***
Ей не было и шестнадцати. В нашу первую встречу меня пленили алые косы Её, словно ликорис вплетался в эти волосы распростёртым заревом. Но Она гасла, потухала едва живая искорка девочки, и вовсе не горящая в цвету русоволосой нимфы Рейчел. Трепещущая огненная пташка, бледные щёки сливались с локонами, а раскосые карие глаза бегали, как языки пламени в то утро. Тонкий стан был надломленно сгорблен, стушевалась в первые секунды. Она кусала губы быстро и ошалело, заламывала тонкие пальцы, бившиеся в нервной дрожи. Стоило мне произнести приветствия, Она сорвалась с места. Бежала даже так, как не подобало леди, громко стуча каблуками, размахивая руками. Нет, я не влюбился тогда. Иначе быть не может.***
Ей минуло семнадцать лет. Визиты в поместье виконта вошли в приятную привычку, а пение птиц в пышных, благоухающих садах сливалось в реквием по одинокому сердцу. Синеглазая прелестница робко брала меня под руку, нашёптывала глупости, приторной сладостью разливавшиеся внутри. Она предпочитала чтение прогулкам, астма приковывала к постели нередко, несомненно, Рей было, чем поделиться со мной. Стоял душный летний полдень, я явился навестить нимфу, а застал её, огненную бестию. Наваждение. Косы, запрятанные под шляпкой, стали моим наваждением. Мною двигала губительная сила, дикое желание дотронуться до них, пропустить меж пальцев, я подумал тогда, должно быть, чудно перебирать их по волосу на солнце. Я признался, что очарован прелестью, венчавшей её голову. Убедился, как остра на язык эта рыжая ведьма. Я не любил её дерзость со мной. Иначе быть не может.***
Ей должно было исполнится восемнадцать, когда старшая сестра объявила о помолвке. Я чувствовал себя победителем на этом поприще, взял себе лучшее. Да, я был исполнен гордости, сжимая ладонь Рейчел в своей. Она вошла в залитый солнцем кабинет, и я не знал Её. Не могла быть та женщина Ей. Демон, суккуб, ведьма, сомнений не было. Фигуру красавицы подчёркивало алое платье, той талии не требовался тесный корсет. Полная грудь вздымалась мерно и плавно, не могла Она быть столь царственно спокойной. Сердце взволновалось, стоило мне узнать след глухой боли, отразившийся в глазах рыжей. Но губы, и те выкрашенные в вульгарный красный цвет. На них цвела улыбка искушённой женщины, не птенчика, отвергнутого мной. Отвергли меня. Иначе быть не может.***
Ей было двадцать. Она скользила по дому тихой тенью в моём присутствии. Непростительно заблуждалась, что не рушила сестринского счастья. Кружила моего маленького сына на руках, смеялась громко. Меня охватывала безудержная паника, когда Она проходила мимо. Я похвально долго держал марку, сжимал до побеления костяшек кулаки, жадно вдыхал её запах так, что Она не замечала. Делала вид, что не замечала. Эта бестия заявилась в мой кабинет поздней ночью. Я был невозможно груб, алчен, наматывал на кулак волосы-ликорисы, брал вожделенное тело сзади, задрав юбки, на письменном столе. Она стонала, теряла голос, захлёбывалась в безумном наслаждении. Ушла, не проронив и слова. Красноречивы были Её тёплые глаза, наполнившиеся слезами. Я жалел, что ночь та была единственной. Иначе быть не может.***
Она была слишком молода. Я убил бы Её супруга своими руками, не сдохла бы паскуда раньше. Она потеряла своё дитя. Трепетно мечтала о его рождении незадолго до трагедии. Судьба всегда была несправедлива к Её мечтам, рок злоупотреблял Её желаниями, милосердный Боже не слышал Её молитв. Я рвал, метал, истошно и гулко драл глотку внутри своего грязного естества. В воспалённом мозгу жаждал разбить всё бытие на тающие осколки, растерзать на клочья воспетую Мадонну, чтобы принести к Её ногам. Но я прятался за стеной, воздвигнутой мною же, она была крепче, твёрже металла моего сердца. Трусливо скрывался от Неё и своего душераздирающего сумасшествия за бастионом взаимного несчастья. Плоть моя, казалось, иссохнет от душащих слёз. Я остался последним отголоском живой реальности, которую Она ведала. Я не пришёл к Ней. Иначе быть не может.***
Она была женщиной. Такой, какой не была ни одна мною встреченная. Время едва тронуло Её черты, будто сокрушаясь перед силой духа. Облачённая в алый, Она пришла ко мне. Возложила цветы. Смахнула с пыльного надгробия ветошь. Она стояла долго, невидящими, пустыми глазами смотрела куда-то в голубую высь. На смену вечеру пришла ночь, она закрыла глаза и пообещала вернуться. Уходя, леди вслушивалась в мелодию ветра и шуршание листьев под ногами. Ответ не мог быть услышанным. Но я буду ждать тебя, Анжи. Иначе быть не может.