Никогда не живи одной лишь надеждой

Клинт любил Наташу так же, как и глупые идеи. Она была непробиваема, быстра и опасна, и смотрела так, будто он оружие, а не циркач. Её волосы были цвета крови, и улыбалась она лишь по надобности, а жила, словно горела, и Клинт чувствовал себя живым, даже когда просто стоял рядом. Наташа научила его управляться с ножом, отыскивать людские слабости, ругаться на русском, французском и итальянском. Она научила его, что то, кем ты являешься и то, кем тебя видит мир, не обязательно должно совпадать. Ведь так даже лучше. Ночью, в дешёвых отелях и на задних сиденьях машин, Клинту снятся Мечник, Трикшот, отец, Барни. Все те люди, которых он любил, и которые его предали, ранили. Все те, кто пытался его убить. В дневном свете, в свете уличных фонарей, в свете дешёвых мотелей Наташа казалась чем-то иным. Чем-то новым. Будто она лучше. Но в свете полицейских мигалок, в свете прожекторов, гудящих флуоресцентных ламп комнаты допроса, Наташа выглядела так же, как все. Агент Щ.И.Т.а Фил Коулсон носит костюмы, лакированную обувь, на голове у него недостаёт волос, и улыбается он как мужчина, для которого фэнтази-футбол – прекрасное хобби. Клинт же улыбается так, как учила Наташа: едко и ярко, слегка грубовато, обнажая зубы, выпачканные кровью бесцеремонного ареста. В общем, не так, как она. Но Фил Коулсон не пугается. Фил Коулсон тоже отвечает улыбкой. - Спросил бы я, где ты научился так стрелять, - говорит он голосом вежливым. – Но Романова всегда пишет образцовые отчёты. Клинт советует ему идти нахер, тот в ответ лишь смеётся. - У нас есть несколько вариантов, мистер Бартон. Вариант А: если захотите, можно устроить для вас нечто вроде реабилитации. Закончим нормально ваше обучение, а потом будете на нас работать. Или вариант Б: мы поместим вас в тюрьму и засекретим настолько, что на земле не останется и следа от вашего пребывания. Или… - вот здесь Фил Коулсон улыбнулся, улыбнулся будто на званом ужине услышал шутку. – Или можно использовать вас как приманку. Клинт выбирает вариант «А». Но его всё равно используют как приманку. *** - Мне казалось, я выбрал первый вариант, - говорит он, весь в крови человека, благодаря которому он сейчас так хорошо стреляет. – Но если ты ко мне не прислушался, тогда нечего было предлагать эти варианты. Коулсон протягивает полотенце: - Не я так решил, Бартон. Считайте, это ваше боевое крещение. Клинт ухмыляется тот самоуверенной наглостью, которая помогает ему в драках и в постели с Наташей. - Ну и как я? Коулсон трёт левую бровь явно разочарованно: - Возьмёте в следующий раз дюйм вправо и, считайте, вы приняты. А Клинту кажется, всё вышло чертовски хорошо, учитывая, что в последний раз он стрелял из винтовки по банкам лет в двенадцать, когда брат ещё был слишком молод и всё ещё на его стороне. - Достань мне нормальное, мать его, оружие, и тогда я наверняка выстрелю точно. Коулсон улыбается той же самой вежливой улыбкой и говорит: «Посмотрим». *** Щ.И.Т даёт Клинту помещение без окон в штаб-квартире и жалкие гроши, вроде как зарплату, но даже их потратить трудно. Выходить разрешают только в сопровождении уполномоченного агента, и даже с ним лишь в кафе, в гимнастический зал или тир. В общем, домашний арест. Клинта учат как разбирать оружие в боевых условиях, покупают новую одежду, которую он не носит, отводят к психиатру, который проводит бесплодные часы, стараясь заставить его говорить о родителях, о цирке, о Наташе. Клинт понятия не имеет, где она. Знает лишь, Наташа обставила всё так, чтобы ШИТ нашёл его и отправил в эту программу для потенциально полезных, но явно буйных людей. Знает лишь, мысли о ней прилипли к нему, словно призраки, и оттого агенты ЩИТа не находят себе места. Они напоминают Клинту лошадей, рядом с которыми он провёл полдетства: дай им работу и упорнее не найти, но как кончается шоу, боятся даже тени. Но Клинт не против. Он любит тени. Может с ними работать. Просто хочется знать, что за херь творится у Наташи в голове. Фил Коулсон находит Клинт в кафе. Он одет в сшитый на заказ костюм и ест ход-дог с густо-намазанной сверху кислой капустой, и все новички расступаются с благоговением на лице. - Слышал, ты решил вознаградить психолога молчанием, - говорит он вместо приветствия, не как обычный человек. - И ты, в качестве наказания, подышишь на меня кислой капустой? – интересуется Клинт, потому что считает Фила полнейшей задницей. Коулсон не обращает внимания: - Меня интересует не психолог, а то, что если я откапаю это средневековое оружие, сможешь ли ты из него попасть? Наверное, он - единственный человек, которому кажется, будто меткий, точный выстрел в голову сродни промаху. Фил Коулсон – полная задница. И Клинту даже начинает это нравиться. Коулсон находит ему совершенно новый арбалет, колчан, оснастку и берёт с собой в Бейрут, сидеть пятнадцать часов на чёртовом солнце. Клинт тут же вспоминает те ощущения, которые испытывал в цирке, те чувства от лука в руке, выравненного дыхания, от такого сосредоточения на цели, что весь остальной мир словно размывается вокруг. Только теперь, когда пот заливает глаза и руки жжёт от солнца, Клинт всё равно успевает в ту брешь, которую другие бы снайперы назвали «нехваткой времени», но вместо аплодисментов получает скучный ответ от «белого воротничка»: - Неси сюда. Ты справился. Будто убийство людей стрелами для Коулсона в порядке вещей. И даже в пустыне он носит костюм, галстук и лакированные ботинки. Коулсон забирает у Клинта арбалет и произносит: - Гораздо лучше. Похоже, ты нам всё-таки пригодишься. А Клинт, чувствуя себя без оружия словно голым, отвечает: - Чёрт, спасибо. Всегда мечтал стать цепным псом. - Что ж, хорошо, что твоё желание исполнилось. - Самое главное, достать до звёзд. *** Клинта отправляют на задание ещё несколько раз, но ничего не меняется. Он по-прежнему на поводке, и все по-прежнему расспрашивают о прошлом, и все по-прежнему боятся Наташи, которой там даже нет, и Фил Коулсон приходит только когда пора кого-нибудь убить. И Клинта это устраивает. Пятое, шестое, седьмое, десятое убийство - всегда в ангаре, и Коулсон всегда шепчет что-то на ухо, отдаёт арбалет, а потом забирает. Наконец-то однажды Клинт говорит: - Для тренировок нужен нормальный арбалет. Неужели ты думаешь, та фигня, что у них в тире, на что-нибудь сгодиться? Коулсон кладёт арбалет в кейс, запирает, а ключи засовывает в во внутренний карман: - Шишкам хочется отлучить тебя от этого и приучить к нормальному оружию. Он говорит это так, будто считает эту идею смешной. Вроде как дайте Клинту в руки пушку, и он тут же прострелит себе ногу. - Лучшее – враг хорошего, - говорит Клинт Коулсону, потому что тот хоть и заноза в заднице, но человек хороший, и добавляет специально для «шишек»: - Я им не слуга. - Они боятся, ты сговорился с Наташей. И специально позволил себя поймать. И это первая честная фраза, которую Клинт слышит с тех пор, как его украла секретная правительственная организация. И он начинает смеяться, ведь оно и правда очень забавно. Наташа позволяла ему быть рядом, позволяла трахать, покупала оружие и выпивку, но никогда не посвящала ни в один из её планов. Коулсон награждает его всё той же таинственной улыбкой, скрывая глаза за стёклами солнечных очков. - Именно так я им и ответил. Каким-то образом Наташа умудряется подсунуть под дверь письмо. «Не верь никому», - написано там, словно в дешёвом фильме про шпионов, где нужно найти «крота». Ведь Щ.И.