Самое сильное желание

Мы смерти ждем, как сказочного волка, Но я боюсь, что раньше всех умрет Тот, у кого тревожно-красный рот И на глаза спадающая челка.

I

– Почему именно сегодня? – Потому что завтра Рождество, а сегодня последняя ночь в году, когда Цепи на пике своей силы, и овладев Цепью сегодня… – мальчишка фыркнул и шутливо толкнул локтем спутника. – Кому я это рассказываю? Разве не ты самый блестящий студент Лайтвиджа? – Но, Гил, мы еще не готовы, мы не закончили обучение, – Винсент был серьезен и с волнением сжимал в ладони металлическую печать Пандоры, но шел рядом с братом. – Я говорил не ходить за мной. – Я тебя не брошу. Гилберт глубоко вздохнул и развернулся: – Винс, тебе действительно лучше вернуться. Возможно, есть причина, по которой мы должны дождаться шестнадцати до того, как попробуем завладеть цепью. Тебе шестнадцать будет только через год. – Через девять месяцев, – Винсент упрямо сжал губы. – Это почти то же самое, – Гилберт положил ладони ему на плечи и легонько сжал. – Послушай, чтобы справиться с силой Ворона, я должен быть собран и спокоен. Если ты пойдешь со мной, я все время буду волноваться за тебя, буду отвлекаться, и тогда Ворон может… – Убить тебя. Я Дитя несчастья, Гил, ты забываешь об этом. Я могу проходить между мирами. Мне не нужно беспокоиться, что Цепь утащит меня в Бездну. Я сам могу войти туда и вернуться. – Откуда ты знаешь? – Просто знаю. Когда я подхожу к Вратам, то не слышу никаких голосов. Когда Врата открываются, я вижу тот мир, а не темноту, как все остальные. Если Ворон утащит тебя, я смогу найти тебя и показать дорогу назад. Гилберт вздохнул: – Мне все равно тебя не переубедить, так? Винсент упрямо кивнул. – Ладно, тогда давай ты первый. Ворон может отнять у меня слишком много сил, и я не смогу помочь тебе, если что-то пойдет не так. Младший нахмурился и сложил руки на груди: – Ты просто надеешься, что я устану настолько, что сразу усну и не смогу пойти за тобой, если что-то случится. Гилберт рассмеялся и потрепал его по волосам: – И это тоже, но я действительно не думаю, что после того, как овладею такой сильной Цепью, буду способен убедиться, что с тобой все в порядке. Брейк говорил, что проспал после этого сутки. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что тебе больше ничто не угрожает. – Хорошо, – сдался Винсент. – Но на то, что я усну, даже не надейся. Тяжелые ворота, оббитые железом, устремлялись так высоко, что, глядя на них снизу, невозможно было увидеть их вершину. Казалось бы, это невероятно, ведь они под особняком, здесь не может быть таких высоких потолков – и тем не менее, Винсент и Гилберт сейчас стояли у подножия Врат и с трепетом смотрели на громадные створки, уходящие ввысь и скрывающиеся в сизой дымке. Винсент сглотнул и обернулся к брату: – Гил… Давай уйдем, у меня дурное предчувствие. Гилберт нахмурился и посмотрел на него с беспокойством: – Если боишься, тебе лучше вообще не подходить к Вратам. Они это чувствуют. – Я боюсь не за себя! Я боюсь, что что-то случится с тобой! – Ничего не случится! Я должен, Винсент! Пойми – должен! Я хочу освободить своего господина, если он еще жив. Это моя вина, что он там оказался, и я должен спасти его, чего бы мне это ни стоило! Тебе не нужно в это впутываться. Просто иди и ложись спать, со мной все будет в порядке! Винсент, никогда не видевший своего брата таким, отступил на шаг и с распахнутыми глазами уставился на Гилберта. Он долго всматривался в сверкающие от гнева глаза брата, а затем хмыкнул – раз, второй и, наконец, засмеялся. Слишком громко и невесело, и от этого жутко, но еще жутче этот смех делало эхо, отражавшееся от высоких стен и потолков, невидимых в неверном дрожащем свете свечи и мрачноватом свечении, исходившем от самих ворот. Гилберт всегда боялся такого настроения брата, а Винсент, казалось, снова и снова находил что-то забавное в его словах и долго не мог остановиться. А когда, наконец, отсмеялся, в его руках оказались ножницы. Раскрыв их, он снова посмотрел Гилберту в глаза и провел острым краем по своей ладони. Кровь тут же начала собираться в лужицу, а он только беспечно улыбнулся и стал отступать спиной к Вратам: – Гил такой добрый… Слишком добрый, – проговорил он, отдаляясь от брата. – Кто еще мог бы пожертвовать всем ради того, кто ему дорог… а, Гил? Гилберт завороженно смотрел на него и с ужасом осознавал, что обратного пути нет – кровь Винсента начала капать на пол. Сейчас он дотронется до Врат, и на запах его крови соберутся все изголодавшиеся Цепи в округе. Винсенту придется заключить контракт с самой сильной из всех, чтобы отогнать прочих, иначе они могут