Хрупкое равновесие

Сорванный с дерева свежий, зеленый листок, сжат в напряженных ладонях моего немого путника. Простой трюк, чтобы убедить беспокойные души в их «лжесуществовании». Я знаю, что ощущений в этих пустых оболочках, не больше, чем растений в Антарктиде. Такие отчаянные «праведники», как мы, не ощущаем ничего пришедшего к нам из прошлого. Сорвавшиеся со своих золотых нитей жизни, давно усвоили одно простое правило: Не стоит вспоминать. Воспоминания горьки, как грозди красной рябины, свисающие грузом с веток деревьев. Привкус навечно застывает на языке, норовя выжечь гортань, проникнуть в кровь и заполонить весь организм. Ты заболеваешь. Заболеваешь отчаяньем. Кусочки безысходности в твоих сосудах сворачиваются в тромбы, заставляя душу метаться от боли и агонии, что крохотными вспышками расходятся по всему телу, как крупная дрожь. Нахмуренное лицо Кола, погрязшего то ли в раздумьях, то ли в собственном самобичевании, не вселяло робкого чувства безопасности, как раньше. Его отчаянье было спрятано где-то под толщей абсолютной безразличности. Я не была уверена даже в том, что в нем есть хоть частичка теплоты. Мужчина не переставал мять листок в ладонях, продолжая беспокойно смотреть вдаль. Я лишь наивно следовала за ним, пытаясь понять, к чему приведет столь агрессивное состояние, в котором Майклсон находился уже несколько дней. Чувствуя себя, как на минном поле, моя голова тщетно пыталась просчитать все ходы, которые я могу совершить. Паника разом атрофировала мозг и все его составляющие. Ужасно захотелось потрясти головой, чтобы в черепном пристанище появилось хоть что-то разумное. Боюсь, что за время, проведенное вместе с Колом, я растеряла былую хватку в улаживании конфликтов. Мы гуляли по этим лесам уже давно, ссылаясь на умиротворенность и покой внутри. Но оба знали, что это лишь обманная уловка, чтобы не выходить на поверхность. К живым. Кол зверел, только при одном упоминании о них, и я должна была только догадываться, что случится, если он увидит живые тела перед собой. После того памятного прикосновения, я больше не смела оставить его одного. Мне казалось, что он нуждается во мне так же, как и я в нем. И я пошла за ним. Как ни странно, мужчина не возражал. Даже ухмылялся, разговаривал и шутил, что только подтверждало мою немного безумную догадку. Сейчас Кол просто бежит вперед, не пытаясь остановиться и поговорить. Его ноги с поразительной скоростью шлепают по влажной земле, оставляя на ней глубокие следы. И чем глубже был след, тем сильнее возрастала паника. Безумное состояние горе-путника, все больше пугало. Внутри, словно сноп искр взорвался, заставляя задыхаться, взгляд неистово бродить туда-сюда, а руки задрожать. Раньше он не вел себя так. Даже намека на приближающуюся истерику не наблюдалось. Внезапный взрыв вывел меня из колеи, и теперь я просто не представляла, как этот взрыв пережить. - Куда мы идем? – довольно громко спросила я. Сердце выпрыгивало из груди. Страх с радостью принял меня в свой сковывающий вакуум. Язык прилип к небу, только лишь Кол повернулся ко мне. Глаза пылали в слабых лучиках вечернего заката. Угрожающая и озлобленная гримаса, казалось, навечно застыла на его лице. Это пугало. Я волновалась. - Я иду, - коротко ответил мужчина. Заторможенные движения, скованной на нитках марионетки, придавали ему схожесть с пациентом психиатрической больницы. Я молчала, с мольбой смотря ему в глубокие, чернеющие с каждой секундой омуты. - Не говори так, - У меня не было сил, чтобы скрыть дрожь в голосе, - Мы – это единственное, что держит меня на хрупкой черте между безумием и адекватностью, - тело скрутило от холода. Я не узнавала в своих словах саму себя, - Мы существуем только тогда, когда есть желание продолжать это делать. Я сделала несколько шагов вперед, чтобы иметь хоть небольшой шанс дотронуться до безумного лица. Подарить мужчине все тепло, что осталось в этом холодном и промерзшем, от недостатка эмоций, мире. Но Кол не ценил. Майклсон, словно пробивая грудную клетку заостренным