Голубые небеса

Я стоял напротив зеркала и всеми силами пытался узнать в отражении этого тощего мальчишку, стоящего посреди комнаты в одних только боксерах телесного цвета. И я мог бы увидеть в этом миловидном лице с большими выразительными глазами того, на кого каждый день смотрю в отражении, но сейчас меня смущала одна маленькая, но от этого не менее заметная деталь… Волосы… Они были ярко-голубого цвета! Мои всю жизнь русые волосы сейчас выглядели так, будто прошлую ночь я провел не в компании своих многочисленных друзей, отмечая свое девятнадцатилетие, а, разве что, загорая на заводе по обогащению урана… Наконец, отчаявшись ждать, когда возможное помутнение сознания вследствие недавнего веселья отступит, и за этим обманом зрения я увижу свои родные волосы обычного для них цвета, я сел на кровать, стоящую сзади меня, и принялся щупать взлохмаченные после ночи с подушкой волосы. Перебирая в воспоминаниях события последних суток, я пытался понять, как случилось то, что, очевидно, все-таки случилось, а не привиделось мне, как уж очень хотелось верить поначалу. Вечером ко мне домой (благо дом свой и позволяет это) завалился народ в количестве, приближенном к маленькой бесконечности. Друзей у меня было действительно много, так как, помимо учебы на первом курсе гуманитарного ВУЗа, я занимался тем, что очень способствует приобретению оных: проводил каждый свободный вечер в клубах своего города. Не потому, что закоренелый тусовщик, а потому, что люблю хорошую живую музыку. Ко мне пришли все, кому я только успел сказать, что в моем доме намечается грандиозная вечеринка, в комплекте с которой шел принесенный ее участниками алкоголь. И вот дальше — одни отрывки… Помню, как однокурсницы Лиза с Машкой тащили меня в ванную, а я пытался отбиваться, только это, по всей видимости, у меня не выходило из-за всего, чем меня успели напоить лучший друг Генка с какой-то не очень хорошо знакомой мне компашкой плечистых парней. Дальше все те же одногруппницы, ехидно смеясь и перешептываясь, принялись заталкивать меня в саму ванну, после чего надели целлофановые перчатки и начали возиться с какими-то тюбиками, банками и прочей девичьей шушерой. Помню этот неприятный резкий запах, и как защипал мой глаз, когда в него что-то попало. И здесь полная темнота… Встав с кровати, покачиваясь и ойкая от каждого шага, отдающегося в теле глухой болью, я побрел осматривать свой дом. Родители уехали по работе на делю. И так уж выпало, что именно в эту неделю должен был случиться мой день рождения. День случился и прошел довольно скучно, а вот ночь обещала быть весьма веселой. Воспоминаниям от веселья прошедшей ночи мешал радоваться царивший во всех комнатах второго этажа бардак: пустые бутылки из-под различного спиртного, раскиданные в хаотичном порядке вещи, кое-где досыпающие гости, не успевшие уйти ночью и заснувшие тут же. Для полноты восприятия не хватало перекати-поле, томно катающегося по всему этому пандемониуму с виду. Следующие три с половиной часа я занимался тем, что пугал своим новым видом разбуженных мною друзей, выпроваживал их вон и прибирал многочисленные комнаты после налета дебоширов. И кто меня надоумил устраивать вечеринку дома? Ах да, спасибо маме, которая моя самопровозглашенная советчица на всю мою жизнь… Дело было даже не столько в моей любви к большим и шумным компаниям, сколько в том, что все эти люди, как я был уверен, подобно мне, должны были любить музыку в том представлении, в котором ее понимал я. Увы, в моих ушах теперь лишь одна музыка — нескончаемый звон, сопровождающийся головной болью и не до конца ясным рассудком. Честно говоря, даже не помню, как умудрился выпить столько, сколько теперь звонкими брызгами раздается на дне унитаза, подле которого я недвижно стою уже больше минуты. Наконец, работа по дому была выполнена: остатки мусора выволокли спросонья легко поддающиеся подконтрольной манипуляции те, кого я должен был, очевидно, знать, но не знал; комнаты приведены мною единолично в относительный порядок; даже вымыл гору грязной посуды на кухне. И лишь одну проблему мне