Работа и хобби

К трем часам ночи в баре стало совсем спокойно и тихо. Ушла буйная компания, отмечавшая какое-то корпоративное событие. Растворились в ночи трое патлатых здоровяков в мотоциклетных куртках. Пошатываясь, удалилась очень пьяная и очень несчастная дамочка, и в помещении осталось всего четверо полуночников: пожилой мужчина, сгорбившийся за столиком в углу над бутылкой виски, молодой человек с модным коктейлем и еще двое посетителей у стойки. Старик приходил сюда часто, бармен Смит хорошо его знал. Он будет сидеть всю ночь, прикладываясь время от времени к бутылке, сверлить стену тяжелым взглядом и иногда вздыхать. На рассвете он поднимется и уйдет навстречу новому дню четким строевым шагом, словно в его желудке не плещется впечатляющая доза алкоголя. Юноша с коктейлем был Смиту не знаком, но, очевидно, никаких проблем с ним возникнуть не могло. Он был бледен, мрачен, погружен в себя и пару раз, кажется, даже смахнул непрошеную слезу. Коктейль, судя по скорости, с которой юноша его поглощал, ему не нравился. Смит предположил, что молодой человек поссорился с родителями, ушел из дома и теперь не знает, куда себя деть до утра. Один из сидевших у стойки был Гоблин, преуспевающий наемник и частый посетитель этого заведения. Что же касается его собутыльника, Смит был абсолютно уверен, что видит его впервые в жизни, и причиной этой уверенности была отнюдь не профессиональная память на лица. Нет, никакой профессиональной памяти здесь не требовалось: достаточно было однажды взглянуть на это нарисованное сценическим гримом лицо клоуна-маньяка, и вам бы уже никогда не удалось его забыть. Гоблин, хотя сидел здесь уже давно и успел изрядно накачаться спиртным, не вызывал у бармена беспокойства: несмотря на достаточно жуткую репутацию, наемник, насколько Смит успел его узнать, в быту был достаточно мирным человеком и не прибегал к насилию, если только это насилие не было кем-то оплачено. Совсем иначе обстояло дело с его собутыльником. Чутье, которое рано или поздно проявляется у всякого бармена ночного клуба, подсказывало Смиту, что пугающий клоун обладает такой же тягой к разрушению, как пороховая бочка с запаленным фитилем. Вопрос лишь в том, когда метафорический бикфордов шнур прогорит до конца - и хорошо бы это случилось уже за стенами бара. Пока, во всяком случае, клоун вел себя тихо. Он появился около получаса назад, заказал пиво, подсел к Гоблину, и между ними завязался разговор. Вид у клоуна, вопреки ярко-красной улыбке, был какой-то подавленный. До сих пор Смит был занят, обслуживая других клиентов, но сейчас, когда наступило затишье, он воспользовался моментом, чтобы узнать, о чем же так мило беседуют два представителя темной стороны города (в том, что клоун - тоже представитель темной стороны, у него сомнений не было). Сделав вид, что увлечен протиранием бутылок на полках, Смит придвинулся поближе к собеседникам и напряг слух. - ... Такие дела, - услышал он хрипловатый голос клоуна. - На лице моем улыбка, но внутри все просто плачет от боли, можешь мне поверить. Я ведь люблю убивать! Люблю вселять ужас! Люблю сеять вокруг Хаос! В рот мне ноги, да что может быть лучше, чем сеять вокруг Хаос?! Но сейчас я чувствую, что все это... все как будто падает в пустоту. Я больше не получаю удовольствия. Взрывы, кровь, паника, кишки наружу - и ничего не радует. Я словно... устал. Вот с тобой так было? Ты уставал когда-нибудь сеять Хаос, а? - Сеять Хаос, - рассудительно отвечал Гоблин, - это моя профессия, и я ее, разумеется, люблю, иначе бы занялся чем-нибудь другим. Но нельзя замыкаться только на профессии. Твоя ошибка, я считаю, в том, что ты выбрал только одно любимое дело и занимаешься им как проклятый. Так что угодно может надоесть. В любимых делах тоже нужно разнообразие. - Типа хобби? - Ну да. - И что, у тебя есть хобби? - Я люблю кормить уток в городском парке. Смит при этих словах едва не уронил бутылку дорогого коньяка. На клоуна признание Гоблина тоже, видимо, произвело сильное впечатление, потому что он переспросил: - Кого? - Уток, - повторил Гоблин. - Это такие водоплавающие птицы, они крякают... - Я понял, понял. - Ну вот, они водоплавают в парковом пруду, а я их кормлю. Очень приятно. Можешь как-нибудь попробовать. Некоторое время клоун молчал. Чело его было задумчиво нахмурено - должно быть, он представлял себе эту пасторальную картину. - Не думаю, что мне понравится, - сказал он наконец. - Утки - это как-то слишком пресно. Я люблю, чтобы все взрывалось, корчилось, горело: пыдыщ! пыдыщ! А утки - разве они могут сделать хороший "пыдыщ"? - Ну, - Гоблин задумчиво посмотрел на свет сквозь свой стакан, - это смотря чем их накормить. Вновь ненадолго повисла тишина. Затем лицо клоуна разгладилось, в глазах зажегся вдохновенный огонь. - О! - произнес он. - Значит, все дело в подходе, так? - Ну да. - О! - сказал клоун еще раз. И резко вскочил на ноги. - Ты мне здорово помог, приятель! Спасибо! Просто снова хочется жить! - На здоровье, - равнодушно ответил Гоблин и отсалютовал опустевшим стаканом. Уходя, клоун слегка пританцовывал от избытка положительных эмоций. Гоблин знаком попросил повторить. Смит принес ему новый стакан и осмелился заметить, что клиента как будто что-то расстроило. - Да, - сказал Гоблин и посмотрел на дверь, только что захлопнувшуюся за повеселевшим клоуном. - Мне и правда что-то стало грустно. - Это ваш собеседник вас огорчил? - рискнул предположить Смит. - А? Нет, это не он, - ответил Гоблин рассеянно. - На самом деле я расстроился из-за уток. - Из-за уток, сэр? - уточнил Смит после некоторой паузы. - Да, из-за уток, - сказал Гоблин с грустью. - Что-то мне подсказывает, что скоро для уток наступят трудные времена.