***
Заполнение отчетов и карт пациентов никогда не было для меня большой проблемой, хотя большинство врачей терпеть не могли эту бумажную волокиту, жалея потраченного на неё времени, но когда у тебя есть вечность, такая мелочь как провести три-четыре часа за документами не раздражала. Наоборот, эта небольшая передышка в круговороте пациентов и операций давала возможность обдумать все происходящее, а происходить стало очень многое. В моём привычном размеренном существовании появился катализатор, запустивший множество различных реакций, возможно даже не подозревая об этом. И имя этому катализатору было Дженнифер. С ней становилось сложно. По первости я видел лишь одну сторону ее характера: умная, даже не по годам мудрая, добрая, чуткая и бесконечно одинокая девушка, которая казалась совершенно потерянной в окружающем ее жестоком мире. Такую помимо собственной воли хотелось оберегать и лелеять, стать для неё защитой и опорой, но, как говорил Архимед: «Дайте мне точку опоры и я переверну мир», — Дженнифер, получив опору, всерьез собралась его переворачивать. И вот передо мной уже упрямый подросток в самом расцвете максимализма. Нет, я понимал, что у всех ее поступков, даже самых рискованных, есть серьезная мотивация, но также есть порывистость, эмоциональность и наплевательство на риски, даже если эти риски могут угрожать ее жизни. Хотя с другой стороны она уже связалась с вампиром, так что говорить о разумности было поздно, а если в дело вмешивается такое сильное чувство как любовь, то рациональное и вовсе катилось куда-то в пропасть. Я уже видел нечто подобное в отношениях Эдварда и Беллы, но надеялся избежать их ошибок. Ведь в отличие от сына я не был подростком и старался сохранять хоть какое-то зерно разума в наших с Дженнифер отношениях. Я понимал, что у неё есть какой-то план, но должен ли я был вмешиваться, пока все не зашло слишком далеко и не обернулось очередной трагедией, или все же поверить Дженнифер, и дать ей самой решать? Все началось с неожиданного и неприятного визита в педиатрическое отделения. До сих пор не могу понять, куда смотрела охрана и полицейские, но Дюк Макбрайд, подозреваемый в изнасиловании и избиении мисс Грей, появился в дверях отделения. Я оказался свидетелем лишь окончания разыгравшегося спектакля, лишь усилием воли заставляя себя оставаться на месте в собравшейся толпе. Мисс Грей сидела в одном из кресел, что были расставлены вдоль стен в коридоре, а над ней склонился мистер Макбрайд. Лицо мужчины побагровело и исказилось гримасой гнева. В нем, казалось, постепенно исчезали человеческие черты, оставляя нечто звериное. В такие моменты, сталкиваясь с подобными людьми, я задумывался, а являются ли вампиры самыми страшными монстрами? Вампиров в большинстве случаев на убийства толкает жажда, у людей же множество причин для убийства, насилия, жестокости и большинство из них не имеют ни благородных, ни даже защитных мотивов. Мистер Макбрайд напоминал мне хищника, готового вцепиться в глотку своей жертве, но несмотря на всю исходящую от него ярость, лицо Матильды, в каких-то сантиметрах от его, оставалось спокойным. Только белые от напряжения суставы пальцев, что вцепились в подлокотники кресла, и чересчур прямая спина, говорили о ее истинном состоянии. Ей было безумно страшно. Удары сердца напоминали барабанную дробь, превышающую шестьдесят ударов в минуту. — Что ты наговорила им, сучка, — зло шипел он. — Лишь правду, — смотря прямо мужчине в глаза ответила Матильда. — Меня изнасиловал и избил Дюк Макбрайд, — уже громче произнесла она. Мужчина пошатнулся как от удара и растерянно посмотрел по сторонам. Лицо его стало ещё более красным, грудь тяжело вздымалась, а кулаки то сжимались, то разжимались. Я легко себе представил, что бы он сделал с девчонкой, если бы они оказались наедине. Мужчина и сейчас еле сдерживался. — Вы уже вызвали охрану? — спросил я у медсестры. Та лишь неопределенно пожала плечами, заставив меня мысленно выругаться. — Так вызовите! — приказал я повышая тон, заставляя всю толпу зевак, что собрались посмотреть шоу вздрогнуть, сам шагнул вперёд: — Мистер Макбрайд, я вынужден напомнить, что вы находитесь в здании больницы, и любое нарушение порядка противозаконно. Взгляд, обращённый