решить так и не удалось: мои ядовито-голубые волосы выглядели так, будто они ядовито-голубые… И это зрелище в сочетании с моими насыщено-коричневыми глазами, которые при определенном освещении кажутся почти что красными, вызывало очень смешанные чувства. Стоило бы представиться. Меня зовут Женя. Эта история о том, как мое увлечение стало смыслом жизни. И начать я хотел бы с событий, которые случились уже через месяц после уже описанных. Я почти привык к новому цвету моих волос. Стоило бы догадаться, что таковым наделила их Машкина краска для волос, которых у нее было в самом большом и разнообразном количестве. Именно поэтому сама она меняла цвета чуть ли не раз в неделю. Не очень экономно с ее стороны, ибо стойкости этой краски могла бы позавидовать любая девушка. Прошел уже месяц, а цвет даже не потускнел, несмотря на то, что поначалу я изрядно мыл голову, пытаясь от него избавиться, да только без толку. Друзья, вроде, тоже больше не шарахаются от меня в разные стороны, как только завидят. Да и есть в этом что-то, подчеркивающее мою индивидуальность. — Привет! — ко мне подбежала Лиза и вопросительно посмотрела в глаза. — Голубоволосый да красноглазый — только песни слагать! — По твоей вине, между прочим! — демонстративно насупился я и отвернулся от подруги, глядя прямо перед собой. — Ой, да ладно, мы же в шутку! — заливисто рассмеялась та и, схватив за руку, с уже серьезным выражением лица вновь посмотрела в глаза. — Ты слышал про то, что старшекурсники организовывают музыкальную группу? Это отличный шанс для тебя! — Слышал, только меня с моей внешностью и возрастом выкинут, чуть я зайду к ним, — бесцветно произнес я. Мне действительно довелось услышать, что в нашем институте кто-то из пятого курса ищет вокалистов в группу. Но какой шанс, что малолетка, вроде меня, попадет к ним и, больше того, сможет ужиться со взрослыми, местами небритыми мужиками? Я слышал, что звукорежиссер там — просто эталон поросшего щетиной пьяницы-холостяка. Да и голос мой, как мне кажется, далек от совершенства. Пою я лишь сам для себя и, реже, для друзей, просто потому, что мне это нравится. Нет. Абсолютно никаких шансов попасть к ним туда. — Ты с ума сошел? — Лиза внимательно посмотрела на меня, очевидно, в поисках доказательства своей теории, однако, видимого следствия моего безумия ею замечено не было, потому она продолжила: — Ты просто обязан попробовать, а иначе я попрошу Наташку выдать мне другую краску. На этот раз — желтую! Мои представления о том, как я буду выглядеть с ярко-желтыми волосами, прервал звонок на пару. Не то, чтобы меня действительно пугала перспектива вновь сменить цвет волос — я знал, что в ту ночь подруги сами изрядно напились и при трезвом уме такого никогда не сделали бы — просто я действительно не мог себе представить свое участие в подобной группе, несмотря на имеющееся желание. Пары тянулись на редкость медленно и нудно. Преподаватели будто специально зачитывали лекции наипротивнейшим монотонным голосом, способным даже у коматозника вызвать вполне реализуемое желание покинуть одно с ними помещение. Кое-как высидев три положенные по расписание пары, я с облегчением выдохнул, собирая свои вещи в рюкзак и готовясь отправиться домой. — Женечка, тебе желтую с золотистым оттенком или ближе к оранжевому? — как гром среди ясного неба раздался слащавый голос подошедшей сзади Наташки. Повернувшись на внезапный вопрос, я обнаружил рядом с собеседницей все туже Лизу, мило улыбающуюся на мою секундную дезориентацию. — Не пойду! — отрезал я и, схватив свою сумку, уже готов был дематериализоваться с глаз двух подруг, но да не тут-то было: с другой стороны ко мне уже подошла третья, затмевающая своим объемом и весом свет солнца. — Пойдешь! — басом прогремела Таня, как-то по-недоброму глядя на меня сверху вниз. Отказаться от такого предложения было чревато принудительным лишением девственности тюбиком от желтой краски для волос с золотистым оттенком… Как выяснилось, посетить актовый зал, где каждый день после занятий ждали организаторы набора потенциальных участников, также планировала