Все правильно

-Судьба несправедлива... - каждый раз произносила маленькая девчушка с густой копной темно-рыжих волос на голове, закрывавшей половину аккуратного, будто кукольного лица. Изо дня в день, уже не первый год она, как и все ее друзья, бесшумной тенью скользила по улицам Лондона, обирая незадачливых прохожих. Каждый день она сражалась в силе и ловкости с тучными торговцами, вовремя заметившими воровку. Все свое детство она привыкала бороться. Бороться за все то, что каждый нормальный человек получал по праву рождения или благодаря родительской заботе. Вовремя заметить опасность. Рвануть через всю улицу, сбивая на полном ходу горожан. Слышать в спину грубую брань, нескончаемый поток проклятий и совсем рядом (кажется еще чуть-чуть и настигнет) — свисток постового. Ловко присесть. Если не упадет сам — осуществить подсечку, или же — ударить чем-либо (желательно тяжелым) по ногам. Подпрыгнуть с места и нестись вперед, не оглядываясь на успешность (или же проигрыш) своего мероприятия. Свернуть пару раз за ближайшие углы. Немного вперед и снова повернуть. Найти в переулке свалку отбросов, спрятаться среди них. Если остались силы, и сердце еще не устало стучать, то можно поверить, что мерзкое прикрытие — всего лишь деревянные коробки, а под сочащимся смрадом представить аромат изысканной кухни заморской страны, разбираться в причудах которой — дурной тон для простой смертной. После возведения сладких иллюзий — услышать торопливые шаги, перебранку городских стражей порядка и умолкающие вдали голоса. Мысленно поздравить себя с победой и встать для дальнейших свершений. Вот и все что нужно рыженькому ребенку чтобы завоевать свое право на свободу. Медленно выйти из забытого всеми богами мира переулка, тихой поступью проскользнуть за лежащую неподалеку гору мешков. Немного приподняться над ними, осмотреться. Наметить план движения и двинуться за следующий маскировочный объект (почему-то чаще всего встречаются именно бочки). Незаметно подобраться к торговым рядам и попытаться оглядеться, оставаясь незаметной. Определить жертву, проскользнуть к необходимому прилавку. Присесть где-нибудь рядом, притворившись каким-либо неживым предметом (в крайнем случае — всегда сойдет за труп). Аккуратно приподнять руку и резко схватить первое что попадется, а под конец — бежать без оглядки и разбору дороги к месту сбора с товарищами (обычно, ноги сами приводят туда, куда нужно). Добежав — оглядеть место на правильность, возвращение остальных ребят и отсутствие полицейских или случайных прохожих. Осмотреть улов (быть может сегодня и повезет). Благословить Господа за помощь в борьбе за право на пищу. Вновь выйти из сумрака домов, молясь о том, что ребята все еще живы. Снова бежать, скрывая украденное под тонкой рубашкой, по улицам, привыкшим ненавидеть таких как она. Забегать в самые темные уголки Лондона, спасаясь от преследующей стражи, заодно проверяя на наличие там знакомых лиц. Сновать туда-сюда по одним и тем же дорогам в тщетных попытках поиска. Обессиленной и уставшей плестись обратно к месту сбора, подавляя в груди жгучую боль одиночества и плохого предчувствия касательно состояния товарищей. С грустным лицом завернуть за последний угол и получить дружеский удар по спине. Поднять заплаканные глаза и увидеть всех целыми и невредимыми сидящими около старой едва стоящей стены. Улыбнуться своей самой чистой улыбкой, залиться радостным смехом, утирая сквозь него соленые слезы. Положить то, что сумела своровать в сиротливо лежащую между детьми кучку еды (которой если говорить честно, едва ли хватит для поддержания сил в течение дня и одному человеку). Не расстраиваться и весело принять свою порцию, быстро проглотив все до последней крошки и лечь спать, прислонившись к остальным, на грязном полу. Перед уходом в царство Морфея осознать, что заслужила (по крайней мере на сегодня) свое право быть счастливой. Все дети, живущие на улицах, вскармливали глубоко в своей душе неприязнь к обычным людям, нормальной жизни. Будучи еще слишком малы они не понимали кто, почему, а главное — за какие грехи оставили их влачить столь жалкое существование. Не имея права выбора, они возненавидели судьбу, видя в ней единственную причину своего бедственного положения. Она несправедлива. На этом — точка. С тех самых пор данная истина стала одной из немногих вещей, считающихся постоянной в борьбе за выживание бездомных. С