Т для него не больше, чем кучка людей, благодаря которой он не загремел в тюрьму. Но, несмотря на всё, Клинт отчасти всё ещё верит Наташе. Она всегда видела в нём оружие и сделала его таковым. Остальные же видят в нем лишь бомбу замедленного действия и обращаются соответственно, надеясь, если не прикасаться голыми руками, взрыва можно избежать. Коулсон же ничего в нем не видит. И Клинт показывает ему письмо. Тот ничего не делает, скорее всего, потому, что хренов робот. Лишь говорит: «Что и следовало ожидать» и прячет так, как очки, как ключи от машины, как ключи от комнаты с арбалетом, с таким вежливым выражением лица, что трудно сказать, прикрытие ли это, или ему на самом деле плевать на всё. - Как насчёт поработать в команде? – интересуется Коулсон, явно не собираясь упоминать про письмо. Так что Клинт тоже молчит (порою он сидит в засаде на крыше часами, так что умеет ждать подходящего момента). И, кроме того, с него взятки гладки. Наташа его прокатила, и он загремел в эту программу для преступников под начальством самого непреклонного белого воротничка в мире. Поэтому Клинт лишь улыбается, слегка со злостью, слегка серьёзно, и говорит: - Смотря в какой команде. Сначала ему скармливали лишь ту информацию, которая требовалась снайперу для поддержки оперативных сотрудников. Чуть позже превратили в тёмную лошадку, о которой остальные агенты лишь знали, что он, , несмотря ни на что, явится именно тогда, когда нужен. У Клинта всегда были проблемы с властями. Он не доверял им, пока они не доказывали свою ценность, то, почему так нужно преклоняться перед ними и целовать в задницу. Но вот оперативные сотрудники Клинту нравились, хотя и были частью бюрократического дерьма, в котором он завяз. Зато они просят его помощи лишь потому, что не хотят умирать, вернуться к жёнам, детям, к просмотру сериала «Молодожёны», ожидая Ника и Джессику примерно так же, как Клинт живёт ради вкусного бургера и картошки, которые приносит ему Коулсон. Ведь те агенты не у власти, они лишь обычные люди, старающиеся дотянуть до вечера. Поэтому Клинт выпускает каждую стрелу со всем имеющимся у него вниманием, уверенностью и контролем, ведь тот, кто вырос в цирке, прекрасно знает - чем лучше стараешься, тем больше живёшь. Чуть позже Щ.И.Т начинает относиться к Клинту чуть лучше; уже не как к преступнику, а больше как к сотруднику. Перестают сопровождать, предоставляя беспрепятственный допуск и в пищеблок и в тир. Даже дают нормальный арбалет для тренировок, и Клинт тратит свободное время, знакомясь с людьми из тира и делая ставки на точность попадания. Однажды кто-то, после очень хорошего выстрела, называет его Трикшотом, и у Клинта даже получается не врезать тому по лицу. Наверное, это и называют духовным ростом. (Больше никто не называет его Трикшотом. Зато теперь он для всех – «Соколиный глаз».) Первоначально им поручают перевезти арестанта, но всё быстро летит в тартарары. Вдруг откуда ни возьмись появляются парни, одетые словно космические Нацисты, и принимаются штурмовать ангар. Клинт не успевает убрать всех, нахер застревает на стропилах, и даже не может выместить зло в кулачном бою, как учила Наташа. Когда всё кончается, узник снова пойман, двенадцать годных агентов мертвы, а Фил, мать вашу, Коулсон, стоит посреди ангара, одетый в, мать вашу, костюм, испачканный кровью тех, кого вышло убить, а руки испачканы кровью тех, кого не вышло спасти. - Всё путём, Бартон, - говорит Коулсон в наушник и в первый раз звучит устало. *** - Что это была за херь? – спрашивает Клинт, когда они едут обратно на базу. Он уже долго работает на Щ.И.Т, и потому понимает, эта организация словно корабль. Который не должен давать течи. И Клинту хочется ответа, ведь Данхилл и Мойё из хороших людей превратились в мёртвых, были хорошими людьми, а сейчас стали мёртвыми, и они должны ему по пятьдесят баксов каждый, и теперь придётся искать новых поставщиков выпивки с «воли». На Коулсоне его фирменные очки, губы подхаты, и он по-прежнему в той же рубашке, испачкан кровью. - Не твой уровень допуска, - говорит он тем невыразительным, официальным тоном, который обычно использует, когда Клинт нарушает радио-молчание или в разгар операции решает, что лучше стрелять с соседнего здания. - Херня, я ведь был там. Коулсон по-прежнему подчёркнуто на него не смотрит, не отводя взгляда от дороги, будто там и есть все ответы: - Приказ сверху. Я бы сказал тебе, если бы мог. Наверное, всё же, он не врёт. (В любом случае, Клинт не настаивает. Ведь он же снайпер и умеет ждать. Он ждал всю свою жизнь. Приходится забыть про пятьдесят баксов и найти новых агентов, которые согласятся приносить ему выпивку. И всё снова идёт своим чередом). Наташа снова проникает в здание Щ.И.Та, но на этот раз оставляет не зловещее письмо, а себя. Сидит на слишком маленькой, положенной по уставу кровати Клинта. В кожаной куртке, с порезом на щеке, а под глазами тёмные круги. И говорит: «Привет, Клинт», словно не подставляла, словно не водила за нос. - Привет, Наташа, - ведь Клинт родился в Айове, а мама вбила в него два важных правила: когда старик пьян, лучше раствориться в воздухе; и когда с тобой здороваются, не забывай ответить тем же. Они ведь выходцы со Среднего Запада. А там все очень вежливы. Но папаша его пьянчуга, Мечник – аферист, Барни – ходячая зависть, а Наташа, скорее всего, русская шпионка, и Клинт бьёт её, вовсе не сдерживаясь. И понимает, что-то не так, когда не встречает отпора. Клинту есть что сказать. «Где ты, мать твою, была?» «Стоило ли оно того?» «Порой мне казалось, я тебя люблю.» Но он молчит, ведь Наташа честна только, когда захочет, и вряд ли её предательство изменило эту черту её характера. Так что он ждёт, когда она встанет, дотронется до ноющей щеки, там, где появляются отметины, и в первый раз увидит в нём не годное оружие, а человека, Клинта Бартона. Наташа дотрагивается до расцветающего синяка: - Ты показал Коулсону моё письмо. - Ну чем могу оправдаться? К мужчинам в форме я не равнодушен. Она улыбается, и, значит, что-то грядёт. Когда Клинт в первый раз увидел её улыбку, Наташа убила человека. В последний раз – сдала его Щ.И.Т.-у. Наташа улыбается, и волосы её цвета крови, как порез на щеке и рядом отпечатки его костяшек пальцев вырисовываются в синяк. - Скажи ему, я не закончила. Времени не хватило. Клинту хочется послать её нахер, но Наташа всегда быстрее. Со скоростью света она вкалывает ему успокоительное, кладёт на кровать и всё, что остаётся ему, лишь думать: «Люблю смотреть, как ты уходишь, люблю считать, что навсегда». Так и раньше было. От транквилизатора кружится голова, тошнота подкатывает к горлу, и когда Клинт с трудом доходит от маленькой кровати до ещё меньшей ванны, вспоминает о тех ужасных ночах после Барни, но ещё до Наташи. Он засовывает голову под кран и решает, что нихера не скажет Филу. Уж если Наташа способна вломиться сюда, она способна и подняться наверх, в кабинет со стеклянными стенами, где сидит мистер Коулсон в окружении других агентов - важных настолько, чтобы отгородиться от остальных, но не настолько, чтобы заслужить отдельный кабинет, - и всё сказать самой. Когда холодная вода течёт по шее Клинта, он совершенно точно решает послать Наташу нахер. Совсем. Но к Щ.И.Т-у он не проникся любовью настолько, чтобы указать на явные недостатки в системе охраны. После того происшествия с перевозкой преступника, Щ.И.Т на два месяца отправляет Клинта на скамейку запасных, то ли потому, что винит его, то ли потому, что просто некого убивать. Не важно. Клинт не против. Во время простоя он подробнее изучает чертежи базы ЩИТа и их подвесной потолок. Даже пугает с десяток агентов, прежде чем является какой-то лысый парень с детским лицом в очках даже хуже, чем носят люди в придорожных кафе, u заявляет, что пора прекращать. - Это часть моей тренировки. Детсколиций не обращает на его слова внимания: - Я – агент Ситвел. Будьте готовы к десяти. В первый раз его отправляют на задание не с Коулсоном. И Клинт этому вовсе не рад. Ситвел скучный, никак не желает рассказывать, где Коулсон, и доносит на Клинта, когда тот разговаривает во время радио-молчания. Но с этим легко справиться - одно задание и Ситвел обмякнет. Но одно задание перетекает в другое, Клинта передают от одного агента другому, и дело его обрастает пометками. «Не в силах следовать протоколу», - пишет Ситвел. «Не дисциплинирован», - пишет Ву. Плохо идёт на контакт; не в силах придерживаться выработанного плана; пренебрегает личной безопасностью. Ну честное слово, Клинт лишь хочет ответа. Какого хера пропал Коулсон? Тот человек, который носит дорогие костюмы, ест хот-доги, использует его как приманку, зато разрешает делать, что угодно, лишь бы выполнить задание. Наверное, Клинту нужно обрадоваться тому, что Щ.