и Татьяна — для демонстрации ее воистину внушительных своей громкостью вокальных способностей. Я все еще хотел под шумок слинять от назойливых девиц, да только следили они за мной всю дорогу, как за собственным ребенком, не сводя глаз. — Заходи! — скомандовала Лиза, сложив руки у груди. — Не хочу! — из последних сил попытался воспротивиться я гнету одногруппниц. Когда меня вытолкали в актовый зал и преградили закрытую дверь Таней, я понял, что ретироваться уже не выйдет, и как бы не хотелось, даже очень, но придется стать милым и покладистым, иначе рискую не дожить до завтрашнего дня. На мое удивление, в зале никого не было. В смысле, никого, кроме двух фигур, стоящих поодаль на сцене. Я ожидал увидеть хотя бы небольшую очередь из людей, которым будет интересна идея попасть в группу. Или они уже всех набрали, а собираются здесь из вежливости, чтобы отказать тем, кто не успел опробоваться в первые дни набора, либо эта идея была интересна только мне с Таней, которая тенью шла за мной, видимо, на случай, если я попробую убежать. Как ни странно, но мне действительно хотелось участвовать в группе с другими вокалистами и петь любимые песни, но я был уверен, что такого, как я, просто проигнорируют. Подойдя к сцене, мы обратили внимание на какого-то человека, сидящего на коленях спиной к нам и пытающегося совладать с какими-то проводами. — Скажите, а Вы еще набираете вокалистов в группу? — спросила одногруппница, когда мы подошли к сцене. В ответ на ее басистый контральто в нашу сторону повернулось нечто, смутно напоминающее лицо. И, возможно, оно даже им являлось когда-то очень давно, когда его владелец еще пытался бриться и умываться. — Ну, типа того, — подумав, ответило нечто грубым мужским голосом, после чего снова отвернулось от нас. Мы с Танькой переглянулись. Кажется, нам только что провели слушание, оценили и сказали, что мы не подходим. Во всяком случае, именно такое впечатление создалось у меня, уже собравшегося идти туда, откуда пришел, но девушка преградила мне путь рукой. — А когда петь нужно? — вновь обратилась она к недавнему собеседнику. — Когда будете готовы, — отозвался собеседник спустя несколько секунд тишины, даже не поворачиваясь. — Ну ладно, — пробубнила под себе под нос Танька и через недолгую паузу разразилась громкой песней: «Отцвели уж давно хризантемы в саду, но любовь все живет и сношает в…», — закончить ей не дала моя рука, появившаяся у ее рта на не менее громком финале. — Спасибо. Мы Вам позвоним, — подал признак жизни голос после почти минутного молчания. Не уверен, обрадовалась ли Танька возможному успеху или, наоборот, расстроилась очевидному провалу, но после этого она молча развернулась и зашагала к выходу. Опомнившись от феерического шоу в исполнении своей едва ли подруги, я хотел было поспешить вслед за ней, но меня остановил другой, более мягкий, голос, раздавшийся сзади: — А как же мужской вокал? Я обернулся и увидел высокого парня, лет двадцати пяти со светло-серыми волосами до плеч. Он стоял на сцене в метре от второго и явно обращался ко мне. Вот только он серьезно захотел услышать вокал спутника той, кто своей песней чуть не вызвал апокалипсис на Земле? — Э… Да нет, я, наверное, пойду, — промямлил я и только повернулся по направлению к выходу, как увидел на себе испепеляющий взгляд Тани, готовой, казалось, в любую секунду изничтожить мое существование. И вновь я обреченно вздохнул, понимая, что пока не спою, меня отсюда не выпустят. Как было ни печально признавать, но меня действительно пугали последствия со стороны девчонок, если я откажусь. Вот только я был почти уверен в тщетности этой затеи. — Играешь или только поешь? — поинтересовался светловолосый парень, сидя за пианино, когда я все-таки поднялся на сцену и подсел рядом. — Пою, — смущенно ответил я, глядя куда-то в сторону. И осознал я, что взгляд мой приходится на уже знакомое мне небритое нечто, лишь тогда, когда парень за пианино, очевидно, заметив, куда я смотрю, поспешил объяснить мое смущение: — Это наш звукорежиссер. Он просто не выспался сегодня. Мое видение себя в этой