Бездорожье

      Рыска бросила в небольшой котелок добрую горсть мятных листьев, поворошила грозно трещавшие о чем-то ветки и откусила от яблока. До рассвета осталось несколько лучин, ветер уже приносил в лес запахи дыма и отдаленное перекликание чьих-то голосов. В Ночь Рождения Сашия принято искать в чаще леса мяту, плести из нее обереги и верить, что сам лукавый бог сохранит от своих же проделок. В этот праздник, необычно жаркий для конца жатня, собирали с полей тыквы, вырезали на них страшные рожи, вставляли внутрь свечи и молились, чтобы свет отогнал приближавшуюся тьму.       Рыска вздохнула: надо ехать дальше. Надо разыскать кормильню, поговорить с весчанским старостой, спросить, не нужна ли кому помощь, не проезжал ли ненароком милсдарь Крысолов…. И если проезжал, то упасть ему в ноги и предложить забрать ее, Рыску, вместо…. Вместо всех, кого пожелает милсдарь.       Сердце жгло огнем, а душу рвали собаки, она так и не научилась считать горошины, но и без них видела, что добром то не кончится. И тут даже не упрямство Алька повинно, и не ее проклятая жертвенность, Рыска чувствовала, что сам Саший плетет им дорогу, одну на двоих на этот раз, и Хольга ему не препятствует. Едва ли не впервые. А раз так, значит, надо ехать.

***

       Альк прищурился, рассматривая кривую вязь на указателе, еще с прошлой войны вкопанном посреди тракта, и довольно кивнул — вот и веска. Он мало, что о ней знал. Говорили, сам Крысолов отсюда родом, говорили, что староста когда-то давно обернулся волкодлаком, перегрыз половину односельчан, да так зверем и остался. Много всякого судачили, особливо в Сашиеву Ночь.       Альк перевесил поудобнее клинки, обошел небольшую лужицу, оставшуюся от вчерашнего дождя, и вошел в веску. Дорогу ему тут же перешла огромная коричневая жаба, каждую щепку останавливавшаяся и квакающая на всю округу. Альк не любил жаб так же сильно, как не любил воду. Разносчики заразы и причины многих людских заблуждений, стоившие жизни многим несчастным.       Чего, например, стоила байка о том, что жабы забирают способность к деторождению и, чтобы проверить, действительно ли это так, женщину привязывали к стулу и опускали в воду. Если жабы ее помилуют, то она останется жива.  — Жабы…. — презрительно сплюнул Альк и постучался в дверь кормильни.       Старая перекосившаяся дверь с множеством щелей, затянутое вместо слюды паутиной окно, ветхая собачья будка, где вместо пса были одни только кости. Альк передернул плечами, но тут дверь отворилась и показалась такая же древняя бабка.  — Чаво-й хочешь, милок? — прошамкала старуха, поправляя дырявый платок.        Альк заглянул внутрь. Вопреки ожиданиям, в кормильне было чисто и пусто. С полотка свисала связка красного перца, словно здесь, действительно, готовились к Сашиевой Ночи, на столе сидел огромный черный кот, навевающий мысли об избе на куриных лапах, может, все ушли в лес, и Альку показалось? — Переночевать хочу, бабушка.       Старуха ткнула ему в грудь крючковатым пальцем. — А можно и переночевать, коль не боишься. — Чего мне бояться? Я видун.       Что-то притягивало взгляд Алька, тянуло внутрь этой странной кормильни, но что? — Видун, а, был тут такой, обещал всех спасти, Саший его раздери, — прошамкала бабка. — Что ж вы так недобро о видунах? — Альку стало любопытно. Старуха подозрительно посмотрела на белокосого и покачала головой. — Вижу, что саврянин, а вот, умом тебя Хольга не наделила! Жабы на нашу веску напали, холеру какую-то принесли, он обещал помочь, дорогу поменять, а вместо того пришла засуха, все повымерли. Одна я осталась…. — А тебя почему помиловал? — А не знаю, — махнула рукой бабка, — То одной Хольге ведомо. — Так если Хольге только и ведомо, то почему на видуна поклеп наводишь? Он не при чем, дороги менять не умеет, сболтнул лишнее, вы и поверили.        Бабка прищурилась. — Вот не знаю, милый, не знаю. Заходи, сегодня страшная ночь, а ты на дворе совсем один.       Альк кивнул, довольный тем, что ему удалось переубедить выжившую из ума старуху, и уже собрался войти внутрь, как словно из-под земли вынырнул Крысолов. — Плохо же ты помнишь мои уроки, Альк, раз так плохо думаешь о видунах. А бабку Хольга миловала потому, что она моя мать.        Альк столько раз представлял свою встречу с Крысоловом, продумывал ответы, предугадывал действия наставника, но в миг растерялся, когда тот вынырнул из-за бабкиной спины.        С момента последней встречи Райк, почему-то именно сейчас белокосому захотелось назвать Крысолова по имени, а не по прозвищу, совсем не изменился. Разве что поседел слегка да новые морщины пролегли на лбу. За кормильней жевала капусту все та же нетопыриха, но сбоку не было крысы, один лишь меч. Драться с учителем Альку не хотелось, но он был готов ко всему. — Подождите! Подождите! Не трогайте Алька! — закричала девушка, вбегая в веску. «Вот лихо весчанское!», — раздраженно подумал саврянин, резко разворачиваясь спиной к Крысолову. — Ты что здесь делаешь? — закричал белокосый запыхавшейся Рыске. — Я пришла обменять тебя на себя, — на выдохе выпалила она, остановившись и смело глядя в глаза обоим видунам. — Чтоб вас всех Саший задрал, — злобно заключила за всех бабка и хлопнула дверью.