на меня, стал более осмысленным. Он поморщился словно от боли, потом снова взглянул на мисс Грей: — Попробуй ещё докажи, шлюшка. Это скорей ты сядешь за клевету, — он толкнул кресло на котором сидела девушка, что-то закачалось, потом резко отошёл назад и так же резко развернулся. Охранники, что только подоспели к этому моменту, пытались схватить его за руки, но он довольно проворно и резко ушёл от их захвата, лишь махнув рукой: — Не надо охраны! Я уже сам ухожу! — быстрыми шагами пошёл к выходу. — Проконтролируйте и больше не пускайте его, — обратился я к одному из охранников, сам уже подходя к мисс Грей и помогая ей встать со стула: — Вы в порядке? — Да, — кивнула она, растирая пальцами красный след на запястье здоровой руки, видимо этот урод довольно ощутимо схватил ее. — Я пойду, — она зашла в палату. Я не успел спросить о Дженнифер. Ни в палате, ни среди толпы зевак я ее не увидел. Втянув носом воздух, как по шлейфу духов по запаху ее крови, поднял голову вверх. Дженнифер стояла на площадке второго этажа, что нависала над первым подобно балкону. Смотрела она в сторону удаляющегося к выходу Макбрайда, а в руках у неё был фотоаппарат. Закрыв объектив, она передала его стоящему рядом мистеру … и перевела взгляд на меня. В нем не было ни страха, ни злости, только встревожившая меня холодная решимость. Что она уже успела придумать? А что натворить? Сейчас я пожалел, что не обладаю даром Эдварда. Я пошёл ей на встречу. Отправив мистера … к лифтам, она сама спускалась по лестнице. — Дженнифер. — Здравствуй, — улыбнулась она. — Как ты? Она лишь пожала плечами. Да я и сам слышал, что сердце билось ровно и достаточно сильно. Дженнифер была спокойна, даже слишком спокойна после произошедшей сцены. — Ты ведь знала, что он придёт? — вопрос был больше утверждением. — Вы обе это знали. Молчание продолжалось. Дженнифер лишь снова пожала плечами. Эта игра в молчанку начинала раздражать. Я подошёл ближе, обнимая ее за плечи. — Дженни, что вы придумали? Я видел этого человека, и он опасен. Он сотворил ужасные вещи, но, поверь, способен на ещё большее зло. — Разве тогда мы не должны его остановить? — Должны, но не вы, — покачал я головой. — Для этого есть закон, полиция, расследование, суд. Бог, в конце концов. Дженнифер фыркнула, отворачиваясь. — Я бы может быть и поверила в суд и высшую справедливость, если бы кто-нибудь свернул этому гаду шею в темной подворотне. Я поднял бровь, пытаясь понять не ослышался ли. В словах Дженнифер звучал если не приказ, то завуалированная просьба. Просьба об убийстве человека. Я покачал головой: нет, даже такого, как мистер Макбрайд, я не готов и не стал бы лишать жизни. — Я не палач и не судья. Я — врач, — тон стал жёстче, чем возможно было нужно, заставив Дженнифер поёжиться и посмотреть на меня испугано. — Я и не имела в виду это, — ее рука коснулась моей щеки, волос, провела вниз по прядям, убирая их с лица. — Я лишь хочу, чтобы все поняли, услышали, поверили Матильде и другим таким, — Дженнифер закусила губу, опуская взгляд. — О, Господи, — я покачал головой, почувствовав себя глупцом, прижимая ее к себе. — Поверь мне, есть люди, которые верят и хотят помочь и защитить. Вам не обязательно самим сейчас вступать в эту битву. Уже то, что мисс Грей рассказала о том, что случилось, большой шаг. Большего никто ни от неё, ни от тебя не просит. Дженнифер обняла меня, прижимаясь, утыкаясь носом в мое плечо. Я слышал, как ее сердце начало стучать быстрее, кожа под моими руками стала более тёплой, а дыхание прерывистым. Она чуть повернула голову, и теперь ее дыхание щекотало мне шею. Мое собственное дыхание, сравнялось с ее, впитывая в себя это тепло. Осторожную нежность, когда ее губы слегка коснулись моей кожи в невинном поцелуе. Я резко выдохнул, в который раз поражаясь той волне трепета и желания, что ей удавалось во мне разбудить малейшим прикосновением. Мне пришлось вычислять в уме миллиграммы и миллилитры дозировок лекарств, вспоминать самые сложные нейронные связи, чтобы погасить эту волну и не ответить на желание прикоснуться уже к ней, провести губами по коже, заводя нас ещё глубже. Это было опасно и неразумно для ее сердца и моей работы — стоять вот так на лестнице. — Что бы вы не