И.Т теперь считает его своим. Вот только он не такой человек. Никто не говорит, где Коулсон, так что приходится взять дело в свои руки и сначала взломать базу данных с секретными досье. А потом взломать квартиру Коулсона. Кто бы мог подумать, что он живёт в Tribeca. В его квартире полно света и погибших растений. Никаких картин на стенах. Диван, похоже, старый, потёртый, но удобный. Телик под завязку набит всевозможными реалити-шоу («Обмен жёнами», «Последний герой», «Супер-няня»), и не понятно, для прикрытия это или нет. Клинт даже начинает жалеть Фила, который, по-видимому, никогда не приходит домой, а если и приходит, то забывается с помощью дерьмовых телепередач и, судя по холодильнику, китайского доширака. Клинт не знает, что ожидал увидеть в этой квартире, но вот точно не этого. Шкаф набит до верху шикарными костюмами, и, похоже, джинсам тут места нет. Интересно, есть ли у этого мужчины в жизни хоть что-то, кроме Щ.И.Т-а и телека? Скорее всего, Коулсону просто необходимо стать чуть менее официальным. Предоставленная свобода подразумевает комендантский час, которому Клинт де-юре не рад, а де-факто ему всё равно, ведь он почти никогда не покидает штаба. Город ему незнаком, и вовсе не хочется, чтобы прежние враги этим воспользовались. Кроме того, Клинт не уверен, как хорошо обученный агент Щ.И.Т-а, мистер Коулсон, отреагирует, когда по возвращению найдёт у себя незваного гостя. Скорее всего, всё кончится кровью. Скорее всего, выиграет Фил. Так что Клинт оставляет записку. Коулсон находит его в кафе, и это напоминает то время, когда они в первый раз отправляются в Бейрут. Новоиспечённые студенты разбегаются, при виде него, одетого в один из свежевыглаженных костюмов, которые нашёл Клинт в его шкафу. - Давай прогуляемся, - руки Коулсон держит в карманах, а голос его натянуто непринуждён и вежлив. Как же скучно было без него, без этого парня, который по-прежнему считал, что выстрел из арбалета не сравнить с выстрелом из огнестрельного оружия. И раз Клинт всегда был чутка засранцем, он хлопает ресницами и говорит: «Мне нравится, когда ты применяешь силу». Хотя всё равно идёт следом, следом за человеком, который никогда не давал повода не верить. Фил ведёт Клинта в Брайант-Парк, покупает ход-доги с квашенной капустой, усаживается на скамейку и протягивает листок из блокнота, на котором написано: «Милый, у нас закончилось молоко». - Знаешь, я могу стереть тебя с лица Земли. - Оу, но тебе будет меня не хватать, - отвечает Клинт, зная, если бы Фил на самом деле захотел, его бы давно уже стёрли. Тем более, теперь, когда есть повод в виде этой записки. И Коулсон не любит играть в кошки-мышки. Он откусывает от ход-дога и на удочку не попадается: - Я пытаюсь защитить тебя, Бартон. Ты же только мешаешь. Клинт давно уже бросил попытки вытянуть из Коулсона информацию, и потому лишь произносит: « Не слишком-то вы преуспели, сэр. И кроме того, почему вы так одержимы кислой капустой», надеясь хоть на какой-то ответ. Тот вздыхает, не отводя взгляда от собственных рук: - Чего ты хочешь, Бартон? Об этом Клинта никто никогда не спрашивал. Он потратил так много времени, доверяя не тем людям и идя ради них на сделку с совестью, что уже и не думал ни о чём, кроме секса и еды. А в последнее время сражаться приходилось даже за эти два желания. Так что вместо ответа он говорит: - Два месяца назад ко мне приходила Наташа. И Коулсон, наконец-то, смотрит на Клинта: - И что сказала? И в этом весь он – никогда не просит о том, о чём бы спросил нормальный человек. Никогда не удивится. Никогда не выдаст своих чувств. Словно играет в какую-то давнюю игру. Клинт даже не спрашивает, что происходит. Ведь Коулсон не ответит, и не понятно, дело ли в нём, или в них обоих, или в них обоих и в Наташе. А может, просто в неверном вопросе. Поэтому Клинт просто передаёт сообщение, упуская ту часть, где ему вкололи успокаивающее, а он не наведался в лазарет. Ведь Коулсон серьёзно относится ко всей этой херне насчёт здоровья, особенно когда на тебя нападает подозреваемый в предательстве агент. И выглядит так, будто держит на плечах вес целого мира, но потом вздрагивает, напряжение пропадает и Фил снова такой, как и в первый день – приятный, вежливый и очень скромный. - Тебе начали верить, Бартон. Это хороший знак. Поэтому перестань ругаться с другими агентами и делай свою работу. И Коулсон уходит, оставив Клинта с быстро остывающими совершенно несъедобным ход-догом в руках. Интересно, что случается, когда заслужишь доверие такой организации, как Щ.И.Т? really means. С Барни и Наташей всё неизменно кончалось синяками и страданиями. Клинта предавали многие. Люди, которые должны были любить его и заботиться, перебрасывали его, словно мячик, и, честно говоря, не удивительно, что никто не предпочёл задержаться. Откройся они, как много раз делал Клинт, и будут лежать вспоротые, кишками наружу, и в полном, полном одиночестве. Но как бы им не швырялись, Клинт всегда был рядом кем-то. Менял разочарования, как перчатки, убеждённый, что если остановиться, станет больнее. Он всегда следовал за кем-то: сначала за Барни, за Трикшотом, потом за Наташей, и каждый раз думал, это навечно. Предательство не лишает веры в то, что однажды хоть кто-нибудь захочет остаться. Просто чуть уменьшает её, не давая воспользоваться подвернувшимися шансами, ведь внутри Клинт всё ещё напуганный ребёнок. Он побывал и звездой цирка, и злодеем, и снайпером у ЩИТа, но никогда не принадлежал самому себе. Пора уже попробовать, хотя бы ради разнообразия. Клинт начинает выходить в город, решив, что пора почувствовать вновь обретённую свободу И благодаря этому, возможно, чуть лучше вести себя с теми агентами, которых отправляют с ним на задания. Но Клинту не нравится ходить по музеям, ведь он не понимает искусство и не очень любит зацикливаться на прошлом. Магазины тоже не привлекают, и человек может проглотить лишь определённое количество шаурмы, прежде чем его затошнит. Клинт пропадает в барах ночами напролёт. Приятно проводит время, флиртует, и, если повезёт, даже удаётся забыть обо всём. Но ему по-прежнему не нравится, что Наташе удалось пробраться сквозь всю его защиту и что ему, словно подростку, нужно приходить домой вовремя. Кроме того, в Щ.И.Т.-е обожали отправлять Клинта на тренировки с утра пораньше, который, хоть и мог, но предпочитал не работать с арбалетом и пушками, мучаясь похмельем. В общем, он решает убить время, ища способы проникновения в Щ.И.Т. А если кто-нибудь поинтересуется, всегда можно прикрыться тренировкой. Клинт проводит дни на потолках. Долгими днями сидит там, слушает, позволяя звукам деловитости и секретности окутать его с головы до ног. Находит точки входа и точки выхода, и начинает запасаться оружием, стрелами, сухими пайками. В полном молчании он учится пробираться через металлический воздуховод и прыгать с потолка, издавая не больше, чем шёпот от звука. А на кухне учится сидеть тихо, не двигаясь, и не в укрытии, хотя Ву всё рассказывает новичкам, где найти хороший кофе, а Ситвелл всё звонит своей матери, чтобы поболтать о «Колесе Фортуны», а с ним всё так же никто не говорит. На этот раз в кафе к нему подходит не Коулсон, а женщина, выше среднего роста, красивая, с решительными, умными глазами и с такой скромностью, которой Клинт перестал верить с тех пор, как вступил в Щ.И.Т. - Значит, ты снайпер Фила Коулсона? Женщина в одном из тех чёрных, облегающих костюмов, которые порой носят на задании агенты, но сейчас два часа дня, среда, и непонятно, одета ли так она по работе или по прихоти. А ещё непонятно, как ответить на её вопрос, учитывая, на сколько времени пропал Коулсон. - Ага, - соглашается Клинт мгновенно, с весельем абсолютно ненастоящим. – Хотя могу быть твоим. Он такой ломака, а мне хочется по-простому. Она не обращает на него внимания с той легкостью человека, привыкшево иметь дело с кучей дерьма: - Меня зовут Мария Хилл, и вы были отобраны в особую программу. Ему почти ничего не объясняют, к чему Клинт давно привык, довольствуясь подозрениями, и предпочитая молчание, а не ложь. Ему говорят, мы научим тебя чему-то новому, и он вспоминает, как вскрыл базу данных Щ.