годами уверенность эта росла и крепла в сердцах уже юношей и девушек, и со временем превратилась в нерушимую основу жизни, оправдывая в почерневших сердцах все злодеяния. -Все идет правильно, так и должно было случиться. Мы это за-слу-жи-ли! - кричат изо всех своих сил, выделяя каждое слово, брат и сестра близнецы, кружась в скором хороводе посреди светлого двора приюта. Под ногами шелестит чистая, ярко-зеленая трава, встретить которую в обычной суматохе бездомной жизни сравнимо с маленьким чудом. Над головами светит и греет золотое солнце, которому больше не дано выдать блуждающей в неположенном месте тени. Беззаботное времяпрепровождение больше не принесет за собой целый голодный день. Безграничное счастье. Наверное так можно определить их теперешнее состояние. Мысль о том, что у них есть свой (пусть и не до конца) огромный дом, душ, кровати, комнаты, осознание того, что им больше не придется воровать, рискуя если не жизнью, то здоровьем уж точно, ради куска хлеба на обед. Все это уже вносило огромный вклад в возрождение света и веры внутри поблекших молодых душ. Яркий поток нежданной надежды в яркое будущее охватил в то время каждого из семерых друзей. Теперь у каждого появился свой шанс создать идеальный маленький мир внутри которого можно провести целую вечность. Так появилась новая цель. Высокий рыжеволосый парень всегда являлся примером для вечно-детей. Его сила воли, стремление к свету, идеальные тактики и обнадеживающие речи производили на бездомных впечатление того, что данный юноша с не стираемой улыбкой на лице достоин доверия. С самых первых дней изгнания брат и сестра доверяли ему как самим себе, и именно ему позволили решать свою будущую судьбу, пообещав принять участие в любом деле, предложенным им. Именно от него, как от настоящего отца, они получили свои имена, а так же — узнали прозвища всей остальной пятерки. Благодаря Джокеру (быть может своим именем он надеялся принести им удачу?) ребята нашли свое место в мире. Стоя на сверкающем полу величественного поместья Келвин, дети впервые за свою недолгую новую жизнь ужаснулись. Несмотря на привычно-изуродованные тела своих товарищей, существо, сидевшее перед ними вызывало сильнейшее отвращение. Особый вкус сему безумию придавало осознание того, что та мумия, восседавшая в инвалидной коляске, несущая жуткий и несвязный бред скрипучим, как заржавевшая телега, голосом, являлось их «отцом». Хотя... циркачи уже давно понимали, что перед ними сидит мертвец. Только лишь тень былого величия и благодетели, пустая оболочка, не несущая в себе ни души, ни даже тела. В тот день никто не посмел возразить. После выявления ультиматума о роде службы друзей, никто не проронил и слова. Стоя стройным рядом все семеро опустили головы, постепенно осознавая приказ. Мысли о том, что подобное могло когда-либо случиться, рассматривались как неотвратимая судьба и принесли за собой лишь тянущий отголосок той боли, что пришлось испытать ранее. Однако, окончательная потеря своего ангела-хранителя угнетала сильнее мысли о предстоящем бесчинстве. На холодном полу поместья (ставшего слишком уж резко чужим) не разбилась ни одна горькая слеза, терпение пришло уже слишком давно. Тогда же пришла и уверенность в выбранном пути. Несколько минут «артисты» стояли молча перед грудой «живых» бинтов, безмолвно переворачивая свою судьбу и взгляды на жизнь с ног на голову. Свет, души и сердца, едва разгоревшийся после долгих лет скитаний, потух так же скоро как и зажегся. Вернувшись не-к-себе домой, семеро подростков засыпали с непреклонной решимостью, лживой театральной улыбкой и остывающим сердцем. Единственный человек в которого они верили, ставший путеводной звездой для детей, ради своих эгоистичных желаний обратился в чистое зло, следовать за которым — священный долг. Да и к тому же, хотя бы так, избалованные детишки знати и их никчемные родители переживут малую толику того, что пришлось пережить им, циркачам. -Не плачь, Венди. - говорил каждый раз, расположившись в их персональной палатке, Питер. — Раз нам того велел отец, значит, скорее всего, все идет правильно, и мы должны слушать его... Дети, выросшие на улице слишком быстро привыкли за кем-то идти. Такая ошибка не редко становится фатальной. -Судьба несправедлива! - бесновалась черноволосая Бист, активно жестикулируя и сопровождая речь мощным потоком брани, после очередного выступления. Как бы не было