группе с этим звукорежиссером таяло на глазах. Теперь я был уверен, что мое увлечение останется лишь моим увлечением. — Мне подыграть? — вновь спросил мой собеседник. Я вернул взгляд на парня и увидел, как он недвусмысленно указывает на пианино. — Ну, да… Если можно, — среагировал я и, еще несколько секунд подумав, назвал песню, которую мне всегда нравилось петь. Удача повернулась ко мне стороной, так как маэстро песню узнал и, сжав пальцы в замке до хруста, очевидно, разминая их, начал мне аккомпанировать. Было непривычно петь перед незнакомыми людьми. Я никак не мог справиться с чувством стеснения и, тем не менее, старался исполнять песню, как только мог, лучше. Глядя куда-то в пол перед собой, я силился ни о чем не думать. Просто пел, как делал это всегда, лишь немного боясь момента, когда песня закончится, и мне придется посмотреть в глаза этим парням, которые, не долго думая, отправят меня к Таньке «ждать звонка». С другой стороны, сидеть и смотреть в одну точку было как-то глупо. Да и оттягивать неизбежное было зазря. Потому, дождавшись окончания куплета, я поднял глаза. Мои мысли, все до одной, моментально испарились, как не было, когда я улицезрел на себе два пристальных взгляда. Я даже не знал, что думать, потому что лица этих парней были совершенно нечитаемыми для меня. В то время, музыка ни на секунду не прекращалась, доигрывая проигрыш, вслед за которым следовал припев. Не уверен, но если хотя бы один из них не хотел его услышать, мой аккомпанемент давно бы стих. Терять было особо нечего, потому я просто дождался момента вступления в песню и постарался выложиться по полной. — Ну чего? — на выходе меня встретили девчонки, которые, похоже, и не думали уходить без меня. — Сказали, что я подхожу, — все еще не веря в это, ответил я. — Ага! А я тебе, что говорила?! Так их! — буйствовала Лиза, радуясь этой победе как своей. А вот мне с трудом понималось то, что я был принят к ним в группу. Когда я закончил петь, они с минуту смотрели на меня, ничего не говоря. И лишь после этого объяснили мне, что ни у кого не слышали такого сильного голоса и что я безоговорочно принят. Вообще-то объяснял тот же парень, что играл на пианино. А второй лишь поджал губу, как бы говоря: «Отлично спел». Во всяком случае, так мне показалось. — И что же теперь? — полюбопытствовала Наташка, так же радуясь моей удаче. — Ждут меня в понедельник. Наверное, тогда собираются все члены группы, и будет что-то типа первой репетиции. — О, я бы посмотрела на это! — не переставая улыбаться, поддержала меня Лиза. Впрочем, я знал, что ее поддержка имеет склонность носить принудительный характер. Кто знает, чем обернется следующая ее идея по отношению ко мне. Вечер наступил довольно скоро. Эту ночь я решил провести дома, чтобы выспаться, вместо того, чтобы вновь посетить какой-нибудь клуб. В конце концов, веселья мне уже хватило прошлой ночью. Родители вернутся еще не скоро, так что все это время я предоставлен сам себе. С другой стороны, у меня не так уж и много планов, за исключением того, что через два выходных дня меня ждет моя первая репетиция в группе, куда я так внезапно попал, сам того не ожидая. Может, и к лучшему, что девчонки настояли на своем. Вот только, похоже, выбора у меня все равно не было, так что проще смириться с тем, что я бревно. Утро понедельника началось с чашки кофе в постель и пожелания доброго утра от любимого человека… Хотел бы я так сказать. Вместо этого меня разбудил проклятый будильник. Нехотя смахнув пригревшегося на мне кота, я не без труда встал с кровати и, надев домашние тапки-зайцы, томно поперся в ванную. Ванная мне рада не была, очевидно, поэтому в зеркале отражался угрюмый парень с мешками под глазами от недосыпа. Умывшись и почистив зубы, я вновь вернулся к себе в комнату и принялся одеваться. Зачем кто-то придумал понедельники? Изнасиловал бы… Когда я выискивал под кроватью второй носок, на ум пришло нечто странное. Странное и непонятное… Непонятное и небритое… Небритое и группа… Группа! Вспорхнув с кровати, как отутюженный, я, на ходу снимая с себя уже успевшую