why'd you only call me

Закашлявшись от табачного – и не только – дыма, что заполнял небольшое, тускло освещенное помещение бара, Гарри осмотрелся в поисках идиотской и очень знакомой макушки, но в пределах видимого она не обнаружилась. Парень вздохнул, раздувая ноздри и морща лоб, но направился к бару. В конце концов, где еще искать его, кроме как возле источника алкоголя, после такого звонка, верно? Три утра, завтра рано вставать, поскольку вылет самолета не перенести, а менять билеты, рейс, переносить все договоренности… за три года Гарри отлично усвоил, что в этом мире, мире взрослых, важных и влиятельных людей, нужно четко соблюдать сроки и правила, если хочешь чего-то добиться. Поэтому именно сейчас он должен лежать дома, в своей кровати, и видеть тридесятый сон, а вовсе не торчать в баре, наполненном пьяными людьми и пытаться найти виновника происходящего. Какого черта он, этот самый виновник, вообще тут забыл, если после премии началась афтепати, на которую он решил не являться, зато отправился в какой-то непонятный и неизвестный бар, один, чтобы… Да черт его разбери, для чего он это сделал! - Что-то потерял, крошка? – возле уха раздался пьяный незнакомый голос, а на талии оказались чужие руки. Э, нет, так они не договаривались. - Да у меня-то все на месте, а вот ты вряд ли соберешь себя, если не уберешь свои лапищи от меня, - Гарри резко развернулся и отступил на шаг назад, отчего обидчик пошатнулся, но все же устоял на ногах. - Мог бы сразу сказать, что такой сладкий – и занят, - обиженно надулся мужчина, наморщил нос и скрылся в направлении… черт его знает, в каком направлении, какая разница. Сейчас главное – найти Луи и привести его, черт подери, домой, лечь спать и нормально отдохнуть, хотя бы тот остаток ночи, что у него еще есть. Сцепив зубы, проклиная свою мягкость и дурацкие-дурацкие чувства вкупе с дурацкой-дурацкой жизнью своей, он продолжил пробираться к барной стойке. Даже около бармена, что ловко мешал кому-то яркий коктейль, искомого не обнаружилось. В растерянности, Стайлс достал из кармана телефон, но не успел сделать звонок, даже не разблокировал устройство, как до его плеча дотронулись. Парень, было, приготовился улыбаться для фотографий, фанаткам, но на него смотрела не юная девушка, а мужчина лет тридцати. - Извините? – Гарри уставился на него, хмурясь. Он не хотел ввязываться ни во что, ни в какие разборки и выяснения отношений, так что если этот хмырь ищет легкую добычу, чтобы сбросить лишний негатив, то он может просто идти к черту. - Ты Стайлс же, так ведь? - Ну, допустим, - он не понимал вообще ничего, и это бесило еще больше, поскольку очень не любил, когда из него делали дурачка. Он сам способен с этим справиться, спасибо. - Твой парень во второй комнате, наверху, - мужчина плечом указал в нужном направлении и хотел было уже уйти, но Гарри остановил его. - Что значит – мой парень, и кто ты такой? - Началось, - недовольно скривился персонаж. – Твой нажравшийся друг сидел тут, заливал, какой ты мудак, потом, видимо, позвонил тебе, посидел и сказал, что пойдет полежать, а если ты приедешь – «кудрявая дылда, с херней на голове и проебанными насквозь дырками на коленках» - сказать, где он. Вот я и сказал. А теперь, извини, но мне пора. Гарри моргнул, затем еще и еще, а после выругался, перемежая ругательства в сторону Луи матом в сторону всего остального мира, затем еще немного про Томлинсона, и вот он около двери, что вела в приватные комнаты. Там, на самом деле, могло ожидать его что угодно, без преувеличений. От мирно спящего Луи, до оргии, за которой он наблюдает, с удовлетворенным лицом. Серьезно, пьяный Томлинсон – беда. Пьяный, злой, обиженный и распаляемый ненавистью Томлинсон – честно говоря, Гарри был не уверен, почему бар все еще стоит, целый, на месте, без следов пожара от сигареты или же почему тут нет копов, после… неважно. Толкнув от себя дверь, Гарри беспрепятственно вошел вовнутрь, несмотря на то, что весь концепт этих помещений – закрытые двери, никто не войдет просто так. - Неужели ты явился, - раздалось откуда-то из угла комнаты. Когда глаза Стайлса привыкли к сумрачному свету от торшера около кресла, где и сидел Луи, у кудрявого перехватило дыхание. Черт подери, ссориться с этой сволочью было всегда слишком сложно. Своей идеальностью он давил на мозг, вызывал чувство вины и желание упасть на колени и вымаливать прощение. Жестокие боги требуют жестоких жертв. Косяк в его тонких пальцах смотрелся грешно-сексуально, грязно, боже, как же порочно, словно губы Луи обхватывали не тонкую папиросную