странно, но именно она сохраняла в себе остатки человечности, живущей во грехе цирка. Остальные уже давно смирились. Из всех подростков, сумевших угодить в «Ковчег», одноногая укротительница всегда славилась наличием собственного мнения в каждой мелочи. Взвешивая самостоятельно свои поступки, отвечая за них же лишь своей головой, она так и не смогла подавить выраженное чувство ошибочности происходящего. Иногда ей даже удавалось поверить, что все это лишь жалкий сон, навеянный утомительной работой перед придирчивой публикой. Барон до сих пор помнит их самый первый проигрыш. В тот день Кельвин долго кричал. Девушка уже давно не могла разобрать ни слова в череде резких резких и оборванных предложений, сказанных в тот день ее «отцом». Вновь стоя на натертом до блеска паркете, девушка, сумевшая приручить диких зверей, уже не могла остановить своих собственных слез. День назад они украли первых детей. К счастью (или же сожалению?) их было лишь трое: две темноволосые девочки в ажурных розовых платьях (почему-то Бист думала, что именно так должны выглядеть куклы), смотрящие испуганными потерянными глазами, и мальчик-блондин, загородивший собою подруг, упорно пытаясь убедить самого себя в отсутствии страха. Бист думала, что это будет просто захватить детей столь ненавистной знати, рассчитывала на свой разум, работающий четко, подобно чудовищному механизму, не предполагая, что любая машина может дать сбой. Стоило Монстру увидеть, ничтожных по сравнению с циркачами детей, как в голове прояснились картины собственного прошлого. Перед бескрайними улицами города, угрюмыми торговцами и беспрекословными полисменами она значила ровно столько же — целое ничего. Стоило увидеть стремление защитить дорогих людей, не имея и доли шанса на успех, как девушка вспоминала своих же друзей. Слишком много схожего было в этих двух историях. Слишком сильно ситуация роднила артистов с детьми. Не имея особенной привязанности к новому дому, обладая своевольным нравом, и неукротимым характером, она никогда не была до конца предана «отцу». После его исчезновения, сердце девушки не замерзло, и принципы жизни не изменились. Поэтому, в тот страшный день она отпустила ребят втайне от своих товарищей, взяв с детей слово молчать. Она поверила этому слову, ибо дети были еще малы, чтобы лгать. Заливаясь слезами они были слишком благодарны своей внезапной спасительнице и не посмели отказать. Бист чувствовала настоящее облегчение, увидев скрывшийся за поворотом подол почти-игрушечного платья. Девушка прекрасно понимала, что своим поступком создала весомое количество проблем для всех артистов основного состава. Оставив на кровати записку, раскрывавшую небольшой секрет черноволосой, она добровольно отправилось в поместье к не-отцу, рассчитывая отвлечь его гнев от других циркачей. В том, что ее не простят не оставалось сомнений. Четыре дня Бист провела в поместье Кельвин запертой в подвале. Она не могла даже представить, что в столь светлом доме бывают такие места. Комната, в которой располагалась девушка, была гораздо ниже уровня двора и по сему была целиком пропитана зловонным ароматом сырости да и сама по себе мало походила на комнату. Это было лишь квадратное помещение без окон. Отделки стен или самых примитивных предметов интерьера здесь так же не предусматривалось. Кругом царила темнота, заставлявшая несчастную бояться, забившись в самый дальний угол. Поджав к груди продрогшие ноги, лишенная пищи и воды, девушка погрузилась глубоко в свои мысли, горестно вспоминая о собственном прошлом, особенно, о ночах, проведенных на сырой земле под открытым небом. Вернувшись как ни в чем не бывало в цирк, девушка больше не пыталась кого-либо спасать. Ледяными глазами она смотрела на страдающих детей понимая, что если сейчас она помилует их, то позже будет страдать сама, а ущемленное достоинство, обретенное за последние годы, было явно против подобных экспериментов. Позже, Бист будет долго реветь в подушку, лежа одиноко в палатке и проклиная свою судьбу. С приходом Блэка она начнет проклинать и себя... -Да, разумеется, все правильно. Я должен это сделать, - натягивая на лицо фальшивую улыбку шептал Джокер, стоя спиной к огромной сцене поместья барона. Разговоры с самим собой с давних пор вошли в привычку умелого жонглера. В отличии от своей Бист (Джокер часто про себя ее так называл), он не был столь прямолинеен и никогда не забывал держать