придумали, пожалуйста, остановись, — попросил я ее, прошептав на ухо, почти касаясь мочки губами. Она замерла в моих руках, даже на миг задержала дыхание, резко выдохнув отстранилась, поймав мой взгляд. — Мы не хотим ничего плохого. Ничего противозаконного. Я обещаю. Но разве что чуть-чуть, — она состроила гримасу, пытаясь заставить меня улыбнуться, но я остался серьезным, так что и она тоже стала серьезной. Серьезной, решительной и печальной. Я не знал, что она или они все там напридумывали, но раньше с такими лицами люди всходили на эшафот. — Дженнифер, — выдохнул я, не зная какие ещё разумные доводы привести. — Ты не расскажешь? — Нет, — твёрдо ответила она, — но и помощи просить не буду. Прошу лишь об одном: не мешай. — Мне все это не нравится, — признался я. — Я знаю, — грустно улыбнулась она, — но поверь то, что я сделаю — это правильно. Я выдохнул, выпуская ее из своих объятий: — Если я решу, что это слишком, я тебя остановлю, — предупредил я, освобождая ей путь на лестницу. Она, ничего не ответив, начала спускаться вниз, и мне уже захотелось ее остановить. Прошло не больше недели, когда весь интернет вдруг вспыхнул от ролика, выложенного на известном видеохостинге. Клип и песня, где пусть и в стихотворной форме говорилось о таком преступлении как изнасилование и равнодушие окружающих, наделала много шума среди молодых людей, а особенно девушек. Я, далекий от модных трендов и всей остальной шумихи, использующий Всемирную паутину только для поиска нужной информации и обучения, пропустил это, если бы не второй голос в дуэте. Даже несмотря на не слишком качественную запись, без труда узнал Дженнифер. Черт, когда они успели, а главное, как и где? Я прекрасно знал, что ни она, ни мисс Грей не покидали стены больницы. Хотя крыша возле западного входа в больницу стала своеобразным пристанищем для Дженнифер и ее друзей. Уже несколько медсестёр докладывали мне о их посиделках там. — Что такого? Сейчас ещё не настолько холодно, чтобы заболеть, а детишкам нужен свежий воздух, — пожимал я плечами. — Я не думаю, что крыша безопасное место для группы подростков, — вставил своё слово Гаррисон. — Если хотят гулять, могли бы выйти во двор больницы. — Что же там может быть опасного? В западном крыле она огорожена сеткой в метр высотой, даже если кто-то и попытается сбежать или как-то иначе покинуть пределы крыши, то ему, как минимум, понадобятся плоскогубцы, — парировал я. — Может, вы ещё предложите им туда столики и стулья принести для их удобства? — фыркнул Гаррисон. — А что, неплохая идея, — улыбнулась доктор Шарп, — А была бы сетка повыше, то можно было и баскетбольную площадку организовать. Я помню, в институте была в команде по баскетболу, — заулыбалась женщина. — А вы, доктор Каллен, любите побросать мяч? — Я больше поклонник бейсбола. В общем, в последние три недели крыша оказалась неофициальной точкой сбора для ребят. Но даже если им каким-то образом удалось записать и смонтировать видео, то я понимал, что это ещё не финал. И это пугало. Мне хотелось круглосуточно следить за Дженнифер, не выпускать ее из вида, чтобы понять, что у этой девушки на уме. Да просто ещё раз поговорить с ней, но как назло, врачебная нагрузка возросла и поток пациентов шёл практически один за другим. Две, а то и три операции в день стали нормой, и я серьезно подумывал о том, чтобы играть более выбившегося из сил врача, чтобы не вызывать подозрения и зависть у своих коллег. Ночные дежурства хоть и не были настолько загружены, но если раньше Дженнифер была полуночницей, мы часто наслаждались неким уединением, то сейчас в палате она была не одна, и так выматывалась за день, что спокойно засыпала, и я не собирался отнимать у неё эти часы отдыха, так необходимые для ее сердца. Позволяя себе лишь иногда понаблюдать за ней во сне, проверяя работу датчиков, поправляя одеяло и надеясь, что если все идет к чему-то фатальному, то Элис бы уже предупредила меня. В любом случае мне нужно было воспользоваться заслуженным выходным, чтобы поохотиться. Следующее утро оказалось, видимо, тем самым «днём икс», когда Дженнифер и ее компания решили раскрыть карты. Первое, что бросалось в глаза, — это музыкальные инструменты и микрофоны на крыше центрального входа. Второе — огромная толпа, не менее двух тысяч человек, собравшаяся возле него же. — Что происходит? — спросил у меня один из врачей. Я лишь пожал плечами: — Черт его знает, но я к боковому входу. Пробиться сквозь эту толпу нереально. Он кивнул, вместе со мной сворачивая налево. Мне хотелось перейти на вампирскую скорость, чтобы в момент оказаться у дверей больницы, найти Дженнифер или хоть бы понять, что происходит, но я лишь позволил перейти себе на человеческий бег.***