просто разорвать его. Все шло не так. Винсент должен был сначала вызвать Цепь, затем убедиться, что, кроме нее, нет поблизости других, и только тогда капнуть каплю своей крови, чтобы привлечь ее и заключить контракт. – Винсент, нет! – попробовал Гилберт, зная, что уже поздно, но не желая сдаваться; сам он не мог сделать и шагу: сила Бездны уже отталкивала его от Врат, начинавших светиться все ярче с каждой каплей, стекавшей в руки брата. – Пойдем назад. Не надо, давай придем в другой раз, Винсент! Ты еще можешь, дай мне руку! Ты же Дитя несчастья, тебя не может затянуть в Бездну, ты сам мне говорил! Винсент остановился на миг – врата освещали его из-за спины, делая похожим на ангела, будто этот свет исходил от него самого – и снова улыбнулся: – Меня не затягивает, Гил. Я иду сам. А ты… просто иди и ложись спать, со мной все будет в порядке. Медленно, словно во сне, он поцеловал кончики пальцев, оставляя на губах алый след, махнул на прощанье и, отвернувшись, зашагал к Вратам. Гилберт в ужасе смотрел на хрупкую фигурку с опустившимися плечами, слишком маленькую и уязвимую на фоне огромного прохода, но даже выкрикнуть имя Винсента уже не хватало сил. Горло сжалось, в носу предательски закололо и стук сердца отчего-то стал отдаваться в ушах. А очертания брата все таяли, и Гилберт лишь успел увидеть, как Винсент протянул руку к Вратам – вход ярко вспыхнул тем же светом, который он раньше видел в детстве, и створки стали открываться. Гилберт проклинал себя за то, что не смог улизнуть незаметно, за то, что сам предложил брату заключить контракт первым. Если бы первым пошел он, Гилберт, Винсент потащил бы его в кровать, а не пошел бы в Бездну за Цепью – стоило бы уже знать его. Но Гилберт думал лишь об Озе, он не мог больше ждать… И вот теперь все обернулось совсем плохо: Винсент там один, и Гилберт не мог ничем помочь брату, которого скрыл от него слепящий свет. Винсент говорил, что остальные видят темноту, но для Гилберта это свечение было ярче солнца, поэтому ему пришлось отвернуться и закрыть лицо руками. Какое-то время ничего не происходило, а затем пролетел ветер, едва не сбивая его с ног, а за ним целая какофония звуков завертелась вокруг Гилберта, словно где-то рядом шла смертельная битва. Крики, клекот, шипение, скрежет, звуки ударов, вой и рев – мощь и близость этого всего холодила кровь, иногда казалось, что хлопанье крыльев проносится над самой головой, и он невольно сжался, закрыв голову руками. Сердце стучало, как у загнанного кролика, и, казалось, вырвется из груди, если хоть на миг задуматься, что где-то в самом центре всего этого – Винсент. Стихло все так же внезапно, как и началось. Гилберт не сразу понял, что яркий свет больше не мешает ему открыть глаза, а сделав это, тут же вскочил с пола, хотя не помнил, как на нем оказался. Все вокруг выглядело так, будто здесь действительно шел бой: кровь, перья, клочья пуха… В центре площадки перед воротами лежал Винсент. А над ним неподвижно висела огромная синяя мышь, похожая на заводную игрушку, с ключом в спине и зашитыми глазами. Не мешкая, Гилберт бросился к брату. Внешне тот был цел, как и его Цепь, но не шевелился. Гилберт упал рядом на колени, перевернул его на спину и начал осматривать. Винсент был немного бледен, но не сильнее, чем обычно от волнения или испуга, светлые ресницы подрагивали, как это бывает у спящих, кровь была лишь на губах и на руке, в которой он все еще сжимал печать Пандоры. Дыхание было ровным. – Больше никогда так не делай, слышишь?! – Гилберт потряс его. Винсент рвано вздохнул, сладко зевнул и пробормотал что-то неразличимое. – А говорил мне не надеяться, что уснешь, – фыркнул Гилберт и лениво толкнул его в бок. Винсент мгновенно открыл глаза и сел, пытаясь проморгаться и сбросить сонливость: – Гил? Я что, уснул? Вместо ответа Гилберт порывисто обнял его. – Ты так меня напугал, – прошептал он в шею брату, но через миг он уже тряс его за рубашку на груди. – Что это было, Винс?! Я запрещаю тебе так делать… Я думал, что ты умер, думал, что тебя разорвали! Как все прошло? Как тебе удалось заключить контракт? Что может твоя Цепь, наконец? Винсент перевел ошеломленный взгляд с Гилберта на мышь и снова на Гилберта. Затем хмыкнул и, отцепив пальцы брата со своей рубашки, поднялся: – Это Соня, – ответил он, будто это все объясняло, и добавил, видя, куда потянулась рука Гилберта: – И она очень не любит, когда ее трогают за хвост. Гилберт тут же отдернул руку: – В чем ее сила? Как ей удалось победить другие Цепи? Винсент открыл было рот, но почти сразу закрыл и улыбнулся. – Не всегда побеждает сила, главное – стратегия. Пока остальные