свою волю при себе. Это порождало недоверие ко всему живому. Циркач всегда глядел в глаза новых людей с опаской и настороженностью, всегда различая среди них предателя, подосланного предприимчивым управлением Скотланд Ярда. Своему внутреннему голосу импресарио «Ковчега» безоговорочно доверял всегда. Если бы он только послушался его вновь, многие из детей остались бы сейчас живы. Когда Джокер впервые увидел Смайла он не почувствовал в нем ничего: ни таланта, ни стремления к совершенству, ни трепещущей жизни. Перед ним стояла лишь бездушная марионетка, не сумевшая преодолеть всех тягостей бездомной жизни. Всего лишь кукла, духа которой не хватило на спасение. Лишь человек, на чье место он не успел попасть. Джокер всегда сочувствовал таким детям и охотно принимал в труппу, надеясь помочь. Тот бездушный ребенок получил имя Смайл и поселен с самым жизнерадостным человеком основного состава. Артисты сделали все чтобы спасти хотя бы эту душу. Однако, с каждым днем облик дьявола все сильнее виднелся в странном ребенке. С Блэком дела обстояли иначе. Жонглер, как и все артисты искренне восхищался таланту столь молодого человека. Будучи примерно одного с ним возраста артисты немного завидовали подобной ловкости, доставшейся человеку от природы и сожалели, что сами не способны на подобное. А еще, Блэк никогда не унывал. Его улыбка затягивала, заставляла подчиниться и потерять бдительность. Ей хотелось поверить всем сердцем. Джокер искренне сожалел о том, что не в силах улыбаться столь же чисто и ярко; труппа же признавала, что это являлось сложнейшим трюком «Удивительного новичка». Он слишком скоро стал весьма значимой частью закулисной жизни цирка. Новости касающиеся слежки за « Ковчегом» быстро достигли его импресарио. В рыжей голове проносились не самые радужные мысли, в большинстве своем касающиеся близкой кары. В то, что небеса позволят бесчинству твориться и дальше парень не особенно верил. Разочаровавшись в Судьбе, жонглер нашел свое спасение в Боге. Оказавшись в пансионе, он со всей серьезностью изучал Небесные законы, надеясь вымолить души своих товарищей, а может быть даже и свою. Увесистая книга в темно-коричневом потрепанном переплете стала неотъемлемым спутником в жизни будущего циркача. Она бережно носилась с собой аккуратно сумочке, вечно висевшей у парня на плече, а слова записанные в ней служили путеводной звездой для артиста всю его свободную жизнь. Быть может благодаря ней сейчас, стоя перед богатым на угощения столом и объявляя очередной выход партии маленьких смертников, Джокеру приходится больнее всего. Он помнит как читал о том, что подобное действо — страшный грех; он понимал, что за подобное его никогда не простят. Юный рыжеволосый парень всегда боялся Ада. В свои девятнадцать лет он дал себе клятву прожить остаток своих лет следуя законам чести, совести и Бога. Поклялся, что во чтобы то ни стало спасет своих друзей. Ну а теперь, ему уже никого не спасти. Уже нечего исправлять. Главное, чтобы девчонки так и не узнали о том, что творилось в этих стенах. Пускай они идут вперед. Спустя часы, когда лежа посреди необъятного багрового пятна, пачкая парадный костюм в своей же густой крови, в тот миг, когда перед глазами уже мерцали темные пятна, а разум медленно утихал, юный жонглер узрел самого Сатану, извергающего всепоглощающее пламя. Первый поток настиг четвертый ряд лавок на противоположном от парня конце арены, испепеляя до тла маленькую, неприметную сумочку через плечо, рассыпая во прах книгу в темном потрепанном переплете. -Почему все обернулось? За что Судьба так несправедлива к нам? - еле слышно шептал Джамбо, облокотившись о каменную стену поместья Фантомхайв. Из затылка могучего циркача струилась тонкими струйками алая кровь, орошая маленькие белые цветки, робко пробившиеся сквозь плотный травяной покров. Боли почему-то не было. Укротитель огня, спустя годы бездомной жизни полагал, что нет ничего больнее смерти. Не раз он видел, едва забывшись голодным сном, как кричат от нестерпимой боли его товарищи, распластавшиеся на начищенных полах неизвестного особняка. Крики глушили, настойчиво пробираясь глубоко в сознание, работали четко и равномерно, отстукивая каждый такт, подобно чудовищному метроному, сводя с ума. Каждый раз оказавшись в этом доме, он видел за спинами циркачей фигуру в темном плаще, сжимавшую бледными пальцами косу, созданную из человеческих