужно увозить отсюда. Дома ее никто не ждал, и от этой мысли во мне снова всколыхнулась злость. Но в больницу, так как алкоголь в ее крови, даже в небольшое количестве, мог потом сказаться на решении комиссии по трансплантации, везти ее было нельзя. Так что было лишь одно место, в котором она была под надлежащим присмотром и в котором, возможно, была не против оказаться — мой дом.