бумагу, что обволакивала фильтр, а член, только сводило это с ума так не вовремя. Им нужно поговорить. Говорить, чтоб его к чертям! - Ты же звонил, - пожал плечами он, аккуратно присаживаясь на пол, недалеко от Томлинсона. - Как всегда, милый-милый Гарри, по первому зову, спасать глупого, потерявшегося Луи… - ухмыльнулся тот, не договаривая фразу до конца и делая глубокую затяжку. Дым сгустился и тут же рассеялся вокруг него дурманным облаком, завораживая, смягчая черты лица парня. - Ты так и будешь продолжать издеваться? – сжал челюсти Гарри. - А что? Какая разница? Это что-то изменит? – поднял брови Луи. - Зачем ты это делаешь? – Стайлс впился пальцами в свое бедро. – Ты же знаешь… - Что ты завтра свалишь и будешь там тереться со всеми, кто тебе улыбнется? Что мне придется прочесть о тебе три корзинки и вагон слухов? Кажется, где-то уже слышал, да. А что? – Луи снова затянулся, выдыхая открытым ртом, подняв лицо к потолку, чтобы собеседник не разглядел его. Ну и что, что он может сказать это теперь только когда пьян или обдолбан? Какая разница? Можно подумать, если он скажет это в другое время, то что-то изменится. Ни-че-го. Правильно. - Луи, пожалуйста. Зачем ты так? Мне же рано вставать, мне же лететь потом десять часов… - Гарри зажмурился. Он не понимал, он хотел, но не мог понять, почему его парень не в состоянии просто понять и пожалеть его. Почему ему постоянно нужно сделать виноватым… не себя. - О, да? Прости. Я просто немного расстроен, что ты опять будешь на ебанном другом конце мира. Подумаешь, что из всех трех месяцев нашего перерыва, я провел с тобой хорошо, если две недели. Что, херня, подумаешь, блять, Гарри, совсем мелочь, вообще мелочь, такое, нихера не важно, всего лишь моя первая игра за Донкастер. Нахуй надо, правда? – с сожалением посмотрев на остатки косяка в руке, Луи затушил его о трубу и взялся за стакан, на дне которого плескалась какая-то жидкость. Там мог быть или ром, или джин. Какая разница? Правильно. - Не говори так. Ты же знаешь, что кому-то нужно решать вопросы по поводу американского… - Да, да, да. Ты большой взрослый мальчик, ты не будешь писать песни с нами в Англии, ты будешь делать это только в гребанном городе сторчавшихся ангелов, я понял. Понял. Понял, серьезно, что тебе нужно согласовывать наш тур, все вопросы, конечно. Не то чтобы этим всем занимался я. Прости, - Луи сделал еще глоток из стакана. Определенно ром. – Простите великодушно, что потревожил вас, о великий и неповторимый Гарри Стайлс. Поезжайте домой. - А ты? Луи, ты же обдолбан как… - Как брошенный нахуй бойфренд, - хмыкнул тот, самодовольно улыбаясь. - Ты знаешь, что это не так, - почти зарычал Гарри. - Р-р-р, котик. Р-р, страшно. Прости-прости, - он повел плечами. – Больше не буду. Ты просто все еще мило злишься. Хотя у меня и нет на тебя прав. - Замолчи! Зачем ты это делаешь? Замолчи! – Стайлс сорвался. Он кричал, в уголках его глаз скапливались злые слезы, угрожавшие скатиться постыдными солеными дорожками по щекам. – Ты сам это сделал! Сам! Ты не имеешь права меня винить! Томлинсон как-то весь слегка сник и снова пожал плечами: - Прости. Тебе, правда, лучше поехать домой. Прости, что снова вытащил из дому. Езжай, не переживай за меня, я домой не планирую возвращаться, так что можешь выспаться спокойно. Он никогда-никогда не может выспаться, если спит без Луи, и тот об этом знает. - Луи, я… - Прости, - сглотнул тот. – Извини, просто я… ну, ты знаешь. Увидимся… когда-нибудь. Гарри неловко сцепил пальцы, все еще не предпринимая никаких попыток для подъема с пола. В груди щемило, как каждый чертов раз. От его красоты, от его боли и отстраненности. От того, что так сильно любил, что отпускал. Отпускал каждый раз, скандалил, ругал, уходил, но отпускал. Решение взять паузу было изначально глупым, дурацким – им не удалось бы выдержать так долго друг без друга. Потому и летал Луи между тренировками в Лос-ненавистный-Анджелес, чтобы провести время со своим парнем, которого больше так не называл. Впрочем, сути дела это не меняло. Они давно уже значили друг для друга больше, чем могли бы потрудиться признать. Какая разница, если… Если это они, как их не назови. Поэтому сейчас уезжать было больно, даже с родителями, даже вовсе не так и надолго, в этот раз. Все так же без Луи, все так же никак. - Да чего ты сидишь?! – сорвался Луи, кинув стакан куда-то в угол, где он разбился, и осколки вместе с содержимым неумолимо начали стекать к ногам парня. – Что ты тут сидишь? Чего ты от меня хочешь? Думаешь, не всю душу вытащил еще? Ошибаешься, все что мог, что