тесаком, отходит назад. В его лице нет ничего, за что можно зацепиться. Глаза застилают горькие слезы, что я не могу сдержать, но затрачиваю все свои силы, чтобы попытаться. Со злостью смотрю на алое небо, исполосованное бороздами заката. Обида, как маленькая льдинка, путешествовала внутри, задевая жизненно-важные органы. Она застыла на сердце, внезапно разрастаясь, покрывая мышечную ткань коркой снежного льда. - Зачем ты за мной пошла? – туманный, полный противоречий, вопрос срывается с его губ. Я опускаю уже спокойное, но все еще печальное лицо, всматриваясь в его резкие черты. На лице ни одной эмоции. Бесчувственные глаза, с холодом изучают, заставляют морщиться от мурашек, что стремительно бегают по телу. Я пытаюсь найти хоть один повод, чтобы ответить на этот вопрос. Но боюсь, Майклсон не оценит. Буквально вижу ухмыляющуюся гримасу. Поводов нет. Я все равно отвечаю. - Я пошла за тобой, потому что в твоих глазах столько же отчаянья, сколько и в моих. Я…Я просто не могла оставить тебя. Я не имела на это право. Домыслы оказались верными. Кол усмехнулся. Словно вспарывая губы скальпелем, по лицу прошлась безумная улыбка. Майклсон препарировал мои чувства. Аккуратно разрезал и снова сшивал мою душу, выпуская все больше тепла, что гнездилось внутри. Я ясно чувствовала, что внутри осталась абсолютная морозная Арктика. Лишь прикосновение. Ласковое слово? Что угодно! Не хочу чувствовать это. Обреченно поникли плечи. Сладкая агония боли и предательства забилась в каждый капилляр. - Значит, у кого-то развился синдром заботливой мамочки? – иронично бросаясь вопросом, его глаза становятся почти стеклянными, - Это так мило. И глупо. Именно в твоем стиле, Лекси. Я вздрогнула от столь резкого и грубого произношения моего имени. Раньше в его голосе не было таких резких ноток. Мое имя переливалось там, словно тягучий мед. - Тебе нужно успокоиться, и тогда мы..., - попыталась снова заговорить я, не теряя надежды. - Нет никаких «мы»! Нет ничего в этом чертовом пустом мире! Я ничего не чувствую! Как я могу иметь какое-то желание продолжать кататься на этой адовой карусели? – отчаянье прорвало оборону. Все встало на свои места. Безысходность и его захватила в свои тени, утаскивая прочь. В темноту. Я понимала Кола. По коже прошлись внезапные мурашки. Желание прижать его к себе, ласково поглаживая по спине, снова появилось в моей голове. - Прекрати так говорить. Слышишь? – тихий, робкий шепот, заставил Майклсона еще больше напрячься. Застыв на месте, мужчина словно врос в землю. Видимо не решился ухудшать ситуацию еще больше. Значит, надежда была. Маленькая капелька надежды. Легкие шаги привели меня прямо к нему. Не смело, словно боясь отпугнуть, я коснулась его щеки. Поглаживая, я упрямо смотрела ему прямо в глаза. Пытаясь оставить в этих омутах, как можно больше своей поддержки, я улыбнулась, едва поднимая уголки губ. - Это ты чувствуешь? – трепетность момента возросла, - Рядом с тобой не только твое отчаянье, но и мое. Удивленно подняв брови, мужчина положил ладонь на мою. Теплота разлилась по телу, теряясь где-то в кончиках пальцев. Покалывание внизу живота, внезапно превратилось в волну теплоты, что приятно прошлась по телу. - Я не понимаю. - Мы лишь пустые оболочки, Кол. Души не могут прикасаться к жизни, но могут прикасаться к друг другу. Внимательный взгляд заискрился недобрыми огоньками. Он улыбался. Искренне, душевно. Мягкие губы дотронулись до моих слишком робко. Пробуя на вкус всю горечь, что, наверняка, застыла на языке за все время пребывания в этом чистилище. Руки легли на плечи, аккуратно двигаясь все ближе к шее. Его прикосновения заставляли кровь, снова циркулировать по организму. Могло показаться, что в тихой лесной глуши, слабо затрепетали сердца. Ласковые поглаживания ладоней действовали так же опьяняюще, как бутылка виски. А я просто прижалась к нему. Близко, чтобы не потерять и уловить хрупкую, едва ощутимую золотую нить жизни. Подувший ветер, как всегда, стал трепать нашу одежду и волосы. Дешевый трюк, который мы не ощутили.