Крылья

Безэмоциональное серое небо, укравшее солнце. Облака, подгоняемые силой воющего ветра, закручивающиеся в рваную, фрагментарную спираль. Серый город сквозь тонкое стекло окон заляпан горошком мелких капелек. Скоро японскую столицу накроет грозой. От этого почему-то становилось холодно, и хотелось сильнее закутаться во что-то теплое. Халат, плед – что угодно. Но все равно тело будет бить дрожь, кожа покроется пупырышками, столь ненавистными, что сносит крышу. Что происходит, спросите вы? А ничего, просто история повторяется. Иссэй безучастно курил, сидя на подоконнике. Даже в обычном теплом махровом халате он выглядел, как аристократ. Худощавое телосложение, тонкие красивые пальцы, длинная шея, резко очерченные высокие скулы, блестящие черные волосы, чуть влажные после душа. И глаза. О, эти глаза. Они обладали целительной и разрушающей силой одновременно. Это подтвердил бы любой, кто когда-либо встречался взглядами с вокалистом "Der Zibet". Только вот ни сила глаз, никакая другая сила не могла утолить, успокоить нехорошее предчувствие. Да, пожалуй, оставалось ждать. Просто обреченно ждать. В прошлом году была такая же ситуация. Точно такой же звонок, что и несколько минут назад. С той разницей, что он был из дурдома. Самое ужасное, что можно слышать в этой жизни – срывающийся голос Атсуши Сакураи, который, не стесняясь, плакал в трубку о том, что потерял самое дорогое. Полный отчаяния, безысходности, такой невыносимой печали – настолько сильных, что сжимается сердце, а душа выворачивается наизнанку. Нетрудно понять, о чем, а точнее, о ком шла речь. Как бы вы, ребятки, ни выставляли свой фансервис напоказ для шоу, ясно видна связывающая вас тонкая алая, подобно цвету крови, нить. Наверное, вы тоже воспринимаете это как безумие и проклятие. Но не пытаетесь сопротивляться, ибо знаете, что это бесполезно, это сильнее вас. И совсем не важно, что и кому вы доказываете. Хисаши Имаи. Тот еще фрик. Не сказать, что он вызывал у Иссэя чувство симпатии. Нет, здесь, скорей, холодная отстраненность. Иногда даже казалось странным, что именно они с Сакураи друг друга выбрали сами. Что касается Реичи Эндо... Яркий, грациозный, невероятный – неудивительно, что он легко смог увлечь его собою: такой же типаж, как и у Атсуши, богатый внутренний мир, интересный способ мышления... Несомненно, он был в некотором смысле опасен. Да и Имаи чего-то стоит, раз вызвал у него интерес. А сколько алкоголя и сигарет за то время употребил Мориока Кен... Иссэй помотал головой, прогоняя старые воспоминания. Конечно, тогда он, как смог, утешил Атсуши. Хотя и позже, когда жизнь более или менее наладилась, а "BUCK-TICK" снова отправились покорять сцены, они, само собой, не переставали периодически встречаться. С завидной, кстати, регулярностью. Обрывки картинок, как потрепанные временем фотографии и видеозаписи, снова замелькали перед глазами: Атсуши на подушках, волосы жесткие после использования всех этих красок и лаков смешно топорщатся, но в них так приятно запустить руку. Невероятно теплые ладони. Такие послушные колени. Крышесносное горячее дыхание. И просто взрывающие мозг стоны. Конечно же, по сигарете утром. Бывай-здоров. Секс без обязательств – он такой. Однако Атсуши ясно давал знать – касаниями, поцелуями, черт возьми, да одними лишь взглядами – для него это не просто секс. Можно ли сказать, что Сакураи сам был увлечен Иссэем? Да, определенно. Да и для Иссэя это было первое настолько яркое увлечение. Он не говорил, что это любовь. Но называл это влюбленностью. Последний раз проблемы начались после выступления с туром "Six/Nine", где гостем был Иссэй. После чего тур резко прервали. Пожалуй, они с Атсуши слишком откровенно оторвались на этом концерте. И только что сделавший выбор между Ачаном и Реичи Имаи не захотел понимать эту игру с поцелуями, не захотел объяснений – да и трудно уже сказать, были ли они вообще? Усугубило дело и то, что Атсуши нарушил сценарий фансервиса, поцеловав Иссэя лишь в щеку, когда надо было в губы. При всей любви к Сакураи – актер из него никудышный. И нескрываемое смущение – вот, что, пожалуй, больше всего удивило, обескуражило Имаи: он просто все это увидел и понял. По последним