дрались между собой, она подплыла ко мне, и мы заключили контракт, – ответил он, показывая ровный порез на синей лапке. Кровь Сони была темной, почти черной, и то, что на самом деле казалось вначале кровью Винсента на его левой руке на самом деле была ее кровь. Гилберт недоверчиво посмотрел на него, но допытываться не стал. Вместо этого он собрался и выпрямился: – Ладно. Теперь моя очередь. Брат сразу помрачнел: – Гил, ты уверен, что хочешь сделать это сегодня? – Уверен. Винсент вздохнул и, немного помедлив, положил руку ему на плечо: – Тогда приготовься и вспомни, что говорил Брейк. Найди в своей душе самое сильное желание и, если хочешь, чтобы оно исполнилось, не отступай от него, даже если покажется, что умираешь... Или что умираю я. Гилберт озадаченно всмотрелся в его лицо. Винсент иногда говорил загадками, но сейчас отчего-то казалось, что он имеет в виду как раз то, что говорит. Но ведь заключение контракта – это поединок воли контрактора и Цепи, а не битва, почему Винсент говорит о смерти? Однако брат был прав: необходимо было освободиться от сомнений – то же говорил Брейк. Гилберт не сомневался, что самое сильное его желание – освободить Оза. Ради него он сюда пришел, ради него готов был рискнуть, за ним готов был пойти в Бездну. Винсент, видя решимость, появившуюся на лице брата, грустно улыбнулся, еще раз сжал его плечо и медленно пошел к ближайшей стене. Плечи его снова ссутулились, голова повисла –нежелание отпускать Гилберта читалось даже в походке. Гилберт в последний раз посмотрел на брата, глубоко вздохнул и уверенно пошел к Вратам. Чувствуя его намерение, они снова засветились мягким светом, и чем ближе он подходил, тем ярче становился свет. Перед самым входом Гилберт поднял голову – Ворон, стерегущий вход, всегда был здесь, его не нужно было призывать кровью – и обратился: – Ворон! Я пришел заключить с тобой контракт. Почти в тот же миг, как Гилберт выкрикнул имя Цепи, Врата исчезли, и на их месте появился огромный черный глаз в окружении черных перьев. Послышался шипящий смех. Это было неожиданно, но мальчишка не дрогнул. – Со мной многие приходили заключить контракт. Что в тебе такого, чего не было у них? – Я чувствую, что нам суждено быть вместе. Черный глаз в ответ на это сузился, будто пытался заглянуть в душу Гилберта. – Может быть, но есть ли в тебе что-то, чего не было у других? – спросил Ворон снова, и из земли в один миг выросли черные когтистые цепи, обвивая Гилберта, как змеи, и заставляя опуститься на колени под их тяжестью. – Что мешает мне убить тебя прямо здесь? Цепи сжались еще крепче, мешая мальчишке дышать, и из его горла вырвался слабый хрип: – Я не могу умереть, пока не спасу своего господина. – Твой господин уже мертв, есть ли у тебя другие желания? Глаза Гилберта распахнулись. Мертв? Этого не может быть. – Это неправда, – прошептал он. – Конечно, правда. – Я тебе не верю. – Зачем мне врать? Даже на земле прошло много лет, а здесь, в Бездне, время идет своим ходом. Он состарился и умер. Самое время выбрать себе другое желание и не цепляться за прошлое. Если желание будет достойным, я заключу с тобой контракт. Чего бы ты хотел? Может быть, денег? Хочешь, я сделаю тебя богатым? Или, может быть, хочешь славы или власти? Слезы потекли по щекам Гила, и он уже почти не слушал, что говорил ему Ворон. Его господин мертв, значит, он опоздал. Ему уже не нужен был контракт, и было все равно, задушат его цепи или нет. Он проиграл. В голове мутилось, в ушах слышался шипяще-свистящий голос, рассказывающий о чудесной жизни, которую может ему подарить. Гилберту хотелось просто закрыть глаза и позволить окутать себя этой манящей темноте, что обещала забвение и покой. И лишь один звук не давал ему полностью погрузиться в небытие. Чей-то голос. Гилберт напрягся, пытаясь различить его. – Гил! Гилберт, очнись! Пожалуйста, очнись же! Он был знаком ему. То ли из прошлого, то ли из настоящего – Гилберт не помнил, но его трясли так настойчиво, что он невольно открыл глаза. Винсент. Прямо перед собой Гилберт видел взволнованное испуганное лицо брата. – Слава Бездне, Гил! Давай руку, я помогу! Мы должны тебя вытащить! Гилберт моргнул несколько раз и огляделся. Врата выглядели как обычно, Ворона больше не было. Но сейчас гранитный пол, который еще недавно был под ногами, превратился в топкую колышущуюся массу, в которой Гилберт был уже по пояс, и с каждой секундой цепи все еще сковывающие его тело утягивали его все глубже под землю. Винсент тянул его за руку, в то время как хвост Сони обвивал Винсента поперек талии, не давая ему самому касаться пола. – Давай, Гил, мы сможем, давай, – однако его сил