«Мы это делаем! Неужели мы это делаем?!», — эта шальная мысль билась в моей голове со вчерашнего вечера. Все это походило на какую-то спецоперацию суперагентов. А началось все с присланных на е-майл готовых демо для новых двух песен. — Черт! Это сильно! — послушал вместе с нами их Глен, так как у него единственного был ноутбук. — И текст такой, острый, что ли. Это вам не песенки про цветочки и радугу. — А кто тебе вообще сказал, что «Крокодилы» поют про цветочки и радугу, — тут же фыркнула Матильда. Сегодня она была в особо плохом настроении. Ее мать заходила и хоть не устроила скандал, но упомянула, что Дюка забирали в полицию, на допрос, но потом отпустили, потому что никто не собирается верить малолетней наркоманке. Глен пропустил слова Матильды мимо ушей. — Вот бы записать песню и раскрутить ее, а если ещё и рассказать историю Матильды, то полицейские уже не смогут просто так отмахнуться от этого дела и спустить все на тормозах. — Думаешь? — засомневалась я. — Чем больше шумихи вокруг неё, тем больше шансов, — пожал плечами Глен. — Какой ты эксперт во всем, — продолжала язвить Матильда. Я же задумалась. Слова Глена не казались мне простой болтовней. Я набрала номер Сэма: — Привет, да, мы получили демку. Все супер! Слушай, у меня вопрос, а можно голос наложить на мелодию и насколько качественным будет такая песня? — Это обычное сведение звука, сделать можно, а уж качество будет зависеть от качества записи. Что ты задумала, Дженни? Я быстренько объяснила, что я задумала, не только Сэму на том конце трубки, но и сидящим рядом Глену и Матильде. — И где ты здесь собираешься писаться, чтобы было достаточно тихо и не было эха? — посмотрела на меня Матильда с сомнением. — Во-первых, не я, а мы. Ты тоже будешь петь, а во вторых, — я перевела взгляд на Глена, — Неужели во всей больнице не найдётся подходящего места? — Угу, найдётся, психиатрическое отделение. Там всегда тихо и стены мягкие, — покрутил он пальцем у виска. — Я серьезно. — Так я тоже, — ответил парень. Я недоуменно посмотрела на него. Глен продолжил объяснять: — Есть там комната сенсорной терапии: мягкие стены и пол, бассейн с шариками, всякие светящиеся штуки. Туда можно попроситься, если испытываешь стресс или тревогу, да и просто депрессия накатывает. Полчаса дадут посидеть, помедитировать. Могут музыку расслабляющую включить, а можно и в тишине. — Супер! Дальше все было делом техники и удачи. Воспользовавшись любимым приемом Глена: «Мы бедные больные дети», нам удалось с Матильдой оказаться в сенсорной комнате. Микрофон телефона был не самым качественным, но запись голосов получилась вполне читаемой. Следующим шагом был клип. И я, и Матильда подозревали, что напуганный и злой Дюк Макбрайд рано или поздно заявится в больницу, чтобы попытаться запугать ставшую слишком разговорчивой падчерицу. Так и произошло. Несколько снимков: страна должна знать героя в лицо, — и короткое видео. В результате клип в интернете наделал даже больше шума, чем мы ожидали. В комментариях некоторые девушки признавались, что их тоже изнасиловали или пытались изнасиловать на вечеринке, в клубе, у родственников, друзей. Даже в школе или колледже. От дрожи и рвотных позывов, слез, мешающих читать, я закрыла страничку, дойдя до пятидесятого. Матильда прочитала все четыреста, и они продолжали добавляться. Я впервые задумалась, насколько серьезную кашу заварила, столкнувшись с Карлайлом на лестнице. Его встревоженный взгляд будил во мне чувство вины. В его словах было много правильного и разумного, и на миг мне просто хотелось остаться в его объятьях и действительно пустить всю ситуацию на самотёк, но… взгляд Матильды. Из потухшего, в котором лишь изредка появлялись отблески той былой дерзкой девчонки, а все чаще мелькали то