Бездорожье

      В бессилии очень легко признаваться, когда все тропы уже пройдены, и остается лишь праздновать победу, сидя в теплой и уютной корчме и попивая варенуху. Мол, всё сумели преодолеть, бились, что есть мочи, преодолевая преграду за преградой, без оглядки на прошлое. Куда сложнее идти вперед, когда понимаешь, что там, за гранями тропинок и дорог, осталось еще столько недосказанного и невысказанного, и остались те, кто по-прежнему ждет и верит.       Рыска чувствовала странную ответственность за всех, живущих по обе стороны Туманного моря. Ступая на палубу корабля, она уже знала, что здесь ее ждут. Ей снились Вересковые пустоши, дети, играющие в догонялки меж лиловых волн, улыбчивые женщины и суровые мужчины, привыкшие честным трудом зарабатывать свой хлеб. Здесь никому не будет дела до ее волос и цвета глаз. Здесь не станут перешептываться за спиной о несчастной любви к Выжившему, не решившись ткнуть пальцем в открытую. Здесь будет ее дом. И он ждал ее, звал и верил.       Тайные книги, найденные Наставником в подвалах Пристаньской библиотеки, рассказывали дивное поверье о мече и пряжке. Обуздав неистовство грома и вложив в оголовье саму молнию, ковал оружие Саший, да такое, что способно прервать нить, ткущую полотно дорог. Когда любимая жена Хольга благословляла детей умением видеть, Саший предостерегал, что роковой то подарок, и негоже людям пуще богов знать. Но Хольга не послушалась. Не для того боги одаривали людей правом выбора, чтобы сделать из них теперь тварей, воле родителей послушных. Вот и решил тогда Саший предостеречь детей своих неразумных, если дорога заведет в бездорожье, откуда возврата нет. Да выковал еще жене пряжку на платье, которая позволяла перекроить полотно так, как боги того пожелают. Как игла и нить неразделимы, так же и пряжка в оголовье меча великую силу имела.       И отдали то сокровище на хранение добрым и смелым людям, способным сберечь процветание в краю Вересковых пустошей. Но как часто бывает, на непростом полотне дорог путаются, вдруг, нитки, и рисунок, выплетаемый искусной рукой, превращается в рваные и бесцветные лохмотья. Пришла тьма из-за моря, и выкрали диковину люди злобные, сердцем черные. Не по нраву им жить по воле богов было, и создали они Свечи по лику на крыс богомерзких похожие, и пошли кроить полотно дорог, как душам их серым вздумается.       Одно Рыска уяснила четко: нужно вернуть меч в Линтвайту, только, вот, где здесь кого искать? Веска как вымерла: ни дыма из труб, ни мычания коров из хлева, люди, и те куда-то запропастились! С моря надвигалось ненастье, а у Рыски заныло сердце. То и дело охая и озираясь, с Рыской поравнялась не старая еще женщина в цветастом платке.        — Стряслось что, матушка?        — Ох, дитятко, беда видуна нашего ждет, беда. А с ним и нас всех! — впопыхах пояснила незнакомка, и вновь припустила по тропе.       Рыска похолодела и в два шага нагнала женщину.        — А какой тот видун из себя, матушка?        — Глазищи как у тебя, желтые, а как заговорит, так яд из него так и сочится, так и сочится. А сам сердцем добрый, на брата моего, в первой войне сгинувшего, похож, ох! Помочь, стал-быть, обещал, дороги нам перекроить, да так и стоит посередь поля уже лучину, аки чурбан березовый, пот с него, как с гуся, течет, а туча всё идет, всё идет!       — Я помогу, матушка, помогу, только, Хольгой заклинаю, отведи меня к нему!       Весчанка остановилась на щепочку, оглядела Рыску с ног до головы, после чего подоткнула подол подметавшей дорогу юбки и схватила Путницу за руку.        — Пойдем, детонька, чего уж. Коли не справитесь, так все одно нам помирать, горемычным.

***

      Рыска бежала за не по годам резвой теткой, не разбирая дороги, и то и дело оскальзываясь на грязи. Вот, еще щепочку, уже совсем скоро! Загромыхало на западе в небе, разрезали окоем серебристые всполохи, змеями побежали по земле юркие водяные ручейки, но Путница знала, что это не просто дождь. Не благодати ради льются Божинины слезы, осерчал Саший на дерзнувших пойти против его воли.       Альк стоял посреди укрытого вересковым полотном поля, раскинув руки в стороны, и что-то высматривал в линии небокрая. Рыска, как была, так и застыла столбом, не в силах сдвинуться с места. Весчанам про то неведомо, а Путница видела, как оплетают ладони саврянина золотистые нити, как горит алым выбившаяся из-под ворота рваной рубахи пряжка, и как раз за разом уходит из него сила, чтобы перекроить дорогу и навсегда раствориться в бескрайнем вересковом море.        — Ну уж нет, второй раз я тебя не потеряю, — твердо напутствовала саму себя Рыска, и подбежав к Альку, схватила его за руку.       Путник раскрыл глаза и щепку пытался понять, на том он уже свете или еще на этом. Неужто и вправду ослеп, и грезится ему теперь несбывшееся? Но Рыска так уверенно вцепилась ему в ладонь, что пришлось поверить.        — Героиня ты моя, весчанская, сказочница. Пришла, все-таки? Услышала… — срывающимся голосом зашептал саврянин, не замечая, как льются по лицу холодные дождевые капли, и как пробивается сквозь затуманенное болью сознание Дар.        — Алечка… Альк! — шмыгнула носом Рыска, и, совсем как раньше, уткнулась ему в разорванный воротник.        — Позже, лада*, всё позже, надо спешить.       Рыска серьезно кивнула, словно и не слыша, как ёкнуло при его словах истосковавшееся сердечко, и переплела ладони с Альком. В ту же щепку встала перед глазами неторная да нехоженая тропа, где свистел обезумевший ветер, где вихрями клубилась пыль, и один только ржавый ворот мог возвратить свет погрузившемуся во мрак миру. Горели алые буквы на мече, болью пульсировала в пальцах пряжка, но вот Альк осторожно вставляет ее в рукоять, а Рыска изо всех сил держит вырывающийся из рук, судьбоносный ворот. Мелькают стежки на полотне судьбы, утихает на западе гроза. Еще щепочка — и успокоится Туманное море, а подоспевший к расправе наместник просто забудет, за чем же так спешил. И побегут по Вересковым пустошам дети, а тетя Тина испечет пирожков с вишней. Надо лишь немного потерпеть.        — Дай руку, — скомандовал Альк.        — Готов? — Рыска протянула раскрытые ладони. Путник взмахнул мечом, перерубая одному ему видимую нить, после чего накрыл пальцы Рыски своими и осторожно повернул противусолонь** пряжку.       В тот же миг расползлись тучи, как выметаемые трудолюбивой хозяйкой ошметки, и выглянуло солнце. Облегченно вздохнули весчане, хоть и не видевшие ничего, но почувствовавшие приближение беды, вновь хлюпнула носом Рыска. Альк улыбнулся и лишь крепче прижал девушку к себе.        — Ну-ну, развела сырость. Дождь-то уже закончился.       А Рыска молчала, улыбаясь сквозь слезы: пусть упрекает, пусть язвит, лишь бы не покидал. И сердце радостно встрепенулось в груди, когда она вспомнила о его обращении. Знала, что такие слова саврянские мужчины просто так не молвят.        — Пойдем? — спросил Альк, чуть отстраняясь.        — Пойдем.        — А не спрашиваешь, куда, — задумчиво проворчал саврянин.        — А мне то без надобности, лишь бы с тобой.