костей. Тогда он еще не понимал (хотя и догадывался) кем является это существо, да и откуда простому бездомному было знать подобное? Джамбо не раз подбегал к нему умоляя сквозь потоки соленых слез помочь, обещая отдать все чтобы вызволить ребят оттуда. Фигура молчала каждый раз, будто бы и не слышала ни отчаянных прошений пожирателя огня, ни безумных криков, ни треска самого пламени. Будто бы и не видела хрупких детских тел, пронизанных леденящей сталью, не видела гаснущую улыбку парня, испещренного множеством мелких дыр от пуль, не держала в руках клочок обугленного красного шарфа. Существо каждый раз, стоило циркачу подбежать чуть ближе, отворачивалась и невесомо выплывало куда-то вдаль, где все еще виднелось спасенье. Сколько бы парень не звал, фигура не возвращалась... Тогда, умирая бесславной смертью в обители избалованного и столь ненавистного Пса королевы, Джамбо вспоминал именно этот кошмар, преследующий его изо дня в день, не дающий спокойно уснуть. Глядя в никуда помутневшими глазами, он вспоминал именно это существо, ставшее безмолвным спутником его ночей. Возможно, единственное существо в мире, помимо труппы Ковчега, вера в которого не могла потухнуть никогда, сколько бы раз оно его не покидало, оставляя укротителя огня терзаться жгучей ненавистью к самому себе, наблюдая каждый раз за гибелью тех, что были дороже всего на свете. В ночь перед фатальной операцией Джамбо вновь видел этот же сон, вновь пытался помочь. Ярое, безгранично- мощное желание защитить тех, чья судьба была предрешена, всегда удивляли фантома. Он не понимал, как можно, наблюдая не один десяток раз идентичную картину слепо верить в возможность что-либо изменить. Стремление парня всегда казалось ему диким и неправильным, он никогда не видел людей столь сильно верящих в чудо. Он и не предполагал, что человек вообще на такое способен. Именно поэтому, существо впервые заговорило с циркачем в его последнюю ночь, бросив напоследок небрежное «Прощай.». Он рассказал о том, что его сон станет явью совсем скоро, что завтрашний день станет финалом их печальной жизни, рассказал о том, что уже ничего не исправить. И Джамбо поверил ему. Так же, как и прежде он не видел причин сомневаться в словах призрачного гостя. Он уже давно смирился с тем, что когда-нибудь это случиться. Откровение не стало для него ударом, артист встретил новый день с улыбкой на губах, сохранившейся вплоть до последнего предупреждающего вскрика, так и не дошедшего для четверых адресатов. Джамбо умер первым, так и не сумев в живую увидеть то, что столь ярко рисовали его сны. Ангелы Смерти щедро вознаграждают тех, кто сумел их поразить... -Как такое могло получиться? За что мне все это? - Мысли в голове хрупкой Долл вились могучим роем, сбиваясь и путаясь, теряясь. Она ни за что не мога поверить в то, что видела перед собой. Казалось, что это всего лишь дикий сон, один из тех, что она видит по ночам, после очередного похищения. Все было объято могучим пот потоком алого пламени. Гимнастка не могла и представить, что когда-то все сможет так обернуться. Да что там когда-то, просыпаясь ранним утром, наспех умываясь и выбегая на улицу, сливаясь с необъятной толпой, тянущейся за драгоценной едой, она не задумывалась о том, что не сможет больше увидеть никого из ребят. Все вышло слишком внезапно, через чур неправильно, несколько нереально. Смайл оказался предателем. Нет, он никогда не был на их стороне. Тот маленький мальчик, ее сосед и друг, тот несамостоятельный, неуклюжий паренек, не умевший даже нормально одеться, оказался смертоносным графом Фантомхайвом, ужасные слухи о котором разносились по всем уголкам великой Англии. Для Долл это стало еще одним шоком, окончательно подорвавшим ее разум. «Все ребята мертвы. Смайл убил их.» - для ловкой циркачки эта мысль прозвучала приказом к действию, призвавшим уничтожить того, кто посмел забрать ее семью. Спустя мгновенье, ушедшее на осознание, нож сам собой оказался стиснут в маленькой аккуратной ручке. Рука сама двинулась навстречу обидчику. Разум слишком поздно успел понять что вообще происходит. Долл. так и не сумела признать, что их кара была заслуженной. Не сумела признать, что все шло правильно. Спустя мгновение послышался мерзкий хруст, и изящное тело шумно осело на землю. Окровавленной рукой девушка отчаянно сжимала осколки того самого, необычайно вкусного и редкого среди циркачей фантомовского леденца...