не хватало, и тело Гилберта не сдвигалось ни на дюйм. Гилберт попробовал оттолкнуться ногами, но чем сильнее трепыхался, тем сильнее увязал. Пол теперь доставал ему до груди, и Винсент начинал злиться и дергать Соню за хвост: – Ну же, глупое создание! Я не тону, помоги Гилберту! Но Соня ничем не выдавала, что слышит, и все так же неподвижно висела над ним, опутывая хвостом, словно страховочным тросом. Руки слабели, силы тянущие их друг от друга были слишком велики и ладони начали соскальзывать. – Нет! Гил! Держись, я прошу тебя! Не давай, чтобы тебя утащило! Гилберт изо всей силы сжимал зубы и цеплялся за его руку, но понимал, что проиграл. – Нет-нет-нет! Не отпускай, – глаза брата в испуге распахнулись. – Прости, Винс, – кончики пальцев, еще остававшиеся в ладони Винсента, соскользнули, и почти в тот же миг Гилберта, лишившегося поддержки, полностью утащило под землю. Соня разжала хвост, позволяя Винсенту упасть, но его тело встретило твердый пол – ни намека на еще секунду назад бывшую здесь топь. – Гил! Гил-Гил-Гил-Ги-ил! – мальчишка забарабанил кулаками по граниту, пачкая его кровью. – Почему ты не отпустила меня раньше?! – он обернулся к Соне, дернул ее с силой за хвост – и сразу почувствовал, как кто-то с той же силой дернул его за волосы. – Глупое создание! – в отчаянии он сел на пол и зарыдал. Соня не разговаривала с ним, но он откуда-то знал, что она хочет ему ответить. Вот и сейчас он знал, что она не могла отпустить его ради Гилберта. Она должна помогать контрактору исполнить свое желание, но не может оставить его – они не спасли бы Гила, ее утянуло бы в Бездну вслед за Винсентом. Мышиный хвост участливо опустился ему на плечи, заставляя сладко зевнуть, но он быстро сбросил его и сердито повернулся к ней: – Даже не мечтай, мы пойдем в Бездну, за ним. Винсент почти слышал, как Соня беззлобно хихикает и каким непроходимым идиотом его считает. Ну и пусть, он должен спасти брата, а лучше и Безариуса заодно, чтобы Гилу больше не пришло в голову лезть за ним. – Идем. – Он решительно поднялся и направился к Вратам.

II

Однако проход был закрыт. Винсент попытался толкнуть ворота, потянуть на себя, налечь на них и даже пробовал потрясти, уцепившись за решетку, но створки не сдвинулись с места – все было бесполезно. Он с силой ударил по ним и, заметив, что на них осталась кровь, поднес руку ближе к лицу. Сонина. Он знал верный способ открыть Врата, но это было большой риск. Читал ли Винсент где-нибудь, чтобы кто-то, кроме Глена, заключал два контракта? Кроме того, второй печати Пандоры у него с собой не было… Не давая себе времени и дальше задумываться, он вновь достал ножницы и провел по ладони рядом с первым порезом. Едва на поверхности кожи выступили первые капли крови, Винсент прижал ладонь к Вратам. Створки засветились и стали открываться, и как только между ними появилось достаточно места – скользнул внутрь. На его счастье, Цепей поблизости не было. Соня молчаливо напомнила, что не сможет справиться со всеми, но Винсент ей не ответил. В этой темноте, кое-где освещенной плавающими островками разрушенной реальности, трудно было определить, где верх, где низ, где вход, а где выход, или даже просто понять, движешься ли или стоишь на месте. Кто-то другой мог бы бродить здесь годами, десятками лет, и так и не найти выход из этого лабиринта, но Винсент откуда-то знал, где сердце Бездны, а где Врата, только где найти Гила – не представлял. Он решил, что может снова попробовать найти Алису и спросить у нее… Но ведь… – Соня, ты знаешь, где гнездо Ворона? «Наконец, сообразил. Знаю». – Могла бы и сама предложить, – нахмурился он. – Веди. «Не забывай, думаешь и приказываешь здесь ты, я – лишь выполняю приказы, – она развернулась и поплыла обратно в ту сторону, откуда они пришли: – Ворон охраняет Врата, его гнездо рядом с ними, только с обратной стороны». Бездна сама по себе была жутким местом, но рядом с жилищем Ворона становилось особенно не по себе. Повсюду были разбросаны кости, крупные и мелкие, и Винсент старался не давать себе задуматься, кому они могли бы принадлежать. Вокруг, сколько позволял увидеть мутно-серый туман, похожий на сизую дымку у Врат, возвышались огромные камни, а некоторые из них просто висели в воздухе безо всякой опоры. То здесь, то там на темно-серой скалистой породе росли черные перья, наводя на мысль о неестественном их происхождении. Винсенту казалось, что он идет уже вечность, когда увидел огромную пещеру. И брата у ее входа. Гилберт был прикован цепями к огромному валуну в нескольких метрах над землей. Но едва Винсент попытался приблизиться, дорогу ему преградила огромная когтистая