Огонь революции

Вайтран, словно кровоточащая рана, был окутан багровыми языками пламени, что тысячами ветвились к небу, словно взывая к древним богам. Но не было криков, истерических, молящих о помощи, не было звука бьющихся стекол, это не война, не оккупация. Мы не завоевываем город, а лишь отбиваем атаку, ознаменовавшую конец многолетней осады. Но нет, за стенами не стояли лагеря, не осыпали дома стрелы баллист. Это – другое. Давным-давно, когда Империя одолела Братьев Бури, в Скайриме наступил натяжной мир. К власти пришли не люди, хоть и отдаленные от коренного населения, а эльфы… Раса, что изначально ненавидела нордов, теперь начала активное, навязчивое их притеснение прямо у себя дома. Многочисленные и следующие сплошной вереницей реформы и ограничения словно подкидывали дров, а террор и каперный грабеж служили некой настойкой из огненной соли, моросящей эту древесину. Долго ждал народ, и никто не решался – Империя слишком сильный противник. Но не против нас. Вот, что такое Вайтран – зажжённый костер революции, настоящего буйства, восстания, о котором так вожделела северная земля. Утром, без сбора, только после объявления нового свода правил, ограничивающего почти все, чем дорожили норды, только по лицам жители города поняли – недовольство слишком велико. Буквально в немом молчании перед Драконьим Пределом собралось с несколько сот тысяч горожан и крестьян с бескрайних ферм и деревень. Люди шли, зная, что с них довольно, зная, что время наступило, это было настоящее единение без единого слова. Это произошло несколько дней назад, и за это время все, кто решил изменить и себя, и свой город, расплели по улицам настоящую сеть – множество лавок и палаток, сцены и костры, регулярно сюда завозят партии оружия и продовольствия из южных подпольных группировок. За стенами никто не знает о том, что творится в Вайтране – те, кто покидает его, не говорят, иначе сойдут за контрабандистов, а солдатам имперской армии запрещено об этом говорить. Но, стоит только замку на окраине пасть, вместе с ее теперь уже мнимым правителем, и огонь революции, словно лесной пожар, распространится на всю провинцию – да, это будет война. Кровопролитная война. Но норды – не тот народ, готовый терпеть. Они навяжут свои правила, и не важно, какими способами. С этими мыслями Доран, предводитель восстания, стоял на косой крыше таверны, с тихим восторгом изучая город с высоты. Солнечные лучи, словно пики сквозь голубую воду, пронзали небо, уходя в западные земли, и мужчина понимал, что близится роковой час. Момент, когда решится вся последующая судьба этих людей – один единый порыв чистых эмоций и желаний, или уже наскучившая жизнь на коленях. Для него же это вопрос жизни и смерти, так как без взятия дворца он больше не захочет оставаться в этом мире, уходя в Совнгард. Доран, пройдясь по кровле, спрыгнул вниз, в узкий переулок, и, следуя по улочке к площади, приказал своему посыльному – проворному и гибкому мальцу, что был ему почти что родственником: «Скажи всем, что бы собирались перед Драконьим Пределом. Время настало». Пока утро отхватывало одну часть города за другой, солдат тихо шел меж кострищ – никто не грабил дома, не разворовывал таверны, а в знак протеста лишь собирали имперские флаги и таскали древесный мусор, да сено, поджигая все это и стуча по всему, что есть под рукой – так протестующие выражали свое негодование, не прибегая к насилию. Вообще, народ у нас тихий и не кровожадный, но для взятия Драконьего Предела нам понадобятся бойцы, и на этот счет Доран имел свои планы. Вооружение и средства защиты у бунтующих в избытке, стрелы с горящими наконечниками, и даже специальные зелья, закупоренные в бутыли и при воздействие воздуха воспламеняющиеся, охватывая почти всю область поражения. Но хватит ли этого? Ярл выставит элитные войска, с каленой сталью и длинными пиками, и вопрос о том, как долго продлится атака, зависит от настроя атакующих. И именно это – задача Дорана. А на площади все походило на настоящую бойню. Сплошная непроницаемая дымка и гарь, не дававшая разглядеть и пол