И.Т-а, квартиру Фила Коулсона, весь тот год с Наташей, которая подготовила его так, как не мечтали Трикшот и Мечник, и думает: «Интересно, как это у вас получится». И его отправляют на ринг, вручают ножи, цепи, и медные кастеты, противников, покрытых кеваром, шрамами, с глазами людей, повидавших слишком многое. Ему рассказывают о пытках, о том, как можно существовать, не спя ночами, по шею в воде. Ему дают ключи к грузовику, к вертолёту, к самолёту – учат летать. Клинт выбирается оттуда весь в синяках да в крови, на полной скорости, мокрый как мышь и живой, как никогда. Наташа превратила его в орудие, но Щ.И.Т его облагородил, и закалил, и заострил грани. Клинт не верит Щ.И.Т.-у, но его никто и не просит. В первый раз в жизни у Клинта всё есть, но если что-то понадобится, он справится сам, без чьей-либо помощи. Однажды в спарринге Клинт травмирует запястье. Легко, так что он отбрыкивается от тренеров весь тот путь до лазарета, а потом и от врачей в смотровой. Там его ждёт Коулсон, по-прежнему с иголочки, вежливый, беспристрастный, и Клинт внезапно теряет весь пыл. «Где, мать твою, ты шлялся?». - Хилл сказала, тебе нравится новое задание, - говорит он, потому что приветствия не для таких людей, как он. - Самонадеянно, - Клинт разрешает медсестре осмотреть его запястье, сгибает руку в разные стороны, больше интересуясь тем, что хочет Коулсон, а не тем, как отогнать слишком бдительных врачей. - Учитывая, что никогда не спрашивала моего мнения, а лишь раздавала указания. - Значит, по-прежнему мажешь? И Клинт смеётся, потому что скучал, скучал по засранцу Филу Коулсону. - Просто никак не могу понять, где в пушке отверстия для стрел, сэр. И Коулсон улыбается слегка, как-то лично, лишь уголками рта, не обнажая зубов, но и этого достаточно: - В таком случает, то ты думаешь по поводу Литвы? Как оказывается, Клинт много чего думал по поводу Литвы, но ничего хорошего, лишь о том, как тут чертовски холодно, и пиво больше похоже на мочу. Но запомнит лишь как они, в этой маленькой служебной квартире, делили одну спальню на двоих, где каждый устраивался в собственной односпальной кровати. Они целыми днями выслеживают контрабандистов на кривых улочках умирающего города, а Коулсон вырубает мужика впечатляющими хуком справа, и почти что без акцента заказывает в ресторане пироги. Ночами они пишут отчёты перед камином, и Клинт привыкает к тишине, которую не видел все эти годы. - Хилл сказала, я твой снайпер, - говорит он, когда они, нейтрализовав контрабандиста, пакуют вещи и, пока хорошая погода, нужно успеть в аэропорт. Коулсон, не желая оставлять улик, проверяет по списку (то ли его, то ли ШИТа, но всё равно круто), не забыто ли чего. - Так оно и есть, - отвечает он, не моргнув глазом, и ещё раз убеждается в том, что в книге «Проза и поэзия» ничего не осталось. Внутри у Клинта вспыхивает что-то тёмное и внезапное: - Ты исчез куда-то на полгода. Так что не надейся, это путешествие в самую задницу СССР не делает тебя моим хозяином. Если кому-то захочется претендовать на Клинта, то этот кто-то, хотя бы, не должен никуда пропадать, ведь каким бы не был дерьмовым отец, каким бы не был Барни дерьмовым братом, каким бы не был Мечник дерьмовым наставником – все они не отходили от него ни на шаг. Коулсон вздыхает, вычёркивает следующее, что идёт по списку, и присаживается на ручку потёртого дивана: - Вообще-то, делает, поскольку речь идёт о Щ.И.Т-е. С самого начала я был твоим куратором и тем, кто порекомендовал тебя в эту программу даже невзирая на твою связь с возможным предателем. Решишь взбеситься, и всё свалят на меня. - Значит, это ты открыл мой талант? – Клинту как-то неудобно от мысли, что Наташа предала не только его, от мысли, что из-за него кто-то поставил на кон собственную шкуру. Коулсон улыбается, и улыбается устало, и Клинт вспоминает ту его лёгкую усмешку три недели назад и гадает, была ли она настоящей. - Нет, Романова. Она должна была следить за тобой, определить твой потенциал, но в место этого решила действовать самостоятельно и заодно прихватила тебя. - Но ты всё равно за меня вписался, - Клинт будто встал на зыбкую, шаткую почву. В детстве его научили, как нужно падать, но он, снайпер по природе своей, предпочтёт твёрдую землю, чем знание, что если сорвёшься, всегда можно начать снова. Сейчас же Клинт словно в свободном падении, и, зная русский, вполне может дать дёру, ведь больше всего на свете он ненавидит, когда его используют. А Щ.И.Т его использует, с самого первого дня, но Коулсон всегда был безжалостно честен. - Мы тогда к тебе уже присматривались. И сомневаюсь, что Наташа решила вдруг стать перебежчицей. - Так ты веришь ей? - спрашивает Клинт потому, что нельзя не спросить. Однажды ему казалось, он знает её, любит её, но положиться на неё снова выше его сил. Коулсон смотрит Клинту прямо в глаза, и когда говорит, голос звучит спокойно: - Не так сильно, как тебе. И не понятно, что делать с этим признанием, и остаётся лишь тишина. После Литвы всё снова, как прежде. Коулсон отправляется с Клинтом на другой конец страны, на другой конец мира, где даёт ему отточить новоприобретённое мастерство. И снова что-то шепчет в ухо, снова рядом, и они вместе врываются в здания, доставляют флэшки с шифрами, арестовывают контрабандистов и уничтожают плохих людей. Клинт многому учится. Например, как оказывать первую помощь, неровными стежками зашивает Коулсону рану, который страдает от потери крови, но всё так же раздаёт указания и явно не боится. Ещё Фил не знает ни одного романского языка, слушает джаз и блюграсс, и не меняет мнение о Клинте, когда тот просыпается посреди ночи из-за кошмара, который снится ему с семи лет (хотя с возрастом лица меняются, а от пережитого детали становятся всё гротескнее). Вечерами приходится писать докладные, и Коулсон раскрывает дело так подробно, как может, похоже, поняв, его снайпер долго боролся за правое дело, но ещё дольше боролся против. Клинт рад хотя бы тем уликам, рад, что хотя бы в этом может быть спокоен. Однажды все уже не так гладко. И однажды не удаётся выбежать, выпрыгнуть, кулаками пробить себе путь, и, наконец-то, все тренировки в Щ.И.Т-е приходятся кстати. Это те же ребята, что в прошлом году сорвали перевозку арестанта, и, наверное, это важно, но ещё важно сбить с них спесь. Так что Клинт думает о днях рождения родителей, об уравнение Фибоначчи, и завидует всем тем парням, кому нечего вспоминать, кроме имени и личного номера, ведь у него слишком много отвлекающих, плохих воспоминаний. - Где Наташа Романова? – спрашивают его, а Клинт выдаёт им день рождение матери, за что получает ногой в лицо. Видимо, так предначертано ему при рождении. Ведь Клинт, после пьяного папаши, просто ас в том, что касается нечувствительности к ударам. И лишь хочется верить, что с Коулсоном все в порядке, ведь кто знает, поймали ли его или нет. Хотя, наверное, Клинт не прошёл и половины той тренировки, что прошёл этот «белый воротничок». Который заслуживает хоть немного отдыха, тем более, что в прошлую субботу они без перерыва смотрели «Супер-няню». И снова допрос: «Где Романова?». К тому времени в его глазах не раздваивается, расстраивается уже, и будто приходит кто-то с огнём в глазах и кровью в волосах, и Клинт рад, что из всех демонов прошлого его навестила именно Наташа. *** Он просыпается, сползая с самодельной кровати в пикапе, глаз опух так, что не открывается, и Наташа в первый раз смотрит на него с настоящим беспокойством. - Не шуми, говорит она, и Клинт замечает, как напряжено её тело, как держит она голову, будто силится что-то услышать. Обычно, Клинт не очень любит приказы, но на этот раз у него всё болит, и от крови треснули губы. Проходит мгновение, Наташа