надеться одежду, снова направился в ванную, дабы принять душ. Сегодня меня ждет репетиция в группе, название которой я даже еще не знаю, но от того желание поскорее там оказаться ничуть не меньше. А это значит, что все должно быть идеально. И я тоже! — Дождаться не можешь? — потревожил меня голос сзади. — Чего? — повернулся я и вопросительно посмотрел на Лизу, которая, место того, чтобы слушать лекцию, подводила глаза, глядя в макияжное зеркальце. — Репетиции, конечно, — даже не посмотрев на меня, ответила подруга. — С чего ты взяла? — Ты с самого утра сидишь-ерзаешь, места себе не находишь, — на секунду ее взгляд переметнулся с зеркала на меня, а губы растянулись в легкой усмешке. — Ничего я не дожидаюсь, отстань, — бросил я, отвернувшись от собеседницы. Было немного неудобно признаваться, что я действительно словно на иголках оттого, что последние полчаса отделяют меня от окончания этой злосчастной пары, а вместе с этим — и моя встреча с группой, где я буду петь. Честно говоря, сам не знаю, что именно меня туда так тянет. Я прекрасно понимаю, что выступать в группе — это большой труд и постоянное напряжение, ведь здесь ошибок быть не должно. Да и перспектива ловить на себе всепоглощающие взгляды того небритого звукорежиссера меня совсем не радует. И наверняка любой из членов этой группы компетентнее и профессиональнее меня. Но почему тогда я так хочу поскорее туда попасть? — Надоело, — томно проскандировал голос сзади, очевидно, принадлежавший уже Наташке. Я нехотя повернулся, потому что был уверен, что эта не совсем уместная фраза адресована мне. Однако Наташа и не думала обращать на меня свое внимание, зато она что-то выискивала на дисплее своего телефона. Похоже, найдя оное, она подняла телефон на вытянутой руке вверх, после чего слух обласкал звонок, один в один похожий на звонок между парами. Подглуховатый преподаватель в очередной раз что-то пробурчал себе под нос относительно окончания пары и, собрав свои вещи, вышел вперед нашей группы, которая сразу просекла, в чем дело, вследствие чего где-то впереди послышались смешки, и повернула свои лица в сторону Наташки. Попивая чай в столовой вместе с девчонками, я пытался справиться с легким мандражом. До трех часов, когда мне было сказано прийти в актовый зал, оставалось последние десять минут. Лиза с Наташкой также собирались появиться в назначенном месте в качестве незваных гостей, и, кажется, это их совсем не смущало. Одна Танька, очевидно, продолжала ждать звонка от обещавшего позвонить звукорежиссера, потому с нами ее не было. — Блин, совсем забыла. Надо было волосы перекрасить, — расточено заметила Наташа, расчесывая свои длинные ярко-фиолетовые локоны. — Слушай, Жень, ты не помнишь какой краской мы тебя перекрасили, а то эти так быстро выцветают? Я не сразу понял, что надо мной издеваются, до тех самых пор, пока Лиза откровенно не рассмеялась. Я лишь обиженно прищурился и, поставив кружку на стол, закинул рюкзак за спину и отправился на выход, не дожидаясь, пока девчонки опомнятся. Впрочем, когда нужно, память в них просыпается быстро, так что уже через полминуты меня сопровождала свита. Дойдя до актового зала, я аккуратно приоткрыл дверь, как будто боясь помешать. На мое удивление, мешать было некому, потому что в зале никого не было видно, кроме двух фигур, одиноко занимающихся своими делами на сцене. Не успел я подумать, как меня протолкнули вперед, а вслед зашли и сами девчонки. Одна из фигур поодаль заметила меня и жестом подозвала к себе. Я был немного удивлен: неужели мы первые? Подойдя к сцене, на меня посмотрел уже знакомый мне звукорежиссер. Он, похоже, имел привычку не высыпаться каждый день, потому что с прошлого раза в его лице ничего не изменилось. — Привет, Жень, — ко мне обратился тот же парень, что в тот раз играл на пианино. Как ни странно, но имени его я до сих пор не знал. Тогда он мне его не назвал, а спрашивать было неудобно. К тому же я был слишком поражен тем, что подхожу им. — Привет, — улыбнулся я в ответ. — А где все? — Все здесь, — взаимно улыбнулся парень и продолжил манипуляции с