лапа, и прямо перед ним возник Ворон: – Ты не можешь пройти. – Пусти, я иду к своему брату. – Теперь он мой пленник. – Значит я его освобожу. – Тебе со мной не справиться, – грозно захлопал крыльями Ворон. – Мне все равно. Даже если я здесь погибну, я не уйду без него. – Твоя вера сильна, но его – нет. Он сдался. Он поверил, что его хозяин мертв, и забыл, что для Бездны нет ничего невозможного. Теперь он принадлежит мне. «Соня?!» – мысленно позвал Винсент. «У нас нет шансов». «Для Бездны ведь нет ничего невозможного!» «Только не тогда, когда сама Бездна против тебя». Он сжал кулаки с такой силой, что почувствовал, как порезанная ладонь снова стала мокрой от крови. – Заключи контракт со мной, – бросил он в отчаянии, вытягивая руку вперед. – Нет, сейчас это может сделать только рожденный стать Гленом. – Тогда я стану Гленом! – Ты не можешь, душа Глена сама выбирает себе тело. – Что мне тогда делать? – Отступить. – Я не отступлю! – Тогда… – но слова Ворона утонули во внезапно поднявшемся ветре, а когда вихрь чуть притих, исчез и сам Ворон, оставив вместо себя лишь горсть черных перьев. Вслед за ветром пришел пронизывающий холод. На камнях появился иней и под ногами захрустела тоненькая ледяная корка. Вокруг все стемнело. «Что это, Соня?» «Та, что могла бы сравниться с Вороном. Но тебе с ней не справиться. Лучше спрячься в пещере». «Кто она?» «Деймос». Не давая себе задуматься или задать еще вопросы, Винсент повернулся и сделал несколько шагов навстречу приближающемуся шторму: – Деймос, заключи со мной контракт! «Ты рискуешь оказаться рядом с братом», – пронеслись в голове слова Сони, но он не сдвинулся с места. – Здесь пахнет свежей кровью, – вкрадчивый завораживающий голос был хорошо слышен сквозь бушующую стихию. Из сгустившейся темноты, будто из ниоткуда, стал медленно появляться фосфоресцирующий силуэт. Винсент не сразу понял, что это белое свечение исходит от костей; существо было похоже на обглоданный до основания скелет неизвестного животного, лишь слабо укрытый тьмой. От одного вида его в груди холодело. – Эта кровь моя. Заключи со мной контракт! Деймос медленно проплыла вокруг него, подбираясь ближе. – Достаточно ли велико твое желание? – Да. Я хочу спасти брата. – Брата… – ее голос не изменился, сама она не шевельнулась, но Винсент почувствовал, как из легких разом пропал весь воздух, а в груди начало гореть, будто ее сжимали стальные тиски. – А стоит ли твой брат этого? – Стоит, – прохрипел Винсент. – Неужели? Грудь сдавило сильнее, и на этот раз Винсенту показалось, что он вот-вот потеряет сознание. – Гилберт самый лучший, самый добрый… самый отважный… и всегда… защищал меня, – выдавил он. Это лишь испытание, оно скоро закончится – он верил. – Защищал, но потом забыл, – прошелестела Деймос. – Он даже не помнит тебя. – Он вспомнит. Это… не имеет значения… – Он рисковал твоей жизнью, чтобы спасти своего господина. Так ли должен поступать брат? Теперь и кожа Винсента горела, будто ее облили кислотой. Он провел рукой по ставшей отчего-то мокрой щеке и увидел, что ладонь стала алой. Кровь сочилась из носа, ушей и глаз, и теперь Винсенту на самом деле стало страшно. Цепи иногда убивают своих неудавшихся контракторов, поэтому их и приманивают по одной к Вратам, но сейчас было не время сомневаться: от него зависела не только его жизнь, но и жизнь его брата. Он не мог отступить. – Вопрос не в том, что он за брат, если ничего не помнит, а что я за брат, если, помня все, оставлю его здесь. – Есть вещи, над которыми мы не властны, – Деймос приблизилась к нему почти вплотную, но из-за застилающей глаза крови Винсент этого уже не видел, лишь чувствовал ее приближение. Колени подкосились и больно ударились о каменный пол. Ему нужно было выпить ее крови, чтобы попробовать заключить контракт, но как достать кровь из скелета? Он сжал в кармане ножницы, ожидая, когда подвернется момент ударить. – Смирись, – шептала она, наклонившись к нему. – Его жизнь – это его выбор. Он сделал его и ошибся. Позволь ему ответить за свои ошибки. Зачем тебе умирать вместе с ним? – Я не умираю, – прошептал он и, собрав все силы, ударил, не глядя. Вопреки его ожиданию, лезвия вошли во что-то мягкое, Деймос зашипела и отпрянула, а Винсент поднес окровавленные острия к губам. Ее кровь на вкус была горькая, жгучая, как перцовая настойка в столе герцога Найтрея. – Заключи со мной контракт, – повторил он слова ритуала. – Да будет так, – ответила она и тише добавила: – Если сможешь это выдержать. Кровь Деймос, пройдя по пищеводу, выстудила все внутренности. Тело Винсента, словно скованное льдом, больше не подчинялось ему и завалилось на