страх, то боль, он снова начинал гореть уверенностью, интересом, желанием сделать задуманное. И будь я одна, я возможно действительно отступила, но теперь готова была идти до конца. Первым высказал идею о концерте Питер, когда мы сидели на крыше. Он бренчал на принесенной с собой гитаре. Мы сидели рядом, мурлыча одну из песен из репертуара «Крокодилов» себе под нос на два голоса. — Нам нужно устроить концерт! — Что? Ты имеешь в виду благотворительный концерт для пациентов? Хочу тебя огорчить, но большинство пациентов детского отделения не доросли до нашего репертуара, или ты хочешь переключиться на «Маленькая звездочка, гори-гори»? — Нет, Джи. Я не хочу делать концерт в больнице, — замотал он головой. — То есть ты хочешь нас с Дженни выкрасть из больницы? — Матильда посмотрела на себя, свою руку в гипсе, потом на меня. По взгляду было понятно, что даже если нам удастся хоть как-то улизнуть из больницы, вряд ли мы убежим далеко, не говоря о том, чтобы отстоять целый концерт. — И снова не угадала. Мы устроим концерт тут, перед больницей. Вон та крыша стала бы неплохой концертной площадкой. Ее хорошо видно, а через окна можно протащить инструменты и микрофоны. — Которые ещё надо куда-то подключить, — внёс свою ложку дёгтя Люк. — Это не такая большая проблема, — отозвался Глен. — Можно подключить вон к тем динамикам на улице. — Ты сможешь? — посмотрел на него Питер. — Попробовать можно, но может понадобиться денежная мотивация. Не для меня, а для санитаров. — Вы психи, — простонала Матильда. — Возможно, — пожал плечами Питер, — но ты бы знала, как мне телефон обрывают с предложением живого выступления, и именно с этой песней. Такого успеха у «Крокодилов» ещё не было, а вы обе тут. Мы все приуныли. Первый успех группы, возможность вылезти из клубов и концертов на складах на более высокий уровень. — Хорошо, устраиваем концерт, — хлопнула я в ладоши. — Живем только один раз, а может, скоро и вовсе сдохнем. Так что нам терять? Мой своеобразный чёрный юмор не был воспринят с восторгом. И как это у Глена получается? Но в результате все закрутилось. Решили выступление устроить рано утром, когда в больнице будет меньше всего врачей и посетителей. Я же, выяснив график врачей, подгадала день, когда Карлайла не будет в больнице. Информацию о том, когда и где будет выступление, разослали в инете, даже решили устроить небольшой флэшмоб: все девушки, что когда-либо подвергались насилию или попыткам, должны были прийти в коротких джинсовых юбках, разорванных колготках и белых футболках испачканных тушью и помадой, — именно такими были наши с Матильдой костюмы. Едва начал заниматься рассвет, у нас уже все было готово. Я смотрела на себя в зеркало. Давно не видела себя такой. На сцене я была другой, но при этом, наверное, самой искренней. Сердце немного закололо, и я глубже вздохнула, задержала дыхание на пару секунд. Так, спокойно. Не сметь падать в обморок или что похуже. Я украдкой посмотрела на Матильду, что увлечённо разрисовывала гипс словами из песен и различными рисунками. Позже да, хоть в кому, но не сейчас. Посчитав до десяти, я почувствовала как тиски, сжимающие сердце, ослабли. — Что-то не так? — заметила мой взгляд Матильда. — Нет, просто давно не выходила на сцену. — Я тоже. А за это выступление мы ещё можем загреметь в тюрьму. — Или вылететь из больницы. — Определенно, — нервно хихикнула она. — Эй, вы видели?! Там на улице целая толпа, — заглянул в палату Глен. — Похоже, даже журналисты есть. Я нервно сглотнула и посмотрела на Матильду, что тоже вздрогнула: — Надо идти. Мы вышли из палаты и как можно быстрее прошлись по коридорам. Страх того, что кто-нибудь сейчас нас остановит, и все пойдет прахом, гнал нас вперед. Сердце стучало, отдаваясь пульсацией в ушах, ладони вспотели, и я почувствовала как воздух из лёгких выходит рывками, заставляя практически задыхаться. Когда я увидела знакомую фигуру в конце коридора, резко затормозила. В голове подобно фейерверку хаотично взрывались мысли: от «неужели я ошиблась с графиком?» до «все, конец, отпрыгались», — хотя возможно мне удастся его уговорить. — Идите, — кивнула я Матильде и Глену, что тоже остановились. И они пошли вперёд, медленно и осторожно, практически вжимаясь в