колонкой. — То есть как? — не понял я и еще раз огляделся, будто остальные участники группы могли специально прятаться по углам. — Ты ждал еще кого-то? — поинтересовался собеседник, когда закончил разглядывать пучок проводов, тянувшихся от усилителя. — Ну… да. Остальных участников группы, — поникшим голосом ответил я, чувствуя, что ответ будет совсем не таким, каким я мог бы рассчитывать. — Нас всего трое, — вновь улыбнувшись мне, сказал парень, доставая из чехла электрогитару. — Мы искали второго вокалиста. И нашли. Последние слова он произнес, откровенно глядя мне в глаза, будто хотел это подчеркнуть. В тот же самый момент по спине пробежали мурашки. — Но как же все остальные кандидаты? Неужели никого больше не было? — Основная часть желающих пришла в первые дни набора, но никто из них нам не подходил. Честно говоря, мы отчаялись. Но в последний день пришел ты, — закончив говорить, собеседник спустился ко мне и оказался в нескольких десятках сантиметров от меня. От такой близости мне стало не по себе. Мы просто молча смотрели друг на друга. Не знаю почему, но что-то в его взгляде завораживало меня. Я буквально не мог отвести глаз. Он был выше меня на полголовы, и этого хватало, чтобы я на его фоне казался маленьким и беззащитным. Странные мысли… Не знаю, что бы было дальше, но нависшую тишину внезапно прервал громкий звонок Наташкиного мобильника. Я аж вздрогнул. — Але, — ответила та необычно низким голосов, очевидно, сама не ожидая этого звонка. — Поняла, сейчас будем. Все мы внимательно посмотрели на девушку, которая сбросила вызов и, схватив Лизу за руку, направилась к выходу. — Нам пора, а вы тут сами давайте. Дверь в зал захлопнулась, оставляя нас втроем в большом помещении. Стало как-то не по себе от вновь нависшей тишины. — Ник, — раздался голос слева. Я повернул голову и посмотрел на продолжающего стоять напротив меня парня, который протянул мне руку. — Что? — растерялся я и уставился на собеседника. Собеседник в ответ звонко рассмеялся, но, скорее, по-доброму, чем в насмешку. — Никита. Это мое имя, — объяснил он, не опуская руки. Лишь тогда я понял, что к чему, и поспешил исправиться, пожимая ему руку. — Женя! — зачем-то сказал я, хотя прекрасно знал, что мое имя ему известно. — Потом поворкуете, — послышался низкий голос, принадлежавший нашему звукачу, который, видимо, потратил время с пользой, потому как на сцене уже был установлен микшер со всем прочим звуковым оборудованием. — Готов к первой репетиции? — улыбнулся Ник, поднимаясь по ступенькам на сцену. Я кивнул в ответ. Немного странно было чувствовать себя частью группы, хотя, наверное, правильнее сказать — дуэта. В любом случае, моей готовности петь это ничуть не мешало. Было даже интересно поработать на пару с этим человеком, чье имя, кажется, я теперь запомню надолго и буду произносить чаще других. Эпилог. Репетиция закончилась под вечер. Так что даже охранник зарулил к нам, чтобы сообщить, что институт закрывается. Потрудились мы на славу. И, кажется, теперь я понимаю, почему наш звукач, которого, кстати, зовут Гариком, выглядит так каждый день. Оказалось, он профессионально занимается этим делом и работает на студии по ночам. А в целом, он неплохой парень, только больно уж нервный. Когда по ошибке я вступил раньше положенного в песне времени, он пнул колонку рядом с собой, от чего та перестала работать, вследствие чего он громко проматерился и, остановив музыку, принялся восстанавливать звук. Никита же оказался музыкантом-самоучкой, но играл он действительно здорово. Даже обещал научить меня играть на гитаре, чего я всегда хотел, но не решался. Выйдя из института, мы направились к остановке. На полпути Гарик с нами распрощался и свернул в сторону парковки. Там у него стояла машина, и ему оставалось всего полтора часа до начала своей смены на студии. Просить его подвезти нас было бы бестактно. Жили мы, как выяснилось, не так уж далеко отсюда, а на автобусе нужно было ехать всего пять остановок. Вечер выдался достаточно теплым, так что мы решили пройтись пешком, заодно обсудив дальнейшие возможности. Ник оказался