расслабляется и присаживается рядом, не пряча лицо, но вот взгляд отводит. - Я не так всё задумывала, - это явно не извинения, но на большее Наташа просто не способна. – Скоро приедет Коулсон. Скажи ему, я почти всё сделала. Клинт пытается произнести «Скажи ему, блядь, сама», но из саднящих лёгких вырывается лишь полузадушенный хрип. Наташа вздыхает, снова глядит своим фирменным оценивающим взглядом. Смахивает что-то с его лица, нежно целует в лоб, шепча: «Скоро увидимся», и исчезает. К счастью, Клинт отключается раньше, чем успевает как следует разозлиться. Следующие две недели – сплошное пятно из врачей, каталок и приятных уколов. - Расскажи нам, что случилось, - велит Хилл, когда у него снова получается писать самостоятельно. - Мы же в больнице, - отвечает Клинт. - Разве тебе не нужно принести мне цветы? - Тебя нашли без сознания возле разрушенной базы ГИДРЫ, - продолжает Хилл, как обычно не обращая на него внимания. - Так что поздравляю, Бартон, возможно, ты не двойной агент. Правда, чтобы в этом убедиться, нам нужны твои объяснения. Когда Наташа смотрела на Клинта, избитого, окровавленного, лежащего на заднем сидении того пикапа, в её глазах светилось неподдельное беспокойство. Остальные следуют её примеру: врачи, медсёстры, незнакомые агенты, но видят они лишь поломанные рёбра, скулы, один сплошной синяк, а не тело. И в их глазах с лёгкостью читается «Хорошо, что не меня» и «Надеюсь, ты в порядке» и «Этого следовало ожидать». Когда Хилл смотрит на него, то смотрит прямо в глаза. Так, будто он может оказаться полезным, будто за его болтовнёй и сносной меткостью скрывается что-то большее. Конечно, не то, чего жаждет Клинт, но и так неплохо. Так что он решает рассказать ей всё. Правда, знает немного, но раз она такая умная, то сама отлично докопается до правды. Клинта выписывают три дня спустя, за ним приходит Коулсон. И выглядит как обычно: костюм, тёмные очки, кожаные туфли, но вот рука перевязана и нос, похоже, только что зажил. - Хорошо выглядишь, чемпион, - говорит Коулсон бесстрастно. Клинт ухмыляется, зная, никто не заставлял этого «костюмчика» приезжать за ним, ведь для таких дел обычно снаряжают неопытных агентов. И, судя по донесениям, Коулсон сломал руку, пытаясь помешать схватить Клинта, и нос, наверное, сломал там же. Клинт улыбается, ведь он вырос в грёбанном цирке, где шоу должно продолжаться, и всегда легче притвориться, что всё нормально, чем распахнуть сердце и ждать боли: - Видел бы ты остальных! Коулсон улыбается в ответ, хотя напряжения скрыть не удаётся. Когда они выходят на улицу, он надевает очки не только из-за солнца, а чтобы спрятать своё охрененное облегчение. Клинт не возражает, ведь в последний раз, когда о нём беспокоились, у него ещё был детский голос и любящий брат. Коулсон отводит его не в штаб-квартиру, а в греческий ресторан, где официантка принимает заказы на греческом языке. - Для твоего сведения… - говорит Клинт, отхлёбывая мерзкий кофе, и радуясь даже такому. – Я не отдаюсь на первом свидании. Я ведь хороший мальчик со Среднего Запада. Коулсон смеётся какими-то прерывистым звуком, от которого трясутся его плечи: - Ты бы знал, будь это свидание, Бартон. А этот обед считай за извинение. - За то, что меня поймали? - Клинт не верит собственным ушам. – Не твоя вина. И вообще, ты же меня вытащил. - Не я тебя вытащил. И Клинт понимает, что недооценил его. За этим костюмом, за страшно-прекрасными очками, за этим до не пробивного вежливым фасадом скрывается мужчина, который отвечает только за свои действия. - Наташа сказала, ей нужно больше времени… - Клинт прерывается и ждёт, пока официантка поставит на стол эти «сувлаки», а уж потом продолжает. – Почему она всё время использует меня, чтобы передать тебе любовные послания? Просто так? Коулсон, похоже, задумывается на секунду: - Сначала её куратором назначили меня, но она решила дезертировать молча. Он прожёвывает кусок и продолжает сухо: - Подставь Наташа Щ.И.Т, мы бы давно были на том свете. - Значит, я всё время был приманкой? – спрашивает Клинт, злясь, что не понял этого раньше. - Держи друзей близко, а врагов – ещё ближе, - говорит Коулсон. - Кроме того, ты хороший стрелок. И пускай он издевается, всё равно никогда не повернётся к Клинту спиной. По-видимому, агенту, побывавшему на краю могилы, даруется любовь Щ.И.Т-а, и Клинта начинают отправлять на задания с разными группами. С маленькими, по четыре, по пять человек, но даже это его устраивает, странным образом напоминая о цирке, ещё когда тот был для него домом, изолированным и сумасшедшим. Агенты в группах не друзья, но в опасных ситуациях приходится полагаться лишь друг на друга, и Клинт не против. Рад даже, если честно. Спустя какое-то время Клинт не то, чтобы забывает о Наташе, но просто перестаёт о ней всё время вспоминать. Прекращает все попытки понять, почему она спасла его, и чем больше возникает вопросов, тем свежее кажется старое предательство. И даже если Клинту нравится теперешняя жизнь, его в не засунули не спросив, без всяких подсказок, даже не попрощавшись. Щ.И.Т временами ещё отправляет его на задания с одним Коулсоном. И их Клинт любит больше всего, хотя и не признается даже под страхом смерти. Любит надёжность Коулсона, его уверенное руководство, то, как он прибегает к помощи регламентов Щ.И.Т-а, когда не знает, что делать, но всегда доверяет Клинту решать, когда дело касается точности. Клинт же доверяет ему, когда нужно выбраться из переделки, и, несмотря на то, что всегда был непредсказуем и слегка адреналино-зависим, снайпер внутри него предпочитает стоять на твёрдой земле. А твёрдая земля теперь везде, где есть Коулсон. Однажды Клинт возвращается в свою штабную квартиру и натыкается на незнакомого мужчину. Высокого, с повязкой на глазу, в кожаном плаще до самого пола, и не понятно, что из этого описания пугает больше всего. - Значит, ты тот снайпер, о котором все говорят? – спрашивает этот мужчина, роясь в бумагах на столе Клинта так, будто ничего не боится. Ну да, наверное, раз глаза нет. Наверное, ему приходилось встречаться с людьми похуже, чем Клинт. Хотя это не значит, что нужно начать церемонничать: - Хотите автограф или что? Мужчина поворачивается и смотрит на него взглядом ровным и оценивающим: - Я – Ник Фури, глава Щ.И.Т.а. Кажется, нам пора познакомится. Клинт слышал об этом человеке, просто не мог не слышать, но ему всегда казалось, агенты просто стараются или переплюнуть друг друга, сочиняя байки о директоре, или просто напугать новичков. Но при первой личной встрече сложно определить, соответствует ли Фури сплетням, или даже ещё хуже. - Знаете, - говорит Клинт без всякого чувства самосохранения, - для этого вовсе не нужно было вламываться ко мне в комнату. Фури улыбается, неторопливо, с угрозой, совсем, как Наташа: - Хотел прийти Коулсон, но я решил, что уж лучше я. Мы нашли Романову. Клинт садится на кровать, ощущая, что его отчитывают, как нашкодившего подростка, хотя глава Щ.И.Т-а лишь просто откинулся на спинку стула, непринуждённо раскинув ноги. Фури похож на человека, который явно скучает, но при этом выглядит опасно, тем, кому не до игр. - Обнаружили её в Хайдельберге прошлой ночью. По её словам, она нас не предавала. И, наверное, это правда, если судить по разнесённой базе ГИДРЫ, откуда мы вытащили вашу херову задницу. - Что тогда нужно от меня? – спрашивает Клинт и понимает по улыбке главы Щ.И.