стену, словно доктор Каллен, набросится на них и скрутит бинтами, чтобы остановить. Я знала, что остановить нас троих так быстро, что мы и моргнуть не успеем ему под силу. Он лишь проводил их взглядом и перевёл его на меня. Глубоко вздохнув, я тоже сделала первый шаг в его сторону. Мы сближались как два ковбоя в вестернах и также остановились на некотором расстоянии друг от друга. Напряжение летало в воздухе густым маревом, которое через силу приходилось заталкивать в лёгкие. Я заставляла себя оставаться спокойной или хотя бы казаться такой. — Я просила не мешать, — сложила я руки на груди. — Я предупредил, что остановлю тебя, если мне не понравится. Хватит, Дженнифер, эти игры зашли слишком далеко, — в тоне Карлайла появились строгие и назидательные нотки. Пожалуй, сейчас он как никогда напоминал родителя, отчитывающего непослушного ребёнка, напоминал моих родителей. Это сработало как красная тряпка на быка, заставив меня задохнуться от злости и обиды. — Да что это за хренотень! Хватит! У меня что судьба такая? Почему все хотят обесценить то, что для меня важно? Игра?! — я посмотрела на Карлайла. — Даже если это чертова игра, это важней всего здесь и сейчас, — медленно и тихо сказала я. Он закрыл глаза и поморщился, словно от боли, видимо осознавая, на какую больную мозоль наступил: — Прости, но это опасно, и даже уже сейчас это будет иметь последствия для вас всех. Ты можешь остановиться. Можете сделать это как то иначе. Я замотала головой: — Видел, что там творится на улице, — указала я в сторону окна. — Я не остановлюсь. Я нужна сейчас ребятам, нужна Матильде. Да, черт, мне самой это нужно. Мне ещё нужно знать, что я есть. Что я не превратилась просто в ходячую болезнь. Мне иногда кажется, что я — это лишь больное сердце. — Вот именно, оно может не выдержать, и это вызывает очередной приступ, — Карлайл подошел ко мне ближе. — Я знаю, что все, что ты делаешь — важно. И то, что там сейчас происходит, — он тоже кивнул в сторону окна, — доказывает, что важно не только для тебя. Но я не могу дать тебе рисковать жизнью, — Карлайл взял меня за руку, заставив вздрогнуть и посмотреть на его пальцы, обхватывающие мое запястье. — Пожалуйста, не держи меня. Я нужна ей. Сейчас я ее опора, как ты моя. — Если твоё сердце остановится… — Ты запустишь его вновь, — посмотрела я ему в глаза. Секунды тянулись. Даже время между ударами сердца показалось мне огромным. Я понимала, что Карлайл заботится обо мне, что хочет для меня добра, но родители тоже хотели, тоже заботились, но при этом мои собственные желания и мысли были меньше, чем ничего. Мне хотелось верить, что сейчас это не так, с ним это не так. Карлайл поджал губы и отвел взгляд. Все в нем говорило о том, что единственное его желание — взять меня в охапку и унести отсюда, больше не слушая никаких доводов, да и на разговоры не осталось времени. Я уже хотела попытаться высвободить руку самостоятельно, но тут же почувствовала, как его пальцы разжались. — Спасибо, — на выдохе прошептала я и побежала вперёд, догонять Глена и Матильду. Они стояли у окна, что так удобно выходило практически на площадку, где уже стояли инструменты и микрофоны. — Ну что, чего ждём? — спросила я у Матильды. — Я не могу, — голос подруги дрожал. — Меня всю трясёт. Кажется, что если сейчас просто рот открою, то вырвет. — Дыши, — положила я ладони ей на плечи. — Это же наши крокодилы. Они ждут нас с тобой. — Может, ты споёшь? — умоляюще посмотрела она на меня. Я тяжело вздохнула, взглянула назад туда, где стоял Карлайл. Он смотрел на меня тяжелым, серьезным взглядом, но не вмешивался. — Слушай, мы выйдем туда вдвоём, если хочешь, я могу спеть свою песню, и дам тебе время, но все ждут именно твою песню, твою историю. Хорошо? Матильда согласно закивала. Больше тянуть было нельзя, и я шагнула на площадку, взяв подругу за руку. Мне не верилось. Я смотрела на собравшуюся толпу: «Такое бывает только в кино», — билось в голове. — Пацаны, играем сначала мою, — шепнула я им, проходя к микрофону. — Ты уверена? Мы играли ее всего один раз, — засомневался Питер. — Уверена, — кивнула я. Зазвучало вступление. Толпа вокруг затихла, услышав что-то новое. Вдох-выдох, я закрыла глаза и пропела строчку: — Так гадко. Взгляд