интересным собеседником. Подшучивал, время от времени, интересовался моей жизнью. Я рассказал ему, что живу в собственном доме у родителей. У них раньше было свое дело, так что денег в нашей семье всегда хватало. Я же, из-за любви к музыке, частенько посещал здешние клубы, хотя пообещал, что теперь нашим репетициям буду уделять столько свободного времени, сколько потребуется. А вот Никита клубы не любил, да и некогда ему было в них наведываться, потому как он много работал, правда, так и не сказал, где. Денег ему хватало на то, чтобы снимать однокомнатную квартиру в нашем районе. В институте же он учился на бюджетной основе. Я несколько удивился, когда узнал, что его специальностью была лингвистика. А основным изучаемым языком являлся немецкий. Он даже продемонстрировал мне свое владение произношением. Проходя мимо городского парка, мой спутник предложил мне завернуть туда, чтобы отдохнуть. Я согласился. После многочасового стояния на ногах присесть было очень кстати. Да и парк здесь уютный. Везде стоят фонари, освещающие тропинки, выложенные по бокам мелкой щебенкой. Много деревьев, между которыми, по обе стороны тропинок, стоят лавки. На улице давно стемнело. Здесь было мало случайных прохожих, так как мы зашли с крайнего входа. Влюбленные парочки обычно предпочитают центральную аллею, где еще работают ларьки со всякой съедобной всячиной. — Мило тут, — заметил Ник, когда мы сели на одну из лавок между двумя большими деревьями. Напротив нас был небольшой фонтанчик с подсветкой и круговая дорожка вокруг него, уходящая тропинками вглубь парка. Поодаль можно было заметить огни фонарей, просвечивающихся сквозь густую растительность. Здесь, кроме нас, никого не было. Я откинул голову назад и закрыл глаза, наконец, давая отдых уставшему телу. Сейчас было так спокойно и приятно, что не хотелось никуда идти. Вот так бы остаться здесь и сидеть да наслаждаться окружением. — Можно вопрос? — спросил мой спутник. — Ага, — ответил я, не открывая глаз. — А почему голубые? — А? — мне все же пришлось поднять голову и открыть глаза. — Волосы! — засмеялся он, видя мое замешательство. — А, это… Те самые подруги, которых ты сегодня видел, покрасили мне их, — поспешил объясниться я. — Но почему именно такой цвет? — переспросил собеседник. — Ну… Меня и мой цвет устраивал. Просто они решили подшутить, — несколько смущенно ответил я, не желая раскрывать подробности происшедшего. — Так как же ты это допустил тогда? — не понял Никита и внимательно посмотрел на меня. Вот блин. И вправду, как я мог это допустить, не будь тогда в доску пьяным. Придумывать оправдание было некогда да и врать новому другу не хотелось, пришлось рассказать правду: — Мы мой день рождения отмечали. Я напился и меня уволокли названные особы в ванную. А дальше я ничего не помню, — признался я и почувствовал, как на щеках проступает румянец. — Ах, вот оно что, — засмеялся собеседник и зачем-то провел рукой по моим волосам. — А по-моему, это даже мило. — Мило? — немного смутился я. — Что именно? Не знаю, зачем я попросил уточнить. И так было ясно, о чем он, но почему-то в этот самый момент что-то во мне вновь заставило смотреть в глаза этому человеку почти завороженно, в то время как остальные мысли, одна за другой, покидали мою голову. — Это… — только и нашелся, что ответить Ник, после чего перевел взгляд на волосы и вновь провел по ним рукой. Медленно. Тихо. И как-то по-особенному приятно. Вокруг тишина. Лишь слышно, как легкий ветер шуршит еще не опавшей листвой над головами. Журчание фонтана в метре от нас. Его лицо совсем близко с моим. Мы смотрим друг другу в глаза, не в силах отвести взгляд. Прикосновение его руки приходится поверх моей шеи. Чувствую лишь, как большой палец медленно и плавно скользит вдоль линии подбородка. Вперед и назад. Что же это? В голове не остается ни одной мысли, лишь образ этого парня и тихие немногочисленные звуки, доносящиеся словно от куда-то издалека. И, кажется, это совсем не имеет значения, когда будто по волшебству я закрываю глаза и секунду спустя чувствую прикосновение его губ на своих…