поля боя, а так же сплошные ряды из щитов и деревянных укреплений, что уже приняли на себя не одну сотню имперских стрел. Кое-где бегали люди, закидывая в стан врага по ту сторону черного тумана что-то горящее, либо тяжелое, изредка залпами стреляли лучники, но ярл не отвечал, поскольку знал, что любая провокация повлечет последствия. Толпа сейчас очень не стабильна, и чем больше она становилась, тем сильнее накалялась ситуация. А когда перед дворцом собралась большая часть города, повергая все пространство в один сплошной грохот и гам, Доран, под совместный рев сотоварищей, вышел вперед, звеня доспехами и стуча мечом по колену. Линия фронта разом продвинулась вперед, и теперь обе стороны видели друг друга – неровные ряды бунтующих, из-за которых виднелись яростные лица, и четко построенные ряды обычной стражи, не уверенной и даже боящейся. Почти все они – наши друзья. Многие из них выпивали друг с другом, росли и работали, а сейчас стоят насмерть. Никто не хочет бить своих друзей, и Доран посчитал это, наверное, единственным своим преимуществом, набирая в рот воздуха: - Жители и жительницы Вайтрана! – громогласно начал он, раскидывая руки и всем телом поворачиваясь к своим. – Вы все – словно один стальной кулак, за считанные дни разросшийся из почти ничего. Напротив вас – тут он обернулся к страже. – Ваши без пяти минут братья. Да, вы сейчас стоите по разные стороны, готовые растерзать друг друга, но, солдаты, вы вправду хотите этого? Да, если победа будет за ярлом, то вас наградят, но будет ли отрадой жить с кровью своих братьев на руках? Думаю, для всех нас это не в радость. А потому заявляю – здесь единственные враги только те, что под эльфийской сталью за деньги стоят за вашими спинами, считая вас лишь мясом. Опомнитесь – не на той вы стороне! Я знаю, это будет нелегко… - тут он вышел на самую середину площади, словно в повиновение, склоняя голову. – Но все-таки попробуйте. Отрекитесь от должности, навязанной Империей, разбудите таящуюся глубоко в душе волю к свободе и нетерпения к притеснениям, что обуздали нашу с вами землю. Вы можете стать в задние ряды, можете просто уйти, но, умоляю, не заставляйте и нас, и себя бить тех, за кого отдадите жизнь! И затянулось молчание, прерываемое лишь тихим завыванием ветра. Вражий стан украдкой скрывался из виду под клубами дыма, сочившегося сквозь кварталы от сотен кострищ, но никто не обмолвился и словом. Стража, нордская стража, по принуждению стоявшая на стороне имперской армии, оглядывалась, вселяя надежду в голову Дорана – они в замешательстве. Обдумывают. Солдат всем своим сознанием надеялся на то, что хоть кто-то выйдет к нему, и тогда уже никто не будет сомневаться. И это таки случилось – неровным шагом один из оруженосцев, опустив щит с гербом дракона, безнадежно зашагал вперед, обращая на себя внимание всех присутствующих. Он безмолвно, смотря себе под ноги, встал перед командиром мятежников, и заявил: - Мне осточертело это. Надоело врать не то, что бы другим – самому себе. – он почти шептал, но, встретившись взглядом с уверенным лицом Дорана, продолжил, почти крича. - Сейчас, возможно, я порчу всю свою жизнь, но знаю, что поступаю правильно. Мне противно все это обмундирование с имперскими гербами, - тут стражник с шумом кинул на брусчатку щит и меч, - выдайте мне свое оружие, и я встану в первых рядах, зная, что воюю за правое дело. И, только последние слова прокатились по округе, как всю площадь заполонил глушащий шум стали о камень – и десятки, если не сотни таких же, как стоявший перед Дораном норд, уверенно зашагали, ловя на лету новые мечи и сабли, и, поворачиваясь, смотрели на оголенную армию ярла. Казалось, сознание каждого было заполонено настоящим, необузданным порывом к действию, и каждый был готов почти сейчас сорваться с места, начиная кровопролитие, кроме тех, кто стоял у подножия дворца – элитные войска, меж которых торчали длинные пики, отдающие серебром, но в лицах каждого был настоящий, зверский страх. Никто не ожидал такого поворота события. Они лишились своего костяка. И теперь, когда