Т-а, что выдал себя с головой. - Пока что она на испытательном сроке, пройдёт стандартную процедуру оценки физического и психического соответствия и так далее. Когда же мы покончим с этой кошмарной отчётностью… - последнее предложение Фури произносит так, будто, несмотря на всю кожаную одежду и шрамы, в глубине души он канцелярская крыса. – Скорее всего, её назначат вашим партнёром. Что скажете, Бартон? Клинту много есть что сказать, например «нет, мать вашу» и «вы, блядь, издеваетесь?» и «Наташа не слишком любит работать в команде», но произносит лишь: - Я нихера ей не верю. И Фури улыбается так, будто пришло Рождество. - Как раз потому вы и подходите. Всё остальное вам разъяснят в нужное время, - он встаёт, эта башня из чёрной кожи и ликующей опасности. – Рад знакомству, Бартон. Той ночью Клинт не спит. Взламывает дверь тира и тренируется, пока не начинают болеть руки. На следующую ночь, когда Клинт засыпает, то грезит о Наташе. И просыпается весь в поту, в страхе и, вопреки желанию, со стояком. Хуже не придумаешь. Наташа находит его на третью ночь, сидит на его стуле такая маленькая, такая тихая – такой она никогда не была. Клинт молчит, просто стоит, не шевелясь, так и не убрав руку с ручки двери, и пытается понять, нужно ли бежать. - Ты хорошо выглядишь, - она, скорее всего, устала, потому что в голосе слышны слабые нотки акцента. - Щ.И.Т тебе к лицу. - Да, но не благодари за это себя, - отвечает Клинт. – Я всё ещё злюсь. Наташа кривится: - Оно и понятно. Она не только устала, но и явно раскаивается. До Щ.И.Т-а Клинт не мог победить её в честной схватке, наверное, сейчас тоже, но теперь, по крайней мере, знает все пути отхода. Он захлопывает дверь, но не садится. Клинт и Наташа были друг для друга многим, даже сейчас, но никогда – друзьями. - Чего ты хочешь? – спрашивает он, держа руки перед собой, расслаблено, не угрожающе. Наташа учила его: «Ты таков, каким тебя видит мир». Клинт демонстрирует ей своё бесстрашие, хотя внутри готов бежать, готов, как и всегда. Наташа чуть колеблется, но потом решается: - Я хотела завербовать тебя по уставу, но мне не хватило времени. - Ты использовала меня, - уточняет Клинт, не в настроении для экивоков. - Я использовала имеющиеся у меня ресурсы, чтобы защитить Щ.И.Т, - её глаза сверкают, и вновь появляется та прежняя Наташа, – и теперь ты работаешь на хороших парней. Так что, в общем, всё получилось. А, да, всё получилось, только по мнению Клинта, суть не в этом. - Значит, вот оно как? Слила им данные и прощена? – он сжимает руки в кулаки, чувствуя закипающий внутри гнев. - Не знаю, Клинт, - Наташа встаёт со стула. – Ты простишь меня? Клинт смотрит ей в глаза, понимая, что не знает эту женщину, никогда не знал. Ему хочется ненавидеть её, но из всех людей, кто его бросал, она – единственная, кто вернулся. Клинт не доверяет себе, а потому лишь произносит: «Какая разница, что я думаю?», ведь Ник Фури назначил его напарником Наташи, и с этим явно бесполезно спорить. - Никакой, - говорит она безо всякого выражения. – Но я всегда думала, что должна была быть. И когда Наташа уходит, Клинт её не задерживает. Коулсон оказывается в тире часа через три. Мышцы Клинта болят, порезы на руках вновь кровоточат, даже не смотря на то, что в этот раз он надел перчатки. На полу под картонным быком валяются стрелы, упорно не расколовшиеся до основания. - Где ты, чёрт возьми, шлялся? – спрашивает Клинт, сытый по горло его исчезновениями. Сначала они с Коулсоном находятся в чем-то вроде гармонии, а потом от того ни весточки днями, неделями, порой месяцами. - На задании в Юте, - отвечает куратор непринуждённо, уверенно приосанившись. – А потом пору дней потратил на разбор полётов. По моим отчётам возникли вопросы. - В смысле, ты знал о том, что Наташа появится и никому не сказал? – спрашивает Клинт, делая следующий выстрел. И вот - наконец-то! – раздаётся тот зловещий звук, когда одна стрела протаранивает другую. - Я сказал тебе. И когда Клинт фыркает, ведь ага, да прям, Коулсон добавляет: - Я не слишком волновался. Я ведь всегда вписывался за тех неудачников, которые на меня работали. В тебе же не ошибся, правда? Клинт не отвечает, лишь выпускает очередную стрелу. Каким-то образом подобные встречи входят в привычку. Учитывая всё то время, которое Клинт и Фил проводят на секретных операциях, трудно не начать привыкать. Они смотрят какую-то дрянь по ТВ в мотелях и оперативных квартирах, заказывают всё более и более сомнительную еду, и узнают друг друга ближе. Но всё всегда обрывается в штаб-квартире Щ.И.Т-а, святыне, когда Коулсон уединяется для того, как там он проводит свободное время, а Клинту, если его не пытает водой и не сечёт, тренируя, Хилл, остаётся слоняться по коридорам и потолкам. Но всё равно им есть, когда встречаться, ведь двое хороших знакомых обедают в одно и то же время. Клинт высмеивает любовь Коулсона к кислой капусте. В ответ получает угрозу удара электрошоком. Клинт никогда не был так близок к дружбе, как сейчас. Но сейчас, благодаря Наташе, Клинт оказывается в тире во всё более необычное время, скрываясь от всех, кто может знать, может спросить, может взглянуть на него с жалостью или страхом. Коулсон тоже здесь в девяти случаях из десяти, сняв пиджак, закатав рукава, такой же усталый. В последнее время, на первом плане одни лишь вопросы. Лишь люди, желающие знать, что было в тот год, когда Клинту казалось, он любит, а Наташа дала ему поверить в эту ложь. Коулсону приходилось ещё труднее, ведь он годами утаивал информацию, доверяя Наташе самой решать, как действовать дальше. И, наверное, порою думал, что совершил ошибку, оставляя себе лишь единственный оставшийся путь – путь вниз. Клинт вспоминает о той провальной операции по перевозке заключённого, думает, что если и были сомнения, то именно тогда, когда доказательством измены служили трупы двенадцати хороших агентов. Он жил слишком беспечно, слишком отчаянно, чтобы понять, каково пришлось Коулсону долго в этой неизвестности. В общем, так они и встречаются в необычное время: Клинт со своим арбалетом, Коулсон с пушкой, и тренируются, ведь сейчас это чуть ли не единственное, что он способны контролировать. Встречи в тире перерастают в просто встречи. Коулсон, как оказалось, хранит на дне стола бутылку бурбона, и, похоже, получает повышение, раз теперь в его офисе четыре непроницаемые стены и два маленьких окошка. - Не думал, что ты пьёшь крепкое, - размышляет Клинт, проверяя по привычке из окна окружающую обстановку. - У Фури такое чувство юмора, - объясняет Коулсон. – Вроде как на крайний случай. - Значит, я твой крайний случай? – шутит Клинт. Коулсон улыбается своей маленькой улыбочкой, когда собираются морщинки около глаз и уголки рта слегка приподнимаются: - Я не против. И Клинт, теперь не зная, что делать, вроде как начинает скучает по тому прежнему засранцу в костюме, который выражался не так ясно. В затишье они, когда уже не ночь, но ещё не утро, пьют на крыше - У тебя нет проблем из-за Наташи? - спрашивает Клинт. Они с Коулсоном проводят много времени вместе, но никогда не разговаривают. Особенно о таком. - Пока она хорошо справляется с разведкой, - вздыхает Коулсон. – И теперь в руке у меня целых два джокера. А наши «шишки» пока не решили, хорошо это или плохо. - Если тебя уволят, всегда можно организовать музыкальную группу. «Коулсон и Джокеры». Фил смеётся: - Неплохо. Наташа будет петь. А ты? - О, в цирке я играл на кое-каких инструментах. В основном на гитаре. Немного на тамбурине. А что насчёт тебя, агент? Нервы за музыкальные инструменты не катят. - Кто, я? – спрашивает Коулсон. – Могу сыграть на неисправной гармонике. И Клинт смеётся, не зная, серьёзно тот говорит или нет. Но не важно, главное - давненько он себя так хорошо не чувствовал. Утром Фури устраивает собрание. Коулсон и Наташа сидят напротив друг друга, и Клинт чувствует себя собакой, которой нужно выбрать любимого хозяина. Конечно же, это Фил, даже не стоит сомневаться. - Похоже, до сегодняшнего дня вы трое говорили только правду, - произносит Фури сурово и довольно. – Агент Романова прошла все наши тесты, так что пора опробовать в действии нашу новую команду отщепенцев. Вам, Коулсон, поручается за ними следить, а вам, – он смотрит то на Клинта, то на Наташу, - во-первых, докладывать обо всём, а во вторых, не гнаться за химерами только лишь из-за дурацкого предположения о появившемся у нас предателе. Наташа отворачивается от него, присмирев, и шёпотом соглашается. Коулсон делает пометки в блокноте и говорит: «Да, сэр» будто от чистого сердца. Клинт самодоволен, но ещё и немного обижен, что несмотря ни на что, опять вместе с Наташей и всеми её прошлыми промахами, так что когда он кивает: «Да, сэр, да» если не с искренним энтузиазмом, но с чем-то очень похожим. Щ.