было – все твое, а ты валишь, вместе с этим всем, оставляя меня тут, без себя, без меня и с важнейшим событием в моей жизни, на данный момент. Внутри у Гарри разбивается маленькое зеркальце, и он боится заглянуть в него, чтобы оценить ущерб. Он не может позволить себе проклятие длиною в семь лет. У него уже есть одно, на гораздо более долгий срок, и второго ему точно не нужно. - Ты идиот, - понуро опустил голову Гарри, поднимаясь на ноги, медленно подходя ближе к любимому-ненавистному человеку. - Я понял это три с половиной года назад. Не думаю, что мне удастся позабыть о таком, - Луи натянуто улыбнулся, пытаясь смотреть Гарри только на ноги, но этот идиот в узких джинсах, а футболка настолько облегала, что очевиднее лишь было бы написать на лбу «махровый пидарас». - Как же я тебя ненавижу, - шумно выдохнул Стайлс в ответ, поднимая на парня глаза, в глубине которых плескалась болезненная смесь любви и боли. К черту. К черту все, серьезно. - Как же это взаимно, - Луи схватил парня за руку, давая понять, что ему нужно подняться. Хватка на запястье железная, и Гарри точно знал, что завтра будут синяки, лиловато-сиреневые, не густого оттенка, но все равно заметные, и это доводило до экстаза. Одно прикосновение, несколько взглядов и слов – и Гарри снова и снова умирал и растворялся в Луи, в его любви и злости, агрессии и бережности. - Ты… куда? – нахмурился Гарри, когда Томлинсон потянул его куда-то, впрочем, стало понятно и без пояснений, что они уходят. Во всяком случае, из комнаты. - Не хочу тут оставаться. Не хочу тратить время на бессмысленные споры, - поведение Луи было непоследовательным, странным – в конце концов, он был немного пьян и точно накурен. Но Стайлсу было все равно. Луи – единственное, что у него есть. Кто у него есть. Чего он добился, хотя и не заслужил, наверное. Все к черту. – Ты ведь на машине? Гарри кивнул, и больше они не разговаривали. То есть, вообще. Заполненная молчанием и тяжелыми мыслями поездка домой, казалось, длилась вечно, но все же, когда они оказались в тихой и неосвещенной спальне, слишком крепко обнявшись, чтобы было комфортно спать, они оба понимали, что сказано было слишком мало и слишком много, чтобы спокойно жить. Впрочем, когда у них что было тихо и мирно, верно? - Я люблю тебя, - Луи целовал спину Гарри, между лопаток, шею и за ухом, кусал ключицы и сжимал его бока так, что у него самого хрустели пальцы, что кудрявый прогибался, прося большего, чего угодно, но только большего. На головке члена проступали вены, и это было так эротично, так не пошло, а красиво, что парень сходил с ума. - Ты ведь знаешь, что я тоже тебя люблю, - выдыхал Стайлс, когда Томлинсон раздвигал в нем два, три пальца, кусал за ягодицы и мучительно нежно целовал яички, что так и поджимались, от внимания ко всем нежным частям тела одновременно. - Я не смогу жить без тебя, - шептал Луи Гарри, короткими и точными толчками двигаясь в нем, крепко сжав запястья парня за его спиной, перевязав их шелковым платком, который сам недавно и подарил, вплетя его тогда в кудрявые пряди. Гарри, уткнувшись в подушку, даже не стонал, лишь беззвучно открывал рот и шумно судорожно выдыхал, когда Луи набирал темп, когда он выкручивал ему соски и кусал за плечи, но не ответить не мог: - А я и не живу без тебя. Томлинсон, над ним, напрягся, сжимая бедра до синяков, идентичных тем, что на запястье, и резко поднял Гарри, ставя его на колени, продолжая размеренно его трахать, оттянув за кудри его голову себе на плечо. Стоны, выдохи и признания срывались с губ, и все было абсолютно неважно, ничего не было важнее, чем это, чем мягкая горячая кожа, капли пота на ней, прерывистое дыхание и широко распахнутые глаза, судорожное сокращение мышц под ладонями, ощущение наслаждения, что заполняет от макушки до кончиков пальцев, и становится слишком хорошо. Мягкие губы, длинные пальцы и влажные ресницы, вздохи эйфории и сонные объятия, что давно стали чем-то неосознанным, автоматическим. Да, уже сегодня Стайлс улетит в Лос-Анжелес. Да, они снова будут созваниваться, списываться и ругаться. Да, Луи будет ревновать, нервничать, а Гарри – присылать ему фотографии и теплые слова. Да, все это будет, и никто никогда не говорил, что будет легко, хоть когда-то и кому-то, это жизнь. Но они любят друг друга, что бы ни происходило, они – одно целое, по отдельности уже давно никак, да и незачем. Так что, какая кому разница, о чем они говорят или как ругаются? Кого вообще ебет, что происходит с ними? Ведь, в конечном итоге, они все равно возвращаются друг к другу.

Crawling back to you.