липкий, скользкий. Повадки сдержать непросто. Сквозь зубы он втянет воздух и плевать ему на возглас. Песня не была громкой, здесь не нужно было кричать, беря высокие ноты, но я ощущала, как дрожь охватила тело, заставляя вцепиться пальцами в колени. Звук рвущейся ткани ударил по ушам. Я посмотрела вниз. Увидела, что дырка на колготках стала ещё больше, обнажая большую часть ноги. — Полоса голой кожи еще не дает ему повод. Но за твою полосу никто не выдаст ему полосатую робу, — руки сами перешли на юбку, вцепившись в прореху, рванули. — Его в детском саду не учили чужое не трогать. Только голос подай — заклюют, но ты все же попробуй. Ты все же попробуй. Чтоб в ответ услышать лай… Я повернулась к Матильде. Она стояла, и я видела, как ее тоже бьет дрожь. Протянула к ней руку. В следующих строчках я озвучивала всю эту свору «собак»: мать Матильды, полицейских, самого Дюка и ещё тысячи комментаторов, что так любят говорить о том, что «сама виновата». Слёзы невольно полились по щекам чёрными полосами туши. Выглядела я сейчас наверняка ужасно, но это как нельзя лучше подходило к тому, что я хотела донести до слушателей. Каждое слово было обвинением, было доказательством равнодушия, было криком о помощи. В какой-то момент голос дрогнул и почти сорвался на хрип, но я услышала голос Матильды, подпевающей мне. Когда песня закончилась, вокруг несколько секунд была тишина, только где-то вдали звучали сирены полицейской машины, что означало, что времени осталось не так много. Ребята это тоже понимали, поэтому без промедления начали играть новое вступление нашего неожиданного хита. Матильда набрала побольше воздуха в грудь, я же встала у неё за спиной, обхватив руками ее плечи. — У тебя все получится, — прошептала я ей на ухо, чуть подталкивая вперёд к микрофону. — Мам, привет. Колготки порвались, наверное где-то за стул зацепила, не злись, — начала она петь: — Колени разбиты — на улице гололёд. В кроссах скользко и правда, но это быстро пройдёт. Я подошла к своему микрофону, в припеве мы должны уже были петь вместе, но не успела и рта раскрыть, как почувствовала неприятный укол в районе сердца, словно туда воткнули иглу. Дёрнувшись, задержала дыхание на секунду, пока боль также резко не прекратилась. Матильда продолжала петь, но косилась на меня непонимающим и встревоженным взглядом. Я улыбнулась, показывая, что все в порядке. Осталось всего ничего, продержаться половину песни, а потом Карлайл может меня привязать к постели, я протестовать не буду. Закончился припев, и Матильда снова взяла соло. Я смотрела на подругу и невольно заулыбалась: и этот человек боялся на сцене и рта открыть? Не поверю. Сейчас она держалась настоящей звездой, хозяйкой сцены, а то, что те слова, что она пела, были ее собственными словами, ее чувствами, делало песню ещё более искренней и пробирающей до мурашек. Стоп! По телу действительно бегали мурашки. Меня трясло от холода. Да, капроновые колготки, ещё и нещадно изорванные, юбка и футболка не самая тёплая одежда, но и на улице было относительно тепло, а мне казалось, что от холода я уже не чувствую подушечек пальцев. Сердце, видимо, решило не ждать. «Это может спровоцировать новый приступ», — слова Карлайла оказались пророческими. Я посмотрела на окно. Он был там, и мне нужно пройти каких-то пару метров до подоконника. Несколько шагов, но к ногам словно привязали кандалы, а перед глазами все плыло. Да, ещё немного, и Карлайл сам выйдет на площадку и заберет меня, но это испортит выступление и напрямую свяжет его со всем этим беспорядком, что мы учинили. Если мне не показалось, то патрульные машины уже остановились у края толпы и пробирались ко входу. Единственное, что могло их хоть как-то затормозить, — это перекрытый нами коридор, заставляющий всех желающих идти в обход. Так что я должна была сама добраться до окна: и он, и я это понимали. Сэм, играющий на гитаре, увидел как я «ползу» к окну потянулся помочь: — Играй, — рыкнула я на него, игнорируя наплывающую на глаза тьму. Ещё немного. Я остановилась, заставляя себя вдохнуть и выдохнуть. Карлайл стоял в окне, уже протягивая ко мне руку. Миг до спасения. Шаг от пропасти. Чтоб я ещё раз согласилась выступать! Может, хватит переоценивать себя и своё долбанное