И.Т отправляет их в Хальдерберг подчистить хвосты. - Что ж, крещение огнём, да, Бартон? – спрашивает Коулсон и надевает солнцезащитные очки на нос. Клинт ухмыляется, обнажая зубы: - Нет, сэр. Всё как в старые добрые времена. Наташа, понимая, что ему нужно время, не разговаривает с ним с тех самых пор, как прокралась к нему в комнату. Теперь же они на задании, но Клинт ей не верит. Не волнуется, конечно, что она сбежит, зная, Наташа вернулась навсегда. Но вспоминает тот год до Щ.И.Т.-а, когда важней неё в его жизни ничего не было, и он последовал бы за ней на край Земли, он и в самом деле последовал за ней на край Земли. И Наташа позволила, даже глазом не моргнув. Ночью на полигоне, за день до того, как они отплыли, Коулсон сказал, она волнуется за него, пускай и по-своему. Это понятно по тем отчётам, что Наташа писала перед тем, как исчезнуть с радара. Клинту, конечно, читать их нельзя. - Не твой уровень доступа, - вздыхает Коулсон на так и спрошенное разрешение. Клинт не верит Наташе, но он видел, как она сломала мужчине шею одним движением бёдер. Он знает, «Чёрная вдова» девушка молниеносно умна, молниеносно быстра и абсолютно смертоносна. Ещё Клинт знает, Коулсон, не смотря ни на что, всегда будет рядом. И пока этого достаточно. Удивительно, но в Германии всё идёт своим чередом. Клинт знает много о Наташе, но в основном ерунду, например, что она любит спать на левой стороне кровати и страдает от аллергии к персикам. И забывает, зациклившись на предательстве, как хорошо они работали в команде. И, по всей видимости, до сих пор хорошо работают. Наташа и Клинт знают друг друга, слабости, сильные стороны, и это словно как влюбиться опять. Когда после быстрой, опьяняющей атаки Коулсон говорит: «Дело сделано, Бартон, Романова», Клинт смеётся. Да, к подобной рутине легко привыкнуть. В Хейдельберге они добывают последнюю недостающую чась информации, которая необходима., чтобы обнаружить в Щ.И.Т-е шпиона – какого-то агента, с которым Клинт никогда не работал, - но дело даже не в этом. Фури, похоже, до чёртиков рад своей новой команде отщепенцев. Однажды с потолка Клинт слышит, как тот говорит: «Коулсон и Джокеры… В них, несомненно, что-то есть», a Хилл в ответ смеётся: «Ник, ты неисправим». В общем, Клинта, Наташу и Коулсона снова отправляют на задание, и ещё, и ещё. Процент успеха выполнения у них самый высокий, и трудно не начать гордиться. Клинт не был так популярен со времён своей прыщавой юности в цирке. Несмотря на Наташу, Клинт и Коулсон не изменяют своей привычке. Они ужинают там, где дешевле, а потом пишут докладные под телевизионные реалити-шоу. Клинт ненавидит эти отчёты, и, наверное, Коулсон уже тоже, но легче писать вместе, так рапорты выходят честнее, и это трудно недооценить. Наташа обычно в такие моменты старается не мешать, понимая, где её место. Да и вообще, Клинт видел, как однажды она завтракала с Коулсоном, напрягшись и положив между ними журнал со сканвордами. Так что, похоже, им тоже есть, что утрясти. Но Наташа с Филом, по крайней мере, пытаются. И Клинт понимает, ему тоже не помешало бы. - Я тогда тебе не лгала, - однажды ночью говорит Наташа, встречая его в одном из коридоров казармы. - Насчёт чего? – спрашивает Клинт, потому что не разговаривал с ней с прошлой недели, когда они анализировали их промахи на последнем задании. Наташа не улыбается (это она делает лишь когда что-то задумала), лишь взгляд смягчается, и она наклоняет голову вбок: - Ты хорошо выглядишь, Клинт. Ты тут счастлив. Клинт пожимает плечами, ведь да, она права: - И я всё равно не скажу тебе спасибо. Наташа в ответ смеётся, и Клинт понимает, ей тоже здесь хорошо. - Другого я и не ожидала. *** Потихоньку напряжение между ними ослабевает. На заданиях они всегда работают сообща, иначе смерть, и привычка берёт своё. В штабе Щ.И.Т-а всё сначала не очень. Хотя им обоих, похоже, дышится легче, и они сызнова знакомятся друг с другом. Начинают в самом деле понимать, кто такие Клинт Бартон и Наташа Романова, отметя в сторону ложь и притворство. Если честно, Клинту эта Наташа нравится больше, чем прошлая. Он считает, она воплощение самой красоты, но вспоминает, у всякой розы есть шипы, и если уж сравнивать с цветами, то тут больше бы подошёл смертоносный олеандр. Коулсон находит Клинта на крыше, когда тот болтает ногами, сидя на краю, и думает, как выживет, если когда-нибудь придётся отсюда прыгать. По засекреченным причинам Фил не показывался неделю. Клинту с Наташей назначили нового куратора. Знакомая песня, но всё такая же неприятная, как и раньше. Не суть дела важно, конечно, но втроём они были силой, с которой нужно считаться, и Щ.И.Т это знал. - Ты с агентом Романовой, похоже, вновь подружился, - говорит Коулсон, держа в руке бутылку бурбона. Уже давно ясно, что он, вопреки всем своим дизайнерским костюмам, обожает дешёвую еду, а дешёвую выпивку – ещё больше. Фил прав, конечно: Клинт и Наташа тренируются вместе, едят вместе, не лезут в личное пространство друг друга. Остальные агенты боятся их, но то и понятно. Он и Наташа – они оба слегка не в себе. У них обоих тёмное прошлое. Поэтому, вместо того, чтобы снова возводить мосты, Клинт просто смеётся, когда во время тренировки под неусыпным оком остальных агентов, Наташа прижимает его у полу. Он говорит: «Ты жалеешь меня, что ли?», прекрасно зная, что это не так. Но мир между ними по-прежнему шаток, так что Клинт не отвечает на вопрос: - Что у тебя с этим бурбоном, а? Всегда думал, ты предпочитаешь больше скотч. Коулсон сидит рядом, тоже болтает ногами, ни следа страха в лице: - Можешь поверить, что я вырос в Кентуки? Клинт знает, досье его куратора по большей части - огромный тёмный кусок цензуры с невысоким уровнем доступа, до которого всё равно трудно дотянуться. Но ещё знает, Коулсон, скорее всего, говорит правду, впуская в свою жизнь ещё чуть дальше. Так что Клинт отвечает: - Только если ты поверишь, что мой первый поцелуй был с бородатой женщиной. Коулсон смотрит на него, выжидающе изогнув брови, так что приходится пояснить. - С мадам Элени. Ещё она глотала шпаги. - Ты был смелым ребёнком, - вот и всё, что выжимает из себя Коулсон, всё таки делая глоток. Клинт забирает бутылку из его рук: - Живём ведь только раз! Коулсон вроде как фыркает в знак согласия, но ничего не говорит. Так они и сидят в молчании, передавая бутылку друг другу, и Клинт уже думает не о том, как пережить падение, а о том, как хорошо, когда тебе всегда придут на помощь. А потом случается Боливия. Раньше Клинту казалось, он ненавидит Литву с её холодом больше всего на свете, но теперь, похоже, это место занимает Боливия. В той части СССР, по крайней мере, Коулсон был так же весел, как и всегда, заставляя его долгими зимними вечерами слушать Эллу Фитцжеральд и Братьев Стенли. И теперь, вспоминая Литву, даже можно улыбнуться. В Боливии же Коулсон чуть не отправляется на тот свет. Так часто бывает, учитывая особенности их работы, но на этот раз всё по другому, на этот раз, когда Коулсон говорит: «Оставайся на позиции, Бартон», и: «Если я не вернусь в течение двенадцати часов, придерживайся плана. Это приказ», всё действительно серьёзно. Клинт, как обычно, не слушается приказаний, этой чуши, ведь последнее, что раздаётся в наушнике - сдавленный крик боли. И Клинт знает Коулсона. Знает, когда беда настоящая, а когда нет. И, прежде чем может до него добраться, убивает пятерых не моргнув и глазом. - Мой первый поцелуй был с Мартином Шипманом, - говорит Фил, губы бледны, глаза потускнели, и…нет, ещё не время, сукин ты сын. – Хотя он не умел глотать шпаги. Клинт смеётся как-то булькающе, полузадушено, даже для себя, и срывает с него одежду, стараясь определить, где ранение: - Вы заслуживаете кого-то получше парня с именем Мартин, сэр. У Коулсона кровь течёт из живота, из бедра, и не понятно, поспеет ли помощь вовремя. Но нужно не дать ему потерять сознание, ведь как же хочется вновь увидеть его улыбку. Ведь Коулсон ещё не сделал всего того, что мог бы сделать. - Глотать мечи сейчас не обязательно, ими всё равно никто не пользуется с самого средневековья. - Да, не так, как арбалетом, - кашляет Коулсон, и в его глазах что-то вспыхивает, тёмное, словно где-то в глубине, но это лучше, чем ничего. - Да, сэр, не так, как арбалетом, - соглашается Клинт. Всё обойдётся. Щ.