бок. – Отныне ты служишь мне, – он едва дышал, изо рта вырывался слабый пар. – Дух твой силен, но тело слишком молодо, – шелестел голос в ушах. – Ты умираешь, и мне действительно жаль. Такой сильный мальчик – четыреста лет никому не удавалось заключить со мной контракт. – Я не умру… – прошептал он, хотя и сам понимал, что ему осталось недолго. – Гил… Ты слышишь меня?.. Он сам не слышал своего голоса, но отчаянно хотел в последний раз увидеть осмысленный взгляд брата. Собравшись с силами, он вытер рукой глаза и закричал: – Гил!.. Ги-ил! Посмотри на меня! Вспомни, ради чего ты пришел! Желание, Гил! Твое самое сильное желание! Я хочу, чтобы ты жил, Гил! …чтобы ты исполнил свое самое сильное желание! Ресницы Гилберта затрепетали, и его чудесные золотые глаза распахнулись. Винсент лишь улыбнулся ему, чувствуя, как проваливается в небытие. Гилберт слышал, что кто-то зовет его, но не помнил кто. Это был знакомый голос, дружеский. Он не помнил лица, но помнил, что обещал защищать его обладателя. Этот голос был полон боли, а это значило, что свое обещание Гилберт не выполнял. Он резко открыл глаза. У подножия каменной плиты, к которой он был прикован, изломанной фигуркой на земле лежал Винсент. Грудь его поднималась рывками, будто каждый вздох давался ему с трудом. – ...чтобы ты жил, Гил! …чтобы ты исполнил свое самое сильное желание! – услышал он слабый хрип брата. Винсент! О чем это он? И как они здесь оказались? Гилберт бросил взгляд на сковывающие его когтистые цепи и черные перья, покрывавшие скалу. Ворон. Он пытался заключить контракт, и Ворон утащил его. Но как тут оказался Винсент? И почему он?.. Гилберт присмотрелся. Кровь. Его брат неподвижно лежал в луже крови, которую он не заметил сразу на фоне темного парадного камзола. – Винс! – Гилберт рванулся – цепи чуть поддались, но не отпустили его. – Пусти меня! Я нужен своему брату! – Твое желание сильно. Теперь я вижу в тебе и силу и решимость, но это не то желание, с которым ты пришел в Бездну. – Я сказал – отпусти! – Гилберт снова дернулся, освобождая руки из захвата. – Мне все равно, нравятся тебе мои желания или нет. Я нужен брату - я иду к нему! – А как же твой господин? Как же желание заключить контракт? Если уйдешь сейчас, то не сможешь сделать этого. Ты не сможешь спасти господина. – Ты же сказал, что он мертв. – Для Бездны нет ничего невозможного. Я чувствую силу в тебе. Сейчас ты можешь заключить со мной контракт и спасти Оза Безариуса. – А Винсент? – Разве ты пришел не за своим господином? – Это не значит, что брошу здесь брата. – В том, что твой господин оказался в Бездне, виноват ты. Ты можешь это исправить. А твой брат пришел сюда сам. Это лишь его вина. Он ведь говорил, что он Дитя несчастья и сам сможет найти дорогу обратно. – Он ранен и пришел за мной! – Ты не можешь спасти двоих. Выбирай: заключаешь контракт и спасаешь друга или уходишь ни с чем и сам пытаешься спасти брата. Советую выбрать верно, твой брат уже все равно почти не дышит. – Пусти! – цепи, державшие его разжались, и Гилберт рухнул к подножию камня. – Винсент! – Он подбежал к распластанному на земле телу. – Винс, очнись! Он набрал побольше воздуха и попытался вдохнуть в брата немного жизни. Губы Винсента были холодными и неестественно бледными на фоне покрывавшей его лицо крови, на волосах лежал иней. Гилберт испугался, что опоздал. Он расстегнул верхние пуговицы на камзоле брата и приложил ухо к его груди. Сердце еще билось, Винсент дышал, но очень слабо. Гилберт хотел было поднять его, но куда идти он не знал. Кроме Ворона обратиться было не к кому. – Заключи со мной контракт! Какая тебе разница, с каким желанием я пришел в Бездну?! – Дело не в твоем желании, а в желании твоего брата. Он пожелал, чтобы ты жил и чтобы исполнилось твое самое сильное желание, и был готов отдать за это жизнь. Я не могу этим пренебречь. Я не могу исполнить другое твое желание, пока не исполнено самое сильное. – У меня нет желания сильнее, чем спасти его! – Так ли это? Не возненавидишь ли ты брата за то, что не дал спасти Оза Безариуса? Гилберт зажмурился и выдохнул. Мог ли Ворон быть прав? Неужели он хотел пожертвовать братом ради Оза? Хотел или нет, перед мысленным взором Гилберта стояли зеленые глаза и непослушные светлые волосы с вихром. Его господин, его Оз. Гилберт замотал головой. Так не пойдет. Сосредоточившись, он вздохнул еще раз. Винсент. Образ Оза сменила спадающая на лоб пшеничная челка, закрывающая красный глаз, и отчаянный испуганный взгляд. Гилберт не помнил, когда брат зачесывал волосы так, и этого выражения на его лице не помнил, но образ был ясным и четким. Усмешка, дразнящая, проказливая – его господина, держащего за спиной кошку. И улыбка, светлая, нежная – Винсента, глядящего на него с обожанием. Самые вкусные на свете кексы с корицей, таинственно исчезнувшие из кухни прямо перед обедом – благодаря его господину, конечно. И корка украденного им хлеба - на двоих с братом. Солнце, падающее на щеку Оза, когда Гилберт приходит будить его. Старая тряпка вместо одеяла, тепло жмущегося к нему худого тела и его собственный шепот: «Сейчас, Винсент, сейчас согреемся. Обними меня крепче». Рука в руке, когда они вместе с господином убегают от миссис Кэтти… Люди с палками; обеспокоенные, слишком серьезные для ребенка глаза, сверкающие из-под белокурых прядей маленького Винсента; летящие в них камни. Глаза Гилберта распахнулись. Он не помнил ничего этого, но не сомневался, что все так и было на самом деле. На миг перед ним мелькнула нежная кожа на губах Оза, теплая, сладкая от оставшейся на них сахарной пудры… А за ней – алые от крови губы брата, целующего кончики своих пальцев и машущего ему на прощание. Он был нужен брату. Всегда. Он любил своего господина, любил сытую уютную жизнь в доме Безариусов, но он никогда не был нужен Озу так, как был нужен Винсенту. На земле неподалеку лежали ножницы. Гилберт аккуратно уложил брата на землю, поднял их и решительно развернулся к скале: – Заключи со мной контракт. Я уверен в своем выборе. Из скалы снова появился огромный глаз. Он долго смотрел на мальчишку, не мигая, но в душе Гилберта не было сомнений. Лицо его было спокойно, а перед глазами стояло лишь бледное лицо Винсента, то улыбающегося, то взволнованного, но всегда глядящего на него с надеждой и любовью. – Да будет так, – ответил Ворон и вытянул вперед когтистую лапу. Ножницы уверенно рассекли кожу, и Гилберт прижал к ране печать. – Отныне ты служишь мне. Веко на глазу прикрылось и прозвучало негромкое: – Приказывай. Гилберт осторожно поднял Винсента на руки. Он не помнил, когда делал это в последний раз и делал ли вообще, и сейчас поразился, каким легким был его брат для своих пятнадцати лет. Обращал ли Гилберт когда-либо внимание, как часто и что ест Винсент? Делал ли это за него кто-нибудь другой? Гилберт знал ответ, и он резал по живому больнее самого острого лезвия – нет. У Винсента не было никого, кроме него. Это была его обязанность, и он с ней не справился. Он подвел своего младшего брата. И в этом, и во многом другом. «Я все исправлю. Только живи», – прошептал он. Он знал, что Бездна будет по капле вытягивать жизнь из Винсента до тех пор, пока желание, ради которого он готов был пожертвовать собой, не исполнится. Сейчас главным было – выбраться отсюда. Он прижался губами к холодному лбу, безмолвно молясь всему, во что верил. «Еще немного, Винс. Потерпи еще немного». – Вынеси нас отсюда, – приказал он Ворону и зажмурился на мгновение, а когда открыл глаза – стоял посреди своей комнаты, лишь черные перья, кружась, опускались на пол.

III

Рождественский бал все еще был в полном разгаре. Гилберт слышал, как за окном во дворе запускают салюты, как веселые подвыпившие гости поздравляют друг друга с наступившим праздником, как снуют в коридоре горничные, готовя комнаты для тех, кто останется ночевать в поместье. Лишь ему сейчас было не до праздника. Гилберт обеспокоенно мерил шагами комнату от двери до окна, решая, что делать дальше. Он переодел брата и смыл с него кровь, которая, казалось, текла из каждой поры, но сейчас, к счастью, прекратила. Винсент лежал на его кровати и был белее наволочки, на которой покоилась его голова. Сам Гилберт привел себя в порядок, но не знал, стоит ли пойти искать Брейка, позвать семейного врача или не делать ничего, потому что ран на теле Винсента не было, не считая двух порезов на ладони, а пощупать слабый пульс и с укором покачать головой, сетуя на неразумную молодежь, Гилберт мог и сам. К тому же, он боялся оставлять Винсента одного. В себя тот почти не приходил, но дыхание его временами сбивалось, он начинал метаться, сбрасывая одеяла, которыми Гилберт укрывал почти ледяное тело. Иногда над Винсентом появлялся полупрозрачный образ Сони. Мышь опутывала его своим хвостом – и он затихал. Лишь мелкая дрожь, которая била его, не переставая, напоминала, что брат еще жив. Отчаявшись придумать что-нибудь, что сейчас действительно могло бы помочь, Гилберт сел на кровать рядом с Винсентом и взял его за руку. Надеяться было не на кого. Их было двое. Лишь двое во всем мире, как когда-то в детстве. Как всегда. Гилберт не знал, откуда пришла эта мысль, но почему-то был твердо уверен, что, не считая того короткого периода, проведенного им у Безариусов, так было всю их