Ло и несчастье

Ло устало протирает глаза, и обещает себе закрыть книгу после двух следующих страниц. Но уже через абзац забывает, что, в общем-то, собирался отправиться спать пораньше хотя бы сегодня. И это «хотя бы» неизменно повторяется изо дня в день с завидной регулярностью. Однако попыток побороть жажду знаний пират не оставляет – из весьма понятных соображений, между прочим, - даже когда валиться с ног прямо на полу операционной, подперев спиной ножку стола, и погружается в короткую дрему о синих пятнышках, крутящихся перед носом веселым хороводом. Словно вместо кофе принял на грудь не хилую дозу спирта. Чистейшего ( для сугрева, кстати, не помешало бы ). Радует лишь, что в помещении, в силу необходимости, температура поддерживается низкая – так просто не заснешь. Не холодина зверская, конечно, чтобы, как в лютый мороз отморозить себе кое-что из ненужного. А так, приятная прохлада, заставляющая ежится всякого, кто сюда спускался, да остужающая бодрящее пойло быстрее, чем, скажем, на кухне. Где всегда тепло, а воздух наполнен запахами специй и тушеных овощей. Иногда прокисшего молока и пареной репы. Правда, на кухне долго не посидишь, привычно уткнувшись в очередное чтиво про подробности эксгумации тел, потому что тихо на кухне бывает редко. Непременно заглянет пара рыл, в попытке выпросить у кока бутер или выпивас, за что получает половником в лоб. Начнется буча, в результате которой полетит посуда, благо, для особых случаев, одноразовая. Кок у них команде под стать: тоже весьма боевой. Незваных гостей в святая-святых не жалует, выпроваживает за милую душу. Иной раз скалкой огреет, иной - без ужина оставит. Так что, не вариант. Зато в операционной Ло комфортно: все под рукой, хоть сейчас кому-нибудь череп вскрывай. Слышен лишь мерный шум двигателей, пробивающийся через толстенные стены, да скрип пера. Эдакий личный уголок, куда посторонние совались редко, в последнюю очередь, без особого желания. Вчера, к примеру, весь вечер выдался хлопотным: Руди вновь полез на рожон, получив удар саблей в грудь. Бедолагу уберегла кольчуга, которую он таскал с собой на любую вылазку, что, собственно, жизнь ему спасало не единожды. И все же, рана осталась глубокая: лезвие, полоснув гладкие чешуйки, скользнуло выше, попав между сцеплением наплечников. А обладатель сабли, явно не умеющий проигрывать, в довесок пальнул в упор из пистолета; одна чешуйка проломилась, пропустив пулю, и та засела в боку, к счастью не глубоко, жизненно важных органов не повредив. Зато Руди, ругаясь щедрым матом, ответным ударом сломал противнику челюсть, а потом, уже на операционном столе, вещал о своих подвигах собравшимся для моральной поддержки товарищам, пока не вырубился от укола в плечо. Ибо нефиг. Трафальгар не любит работать, когда пациент через чур энергично жестикулирует, тыкает пальцем в кровавое пятно на рубахе, постоянно норовя свалиться со стола. После Руди в комнату внесли еще троих везунчиков, и работы Трафальгару хватило до ночи. Затем он, вместо заслуженного отдыха, наугад выбрал первую попавшуюся книженцию из разряда «если прочел – выучи», засел в любимом углу, до боли в глазах углубившись в чтение. Умудрившись напоследок помечтать о широкой кровати, и о том, как приятно было бы вместо жесткого переплета под щекой зарыться лицом в мягкую, пахнущую мылом подушку, Ло отключается, решив, что кроме подушки, не помешал бы горячий душ. Просыпается он от ощущения тепла на коленях, и легкой тяжести на плечах. Отказывающийся включаться мозг справедливо бунтует, требуя продолжения сна, но новую информацию переваривает исправно, донося до хозяина основные подробности сего тепла источника. Мол нет, это по прежнему не каюта, а вместо вожделенной подушки под