И.Т прибывает вовремя, и Клинт не знает, злиться ли ему или испытывать благодарность, так что он позволяет Наташе запихнуть себя в вертолёт, подальше от медиков, подальше от сбивчивого дыхания Коулсона. - Он выкарабкается, - уверяет его Наташа, как только они остаются одни. Она заводит его в уборную и смывает кровь с его лица, с рук. Клинту хочется верить, хочется до охуения, поэтому он успокаивает дыхание, не мешает Наташе. А всю следующую неделю проводит в палате интенсивного отделения, сидя рядом с Коулсоном. - Тебе нечем заняться? – спрашивает Фил первым делом, как только приходит в себя. Клинт пожимает плечами: - На работе праздник. Босс нарвался на пулю. И Коулсон улыбается той маленькой, только ему присущей улыбкой: - Везёт тебе. Когда Коулсон засыпает, в палату заглядывает Хилл: - Врачи говорят, он идёт на поправку. Если желаешь, могу отправить его домой под твою ответственность. На последней фразе Клинт застопорился: - Под мою? - Слушай, у меня нет времени, чтобы обсуждать твои чувства, Бартон, но ты проводишь с ним всё свободное время, а всем новичкам кажется, не только Романова твой партнёр, но и Фил тоже, - она пихает бумаги ему в руки. - Меня это в любом случае не волнует. В общем, подписывай. Или нет. И уходит прежде, чем он успевает возразить. Коулсон говорит: «Ты не обязан», когда узнаёт об этом. Клинт лишь одаряет его взглядом. - Но я всё равно не откажусь. Хотя и очень надеюсь, у вас есть ещё какие-то диски, кроме как с «Супер-Няней», сэр. Коулсон смотрит на него, лицо всё ещё бледновато, но уже не так сильно, как когда он был на краю могилы. Раньше Клинт считал, его куратор всегда невозмутимым и непоколебим. Сейчас он тоже так считает, хотя теперь-то знает, Коулсон любит кислую капусту, блюграсс, хорошо скроенные костюмы и шерстяные свитера. Как и то, что Фил так недосягаем лишь потому, что по большому счёту одинок так же, как и Клинт. Вокруг лишь люди, которым не всё равно, которым приходится доверять собственную жизнь, но никому нельзя доверить ни собственное сердце, ни секреты. Но Клинт знает кое-какие секреты своего куратора, которые трудно утаить из-за слишком маленькой явочной квартиры и расцветающей дружбы, поэтому не слишком удивляется, когда тот говорит: - Ладно, можешь звать меня Фил. Не хочу, чтобы соседи решили, будто фамилия для мнея фетиш. ДВД оказывается сплошником набит «Супер-няней», а холодильник - дешёвым пивом и едой на вынос, но Клинт не против. Коулсон большую часть дня проводит в кровати или на диване, спит, либо смотрит телик, либо проверяет почту. Клинт почти-что устраивает пожар, пытаясь приготовить куриный суп с лапшой. Всё почти, как на одном из их заданий, только тут тепло, есть кабельное, а Фил говорит что-то вроде: «Если сожжёшь квартиру, Клинт, я прикажу тебя убрать». - Но Филипп, я провёл весь день, стараясь что-нибудь для тебя приготовить. Коулсон лишь изгибает брови и начинает печатать, зловеще и официально, так что приходится выключить огонь и включить отдушку. Когда Клинт возвращается на работу, Наташа спрашивает: «Повеселился в лагере Коулсона?», а Хилл бурчит: «Прекрати брать отгулы, Бартон». Фури изрекает: «Я определил вас в команду Мстителей. Притворитесь благодарным. Ситвел говорит: «Это ничего не меняет, Бартон». Клинт велит им отвалить, всем, кроме Фури, которому достаётся «сэр» - единственный способ послать главу Щ.И.Т-а и не отправится в расход. - Я тушу мясо, - просто говорит Коулсон. Клинт улыбается: - Вернусь за выжившим. То, что Клинт так и остаётся на диване Коулсона, оказывается очередной привычкой. Ведь тут лучше, чем в тех будках, что Щ.И.Т выдаёт за жильё, и вместе они умудряются сварганить нечто отдалённо похожее на ужин. (Из-за этого Наташа всё никак не может успокоиться, но Клинту без разницы. Он лишь рад, что перемирие между ними позволяет доставать друг друга. Так или иначе, но Клинт говорит, как толстит её этот облегающий комбинезон, и благодаря своей насмешке утыкается лицом в пол. Но оно того стоило.) Потом начинается шумиха насчёт Тони Старка и Железного человека, отчего Коулсон явно расстроен, а Фури выходит на тропу войны и за закрытыми дверями, не переставая, совещается с МЦБ. Клинту лишь говорят, создаётся команда, но пока неизвестно, кто в ней, и что случится с их действенным и сплочённым трио. После Тони Старка, которого даже Клинт считает чересчур самовлюблённым, появляется Тор. После Тора – Халк и Капитан Америка и Локи и конец света маячит поблизости. Фури зовёт их «Мстителями», Баннер – «бомбой замедленного действия», а Стив и Тони заняты, пожирая друг друга глазами, поэтому им не до разговоров. В конце концов, Бартон, Романова и Коулсон снова вместе, но до болезненного ясно, всё вскоре может измениться. Ведь Клинт лишь человек в команде полубогов и супер-солдатов, и его промах может стать причиной смерти грёбанного Капитана Америки. И кроме того, теперь их враги - супер-злодеи, а не просто ГИДРА и её эгоизм, и он, как никогда за прошедшие годы, чувствует себя донельзя уязвимым. Порой они с Коулсоном всё так же пьют на крыше, но теперь, глядя вниз, видят те шрамы города, который они почти что не спасли. - Не волнуйся о них, - говорит внезапно Фил. – В этом и суть, в команде все прикрывают задницы друг другу. - Говорят, у меня проблемы с подчинением. Тот психолог много ещё чего говорил, даже пытался под псевдонимом книгу о нём выпустить. Фури, естественно, не купился. - Но зато на тебя можно положиться, - отвечает Коулсон честно, не таясь, так, как обычно бывает, когда он в неофициальном настроении. Клинт чувствует, как что-то звенит в груди, что-то, скрываемое годами, которое нужно сказать либо сейчас, либо уже никогда: - Ты – единственный человек, которому я когда-либо мог довериться. Коулсон вновь улыбается той маленькой улыбкой, которая, как понимает Клинт, предназначена лишь для него: - Я работаю с тобой не только потому, что ты меткий стрелок, знаешь ли. Клинт смеётся, откидывает голову назад, вот тогда Фил целует его, и в мире нет ничего более естественного. Секс с Коулсоном не похож ни на какой другой. Клинт верит Филу. Знает так, как никого раньше, видел его чуть ли не во всех состояниях души. Они живут одним домом уже долго, и интересно, неужели нельзя было додуматься до этого раньше? Клинт трахает Коулсона на диване, гадая, почему всё, что они делали прежде, так это нажирались перед телевизором. Наверное, говорит даже в слух, потому что Фил смеётся: «Заткнись… Жёстче», и все мысли куда-то улитучиваются. Ничего, в сущности, не меняется, да Клинт и не ждёт. Коулсон спит на правой стороне кровати, а утром, не задумываясь, целует Клинта в челюсть, в плечо, пока ждёт, когда сварится кофе. Запрещает называть себя ласкательными именами, не прекращает поглощать кислую капусту так, будто от этого зависит его жизнь. Наташа говорит: «Самое, мать вашу, время», и добавляет: «Надеюсь, я буду шафером Коулсона, а не твоим. Это было бы странно, учитывая, что бы с тобой спали вместе», и потому Клинт знает, всё в порядке. Легко понять, оглянувшись назад, что их отношения, развиваясь годами, неминуемо бы вылились в это. Наташа – жёсткая, быстрая, опасная, мужчины и женщины до неё почти ничем не отличались. Но Коулсон – сама сталь, и он знает секреты Клинта, видит в Клинте лишь его самого. Клинт любил многих, но никого так же сильно, как Фила Коулсона. Тот всегда честен, предан, являясь той постоянной, которую просто так не отвергнешь. Даже если Мстители облажаются, даже если Локи вернётся и сожжёт этот мир до самого основания, по крайней мере, Коулсон, безо всяких вопросов, всегда будет рядом. И честное слово, Клинту большего не нужно.