сердце?! Прав был он! И я ему это скажу, как только смогу говорить! И дышать! Ещё шаг, и земля сделала кувырок, утягивая меня за собой. Закрыла глаза, ожидая удара, но его не последовало. Меня подхватили на руки и уже куда-то несли. — Дженнифер, не смей отключаться. Открой глаза, — в голосе Карлайла звучал приказ, даже рычащие нотки прорезались. Я послушно подняла веки, хотя они казались мне свинцовыми. Меня уже усадили на кушетку, спиной я ощутила холод стены. — Дыши, — пальцы сжали нечто мягкое, но при этом упругое. Карлайл сам помог поднести к лицу маску с кислородом и проконтролировал, чтобы я сделала первый вдох. Убедившись, что я в состоянии удерживать маску у лица, отошёл. По отдаленным, словно эхо, звукам открытия лекарств и шприцов, готовить лекарство. Игла вошла в катетер, я даже не дернулась, сил не было, а вот когда нечто обжигающее словно лава потекло по моей вене, кажется разъедая все к чертям подобно кислоте, зашипела от боли. — Потерпи, сейчас будет легче, — голос сквозил профессиональной отстранённостью. Вдохнув ещё раз кислород, я наконец сумела сфокусировать взгляд. — Сердишься, — отодвинув маску, прошептала я. — А если я скажу, что ты был прав? — Уж поверь, я не хотел быть правым, — он выкинул вскрытые упаковки и остатки от лекарств. — Каждый такой приступ отнимает у тебя часть времени, а найти донора, даже с моими связями и деньгами, — Карлайл замолчал. — Практически невозможно, — продолжила я. — Требуется время, — поправил он меня. Ещё один глубокий вдох кислорода. Легкие уже перестало жечь от его нехватки. Тяжесть из груди начала медленно уходить, оставляя после себя только слабость. — Ты всегда можешь меня обратить. — Мне бы этого не хотелось, — Карлайл снова подошёл ко мне, проверяя пульс, зрачки, удостоверясь, что я уже отошла от тонкой грани междумирья. — А ты бы сама этого хотела? Я вздрогнула, задумавшись. Стать вампиром? Не скажу, что я не размышляла об этом. Не болеть, не стареть, не умирать. Обладать силой и красотой, да просто быть с Карлайлом вечно. Просто быть с ним, разве этого недостаточно, чтобы четко и ясно сказать да? Но с другой стороны, моя жизнь. Музыка, мир вокруг, «крокодилы», моя семья, в конце концов. Все, чего я хотела и к чему шла все эти годы. Пусть даже оно осталось углём в бочке на заднем дворе. Стать иным существом — это не цвет волос сменить. Казалось, Карлайл все понял по моему молчанию и улыбнулся: — Я так и думал. — Я не ответила нет. — Но и не сказала да. — Просто это не та вещь, которую нужно решать с наскока. — Полностью с тобой согласен, — одобряюще кивнул он и даже чуть рассмеялся. — Немного твоей рассудительности не помешало кое-кому из моих знакомых. — Это не рассудительность, — поморщилась я. — Скорее незнание, что делать со своим будущим, да и будет ли оно вообще, — боль от приступа ещё отзывалась внутри неприятным ощущением. Я почувствовала, как ладонь легла на мое плечо, а пальцы второй, нежно взяли за подбородок, заставляя поднять голову. — Я сделаю все, чтобы оно у тебя было, — Карлайл произнёс это как клятву. Мне даже показалось, что в янтарных глазах на миг вспыхнул какой-то мистический огонь, и сердце стукнулось о грудную клетку. Он медленно склонился, приближаясь к моим губам: — Ты была прекрасна, и все вокруг это видели, — прошептал он за секунду до того, как губы коснулись моих в мимолётном, но от этого не менее обжигающем поцелуе. Я закрыла глаза и выдохнула, моя рука потянулась к его щеке, пальцами ощущая прохладу и гладкость. — Тебе нужно отдохнуть, — отстранился он, выпрямляясь. — А мне придумать, как сделать так, чтобы тебя и твоих друзей раньше необходимого не выписали из больницы. Резко выдохнув, я почувствовала укол вины: — Ты не обязан… — Нет, обязан. Не волнуйся, с тебя сегодня достаточно. Я провожу тебя в палату и попрошу назначить капельницу. И на сегодня больше никаких приключений, — Карлайл снова взял меня на руки. — Обещаю, — позволила я себе закрыть глаза и прижаться к нему сильнее. Снова накатила слабость, практически до беспамятства, но сейчас она уже не казалась опасной. Как оказалась в палате, в своей кровати помнила уже смутно, на краю сознания, ещё не охваченного сном, были ощущения заботливо укрывших меня пледом рук.