щекой-таки недочитанная, вышеупомянутая книженция, изрядно заляпанная слюной. Затекшее тело вторит мозгу, только не жалуется. Наоборот – радуется ощущениям до мурашек по коже. Утерев ниточку слюны, ползущую по подбородку, Ло выпрямляется, чувствуя как с плеч соскальзывает нечто шерстистое. Оборачивается, видя на полу невесть откуда взявшийся плед. Скашивает глаза на колени, обнаружив там ярко-красную грелку, судя по температуре, принесенную всего несколько часов назад, и заботливо обернутую тряпочкой, дабы колени не обожгло. Задумчиво хмыкнув, пират поднимается, рассматривая чей-то гостинец, дергает дверную ручку, оглядывает помещение на предмет "следов преступления". Прикидывает, кого стоило бы благодарить, в лучших пиратских традициях за вторжение в личное, ну очень личное пространство. В голове вертится только одно имя, но доказательств у Ло нет. Стало быть, придется отложить догадки до следующего раза. В том, что следующий раз настанет, Трафальгар не сомневается. Собрав в охапку и плед, и грелку, бросает в кресло, не спеша направившись в камбуз. На его заспанную физиономию глядят недоуменно, в то же время нечитаемо, со скучающим видом потягивая молоко из стаканчика. А Ло не произносит ни слова, ибо не пойман - не вор. Просит кока подать завтрак, и плюхается на соседний стул, деловито листая утреннюю газету. На следующую ночь грелка вновь ласкает колени, неизменный плед водружен на плечи, а пятнистая шапка заботливо сдвинута, дабы не свалилась с затылка. Более того, к общим гостинцам прибавился термосок с крепким кофе. Так повторяется несколько ночей, когда Трафальгар засиживается допоздна, не в состоянии доползти до каюты. Однако ритуальной последовательности в действиях тайного доброжелателя нет. Следовательно, изловить оного Ло не удается, пусть и спит на редкость чутко. В общем, пирата раздражает не сам факт заботы, а то, что кто-то невидимкой умудряется проскальзывать за закрытую изнутри дверь, бесшумно, беспалевно "шалить", ничем себя не выдав. Но чужое внимание ему приятно, просто Ло не из тех, кому забота интересна или нужна. Он реалист, прекрасно понимающий, что к хорошему быстро привыкаешь, как и все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, оборачиваясь "плохим", во всем богатстве его проявлений. Поэтому, уж если пресекать мешающее привычному порядку вещей, то на корню и сразу. Тем не менее, изловить доброжелателя Ло удается лишь на пятнадцатую по счету ночь. Потому что просыпается не мордой на столе, а вполне удобно расположившись в кресле, к которому добрался практически под утро, решив дать организму отдохнуть часика три, авось хватит. Колени, на сей раз, тяжелила не только грелка, а и чья-то голова, при ближайшем рассмотрении принадлежавшая недавнему несчастью, успевшему получить среди команды прозвище "ветерок", за незаметность и, как сказал Руди, сие прозвище и закрепивший, воздушность... Видимо, умаялась за день - еще бы, с таким-то рвением к любой, не всегда подходящей столь маленькому телу работе. Не заснул бы разве двухжильный - вот и отрубилась, не успев слинять. Но ругать подопечную Ло пока не собирается. Размышляет о причине ее поступков, не видя ни логики, ни связи. Склоняясь списать все на банальное чувство благодарности, вдумчиво рассматривает светлую макушку, и разметавшиеся по спине волосы. Широкая ладонь осторожно опускается на солнечную макушку; Трафальгар закрывает глаза, решив позволить себе продлить дрему минут на пятнадцать, и думает, что не так уж плохо, когда кто-то проявляет, даром что не желательную, заботу. Но после этого, решает больше в операционной не засыпать, чтобы не привыкнуть к приснопамятному "хорошему", во всяком случае до поры, пока на корабле вот это его несчастье.