все готово для пожара, способного сжечь любую преграду, Доран лишь подбросил горящую опилку, давая начало реакции: - Вот, что такое объединение. Нам не заплатят, не наградят, но у нас будет одно – наши земли и наши люди. Почувствуйте истинный нордский бунт, и, надеюсь, вы образумитесь. К бою! И тысячи глоток заорали, но никто не побежал – словно по тактике, норды, выставив вперед огромные щиты, целеустремленно шли вперед, со скрипом ползли укрепления, а облака горящих стрел, поднимаясь из-за спин бунтующих, скрылись в гари и полыхнули на стороне имперской гвардии. Еще и еще – казалось, этим пламенным волнам не было конца. Так же из-за спин выскакивали арбалетчики, посылая во врагов тяжелые болты, пронзающие даже эльфийский малахит. Завертелись в воздушном танце бутыли со смесями, попадая прямо в линии пикинеров, и огонь охватывал их, повергая не землю и руша строй. Казалось, ни что не могло сломить настрой нордов, но была одна загвоздка, которую выявил Доран, стоя чуть позади на своеобразном постаменте из бочек и досок. Наступающие уже схлестнулись с первой линией обороны, что почти просела, но прямо за ней их ждала вторая, закрепившаяся на лестнице, ведущей во дворец. Толстые баррикады и лучники выше, а так же длинными копья и острые лезвия делали подходы почти неприступными, и единственным решением было врываться прямо на укрепления, и все понимали – те, кто пойдут первыми, погибнут. Но они станут именно теми, кто поведет за собой остальных. А кто здесь вождь? Именно он. Вот последние золотые шлема скрылись за широкоплечими телами, а кровь хлестала выше деревьев, и все снова встали. Бойцы империи опасливо выставляли пики поверх баррикад, а нордские мятежники, впятером держа щиты, не пропускали в свой стан вражьи стрелы. И стояние затянулось. На лестницу летели смеси, охватывающие защитников синим пламенем, они закидывали своеобразный гарнизон камнями, но на место убитых приходили новые, только с явной опасливостью. А Доран не решался. Он изначально думал, что мог умереть от точного выстрела еще во время призыва, когда ни единая голова еще не обрамила брусчатку, но сейчас он почти был уверен, что выберется живым, как эти надежды рухнули под вопросительными взглядами его бойцов. Ему нужно идти. И Доран, спрыгнув, выхватил бутылку с элем с одного из столов, что служили перевалочными пунктами для лучников, выпил до дна, слизывая напиток со своей густой бороды, и решительно прошелся сквозь толпу, оголяя лезвие меча. «Что он затеял?» - слышалось отовсюду, но все понимали, что творится в старой солдатской голове. - Лишь один! – закричал Доран, как начали виднеться через расходившиеся спины укрепления имперцев. – Лишь один способен потянуть за собой всех. Риск – дело не благодатное, но он – самая большая плата. Я надеюсь на вас, на то, что вы возьмете эту крепость, и, о Талос, храни всех, кто сразится за наш город! Забудьте о страхе – он на их стороне. Убейте его, и станете непобедимы. И, только его силуэт отделился от линии нордов, как в его грудь вонзилась стрела, заставляя пошатнуться. Доран почти упал, но, выставив назад ногу и набрав воздуха, с ревом продолжил идти вперед. Не заставила себя ждать и вторая – неумолимо острые наконечники пронзали плоть, глубоко уходя в тело, но Доран шел, взбираясь на закоптившиеся ящики и листы стали, голыми руками отбрасывал лезвия мечей, один за другим убивая элитных солдат ярла уже в их же стане. Почти с минуту он, превратившись в настоящее решето, продолжал сражаться, и этот поступок его был самым сильным катализатором – все, откинув щиты и руша деревянные стены, в толкучке, почти в рукопашную ринулись по стопам вождя, и ничто не могло их остановить – это было намного сильнее нордского бунта. Эти люди обузданы одной идеей, одним потоком мыслей, и они все, до единого, ощущали себя как живой организм. Они не жили эмоциями, а жили действиями. И этот оголенный поток истинного буйства сломил купленную честь последних защитников ярла, словно спичку. Спичку, чиркнувшую по сухой соломе, покрывшей весь Скайрим, зажигая огонь революции.