жизнь. Он вспомнил, как часто Винсент говорил, что не переставал искать брата, вспомнил, как рад он был, когда увидел Гилберта, и снова почувствовал стыд: он не был рад найти Винсента и потом, освободив господина, хотел оставить брата. Винсент понимал это… И все ему прощал. – Только живи, слышишь меня? Только живи, – прошептал он, поднося тонкие пальчики к своим губам. – Я всегда буду с тобой, я всегда буду защищать тебя, только не оставляй меня. Рука Винсента была ледяной. Гилберт осторожно зажал ее между ладоней, потирая, чтобы согреть, и подышал на нее, как делал когда-то зимой, хотя не помнил, когда. Он вообще очень многого не помнил, но еще больше нарочно забывал. Или не обращал внимания, как на просьбу Винсента выбрать для контракта другой день. По щеке Гилберта покатилась слеза. Каким он был дураком... В это время со стороны кровати раздался всхлип, и Гилберт впился взглядом в лицо брата, пытаясь уловить хоть какой-нибудь знак, что Винсент пришел в себя. – Все мертвы?.. – слабым испуганным голосом шептал Винсент. – Это не я. Я не хотел… Я только хотел спасти брата… На этот раз Гилберт не стал дожидаться Сони и сам обхватил его лицо в ладони: – Все хорошо, Винсент. Это сон, всего лишь дурной сон, – заговорил он, вытирая большими пальцами мокрые соленые дорожки. – Все живы. Они все живы, это только сон, ты веришь мне? – Живы? – с надеждой спросил Винсент, не открывая глаз. – Но я ведь видел… тела, кровь… Это не я. Я не хотел! – Это все не на самом деле. Тебе лишь приснилось, – Гилберт не мог понять, сон ли это, воспоминания или бред, но это было не важно, сейчас важен был только Винсент, и даже если в их прошлом на самом деле кто-то умер… Гилберт не хотел этого знать, только не таким способом, даже если еще вчера он воспользовался бы любым, чтобы выяснить хоть немного из того, что его память и брат скрывали от него. – Спи, Винс, рано еще вставать. Спи. Он хотел было снова сесть, но слабая рука схватила его за отворот рубашки. – Не уходи, Гил. Не оставляй меня, – по вискам Винсента снова покатились слезы. – Не уйду. Я здесь. Я теперь всегда здесь, Винс, – Гилберт осторожно отцепил его руку. – Дай только раздеться, я лягу с тобой, хорошо? Винсент не ответил, но отпустил его. Гилберт сбросил камзол, жилет и брюки и в одной рубашке и исподнем забрался под одеяла, ложась рядом с братом и осторожно обнимая его. Винсент сразу же вжался в него, и Гилберт подивился силе, с которой брат обхватил его, потому что еще недавно, казалось, он не мог поднять руки. – Все хорошо, я никуда не уйду, – пробормотал он в растрепанную макушку. На улице прямо под окном взорвался салют, озаряя комнату ярким светом. Гилберт невольно закрыл глаза и еще долго вслушивался в постепенно выравнивающееся дыхание брата. И не заметил, как усталость взяла свое. Винсент ненавидел утра, особенно зимой. Камины к утру прогорали, грелки, согревающие слишком большую для него постель, остывали и делали ее еще холоднее. К тому же, он умудрялся спать так, что все одеяла оказывались на полу, и к четырем часам он совсем замерзал и то и дело просыпался и натягивал на себя клочок чудом оставшейся на кровати простыни. Таким его обычно и находили слуги, приходившие его будить – несчастным, замерзшим и с головной болью от беспокойной ночи. Но сегодня ему было на удивление хорошо: кровать была теплой, подушка мягкой и он чувствовал себя выспавшимся впервые за много-много лет. Он полежал еще немного, прислушиваясь к ощущениям и повел плечом. В ответ на это кто-то повыше натянул на него одеяло и сильнее прижал к себе. Глаза Винсента ошеломленно распахнулись и встретились с улыбающимися золотистыми глазами брата. – Гил? – Доброе утро, Винс, – Гилберт убрал со лба брата волосы и на миг прижался ладонью. – С Рождеством. Такой счастливой улыбки Винсент не видел у него уже давно. – С Рождеством, Гил, – он снова закрыл глаза, устраиваясь удобнее возле брата. – Если я умер или еще сплю, лучше никогда не буди меня. – Глупый, – Гилберт с каким-то отчаянием сжал его в объятиях, и Винсент вдруг вспомнил: удушье, невыносимое жжение в груди, Деймос. Он привстал: – Я правда жив? Как мы вернулись? – Желание. Мое самое сильное желание. Желание? Рука брата перебирала его пряди, гладила шею, плечи и спину, будто Гилберт и сам хотел убедиться в том, что Винсент жив. А Винсент внимательно всматривался в его лицо и видел наконец то, что уже отчаялся когда-нибудь найти. Теплые золотистые глаза Гилберта светились нежностью, любовью и беспокойством. Винсент улыбнулся ему и спрятал лицо на шее брата. Он так давно мечтал об этом… И вот, кажется, и его самое сильное желание исполнилось.