слухам, он уехал на Окинаву несколько дней назад, и с тех пор нет о нем вестей. Одно только нетрудно предположить – то, как горько плачет его гитара, настолько же нестандартная, как и сам Имаи. Иссэй чувствовал какую-то свою вину, непривычные угрызения совести, хотя, по сути, не должен был жалеть: это был шанс Атсуши вырваться из паутины "BUCK-TICK", влияния Имаи, освободиться от своего проклятия, обрести собственные крылья. И он, Иссэй, безусловно, мог бы в этом помочь. Но тогда почему жалеет? Знаете, иногда, делая что-то для любимых, мы совершенно не считаемся с их мнением. Вот и в тот момент Иссэй не учел всего лишь одного. А нужны ли они вообще Атсуши, эти крылья? Он вздрогнул, когда тлеющий кончик сигареты обжег ему пальцы. Ужас, как легко спутать фантазию и реальность. Необходимость и любовь. Желание и простое влечение. Он еще раз вздрогнул, когда раздался звук дверного звонка. И мешкал всего мгновение. На пороге стоял человек, одетый в драные джинсы, кроссовки и серую толстовку, капюшон которой был максимально надвинут на глаза. Все бы ничего, но с него вода текла так, что возникало впечатление, будто бы позднего гостя на улице кто-то облил – и не единожды. За несколько секунд на полу образовалась небольшая лужица. А гроза-то, оказывается, грянула, только вот погруженный в свои мысли хозяин квартиры совсем этого не заметил. Впрочем, и сейчас до погоды ему не было никакого дела. - Атсуши, ты же весь мокрый! – обеспокоенно произнес Иссэй. – Быстро проходи, разувайся, раздевайся и залезай в горячую ванну, а то простудишься! И не мне тебе говорить о последствиях. Ты можешь потерять голос. Но тому, казалось, было все равно. Упавший на плечи капюшон открыл бледное лицо. Темные круги под глазами еще сильнее подчеркивали эту бледность. Волосы спутались и прилипли к щекам. А взгляд... Это был взгляд наркомана. И ломало его по-страшному. Таким было первое впечатление от увиденного. - Казунари... Прежде чем Иссэй успел поморщиться, услышав свое паспортное имя, гость сделал несколько быстрых шагов, чмокая промокшей насквозь обувью о чистый пол, и крепко вцепился в него. Он шептал только одно. "Казунари". И прижимался так, словно хотел раствориться в чужих объятиях и чувствовать только их – крепкие и надежные, теплые и успокаивающие, такие, в которых можно спрятаться, убежать от боли. Нетрудно было понять, уловить те отчаяние и горечь, что грызли его душу в тот момент. Как долго ты сможешь убегать? - Казунари, прошу тебя, займись со мной любовью. Иссэй никогда бы не подумал, что когда-то будет останавливать такую многообещающую прелюдию прямо в самом начале. Она гарантировала следом потрясающий секс и сладкую ночь на широкой мягкой постели. И в иной раз он бы непременно воспользовался таким заманчивым предложением, но не сегодня. А все этот взгляд. Взгляд пустой, а точнее опустошенной куклы. Эта кукла была прекрасна даже вымокшая и сломанная. Но Иссэй был влюблен именно в того, живого Атсуши, доброго, искреннего, иногда, конечно, ноющего в силу особенностей характера, но такого яркого и красивого в своих кошачьих повадках. С широкой, немного лукавой улыбкой. Такого Атсуши хотелось любить всегда. И доказывать эту любовь везде и в разных позах. Только вот этот, "кукольный", Атсуши нуждался лишь в утешении. В обычном утешении. А не как всегда. - Сначала прими горячий душ, – торопливо, но с робкой надеждой на то, что его все-таки послушают, проговорил Иссэй. Он тихо вздохнул, когда тот не ответил больше ни слова, вжимаясь в него все так же сильно. И эти объятия – попытка ухватиться за спасительную соломинку в потоке разорванных чувств. Стягивать с него мокрую одежду пришлось самому. Заталкивать в ванну с горячей водой – тоже. Позже Атсуши в халате любовника сидел на диване с чашкой горячего чая, от которого исходил неуловимый, почти прозрачный пар, в дрожащих руках. Уставившись невидящим взглядом на ароматную жидкость, он молчал. Иссэй терпеливо ждал, оперевшись поясницей на комод. И уже догадывался, о чем именно будет говорить гость. А того при попытке выдавить из себя хоть слово била сильная и неравномерная дрожь. Когда горячий напиток чуть не выплеснулся на руки Атсуши в третий раз, хозяин квартиры, сделав два быстрых шага к нему, осторожно забрал несчастную чашку и поставил рядом на журнальный столик. Она и ее содержимое так и останутся нетронутыми. - У тебя есть виски? - Атсуши, я не уверен, что тебе стоит сейч... - Пожалуйста, Казунари, дай мне этот чертов виски. Тот нахмурился, глубоко вздохнул и порывисто сел на диван рядом. Мягко обнять за плечи, скользнуть ладонью по влажным щекам, заглянуть в глаза. И увидеть там не прежний задор, не приглашающую шагнуть в нее бездну, а слой тьмы, пожирающий изнутри, поглощающий все, кроме оболочки. Привлечь его к себе, обнять крепче, запустить пальцы в еще не высушенные топорщащиеся жесткие пряди. Атсуши безучастно, подобно грустной марионетке в объятиях Иссэя бесшумно рыдал, уткнувшись любовнику в шею. И не было никакой силы остановить этот медленный суицид. Кроме одной. Эта мысль пришла в голову так внезапно, что вокалист "Der Zibet" непроизвольно дернулся. Совсем чуть-чуть. Тебе совсем не нужны мои крылья. Потому что у тебя есть свои. Да-да, абсолютно верно. Есть только один способ дать Атсуши повод снова улыбаться. - Атсуши, мне кажется, нам какое-то время не стоит видеться. Вот так кратко. Сразу к делу и без прелюдий. Какое-то подобие удивления и паники на лице собеседника, который, казалось, от услышанного настолько затаил дыхание, что забыл, как говорить и как дышать. В широко раскрытых глазах, отчетливо читалось: "Только не бросайте меня!". Наверное, он даже собирался что-то сказать, но Иссэй не дал ему этого сделать: не переставая гладить кончиками пальцев чужие скулы, продолжил шептать ему на ухо: - Ты нужен ему. Езжай на Окинаву. Найди его там и попытайся доходчиво объяснить то, как сильно в нем нуждаешься. Прямо завтра и отправляйся. Переночевать можешь здесь, если хочешь. Моя кровать в твоем распоряжении. Всегда нелегко поступать благородно и альтруистично. Но ты ведь и сам понимаешь: Атсуши никогда не был твоим. А, Казунари? Потому что даже в твоих объятиях думает о нем. Только вот и сейчас самое трудное – выпустить из этих самых объятий, освободить с таким трудом пойманного журавля. Пусть он летит себе дальше – живой и красивый, чем гибнет в клетке. - А как же ты?.. - Я?.. – здесь оставалось только неопределенно усмехнуться. На этот вопрос почти до крови закусившему губу Иссэю было нечего ответить. Он проводил Атсуши до постели, накрыл его одеялом и пожелал спокойной ночи. А что еще оставалось делать? Он позволил себе лишь один последний поцелуй. Совсем крохотное касание. В уголок губ. Однако тот поймал его голову руками, настойчиво привлек к себе и поцеловал в губы – недолго, неуверенно, но жарко, как будто все-таки надеялся на продолжение ласк, но когда Иссэй медленно отстранился, чужие руки уже не пытались его удержать. Атсуши понял, что любовник все решил, нет пути назад, и, опускаясь на подушку, устало закрыл глаза. Несколько секунд Иссэй все еще стоял ошеломленный этим порывом, а затем ушел на кухню и достал виски. И никто из них не будет крепко спать этой ночью. Утро Иссэй встретит один на один все с той же самой бутылкой крепкого алкоголя, так к нему и не притронувшись. Он больше не позволит себе даже самого-самого последнего поцелуя, когда растерянный Атсуши с виноватым видом будет топтаться на пороге. Чуть позже тот скроется за дверью с выданным хозяином квартиры зонтом. Дождь по-прежнему будет лить, как из ведра, а пара черных глаз будет наблюдать в окно за удаляющейся фигурой в серой толстовке. Ненавистное и так и не произнесенное "прощай" застрянет в груди и доставит неприятный дискомфорт. И теперь Иссэй, всегда такой уравновешенный и важный вне сцены, будет готов лезть на стену от такого поворота событий, зная, что не мог поступить иначе. Просто не мог. Но ведь... Все пройдет, и даже это? Порванная ногтями кожа на ладонях – не самое эстетичное зрелище, но вот если отбросить детали, красное на бледном смотрится великолепно. Впрочем, кого это волнует? А фигура в серой толстовке будет удаляться и удаляться, становясь все более размытой сквозь залитое водой стекло окна. И когда она растворится в стене дождя совсем, можно будет-таки притронуться к алкоголю и нашарить в кармане халата пачку сигарет.