Разговор не по душам

Пушка выстрелила, и армия Урфина Джюса в ужасе бросилась врассыпную. Сам генерал мчался быстрее всех, не разбирая дороги и прикрывая руками свою полированную голову: ведь он теперь знал, что такое огонь! Мигуны воспользовались паникой противника и кинулись ловить бросивших оружие дуболомов. Каждого дуболома мигуны аккуратно связывали по рукам и ногам и складывали в поленницу. Началась неразбериха. По полю пробегали из конца в конец растерявшиеся дуболомы, их встречали поднятыми вилами и тыкали горящими факелами. Единственная сторона, где не было огня, – невысокий холмик, где стояли Чарли Блек и несколько расторопных подмастерьев Лестара, которых одноногий моряк научил бросать лассо. Как заправские загонщики, они дожидались очередного дуболома, накидывали на него несколько веревок и длинными палками с крюками валили на землю, где на него уже набрасывались мигуны, связывали и оттаскивали за холм. Увидев, что сражение проиграно, а армии подходит конец, Урфин Джюс решил спасаться бегством. Он резко натянул поводья, разворачивая медведя: – Топотун! Быстрее назад, в Изумрудный город! – крикнул он, но в эту минуту Чарли Блек бросил лассо и петля прочно захлестнула туловище бывшего короля. Не удержавшись в седле, Джюс кубарем покатился по земле, а Топотун, сразу потеряв воинственный пыл, стал на задние лапы и смиренно ждал, пока к нему подойдут мигуны. Тем временем, Урфин быстро вскочил на ноги, пытаясь выпутаться из петли или, хотя бы, достать из ножен саблю. Выставив вперед вилы и ножи, к нему бежали мигуны. Затравленно озираясь, Урфин смотрел на приближающуюся толпу. - Стойте, тысяча чертей! - раздался голос великана- из-за гор. Мигуны окружили Джюса, выставив вперед вилы, не позволяя бывшему диктатору выйти из плотного круга. Чарли приблизился к Урфину, мигуны расступились, пропуская его вперед. Моряк вошел в круг, ожидая увидеть злого волшебника. И, удивленный, остановился. Перед ним стоял обычный человек, более высоко роста, чем жители фиолетовой страны. Он больше напоминал плотно сбитого подростка лет восемнадцати, и если бы не взрослое выражение лица и твердый взгляд, Чарли не за что бы ни сказал, что перед ним взрослый человек, который смог завоевать три страны. – Эх, приятель, сколько добра ты мог сделать со своим порошком! – сказал Блек. Урфин злобно смотрел на него и молчал. Блек затянул петлю лассо покрепче, вытащил из-за пояса Урфина саблю, и убедившись, что узурпатор теперь безоружен, повернулся к нему спиной. - Победа! - Победа! Победа! – понеслось по рядам храбрых мигунов и фермеров, пришедших на поле стражения. - Победа! – понесли птицы во все уголки Волшебнойстраны. Мигуны и жители Изумрудной страны обнимались, поздравляли друг друга, плясали, пели песни. Завидев Страшилу, горожане и фермеры бросились к нему, схватили, подняли на руках высоко над толпой. Загремели приветственные возгласы: – Да здравствует наш правитель, Страшила Мудрый! Слава правителю Изумрудного города! И Страшила Мудрый, крепко держа в руке трость, гордо раскланивался во все стороны. Он был в новом костюме, мигуны сделали ему новую широкополую шляпу с золотыми бубенчиками и правитель Изумрудного города предстал перед своими подданными в полном параде. Так же горячо, как и Страшилу, чествовали Железного Дровосека. Все знали, что он по первому зову явился на помощь к другу и мужественно переносил с ним тяготы тюремного заключения, что он, не жалея себя, дрался с солдатами Энкина Фледа и освободил страну мигунов. И, наконец, он был такой неотразимо блестящий в сверкающей воронке, со сверкающей золотой масленкой у пояса, со сверкающим золотым топором… Его попробовали тоже поднять, но это оказалось не под силу. И Дровосек шел, улыбаясь и кланяясь, среди шумных обитателей Изумрудной страны, старавшихся протиснуться к нему поближе и хоть пальцем дотронуться до его блестящего тела. Особенно восторженные толпы теснились вокруг Элли, сидевшей на спине Льва. Все знали, что эта девочка из-за высоких гор и великой пустыни – фея, которая во второй раз явилась в их страну и не одна, а с дядей Чарли, моряком. Жители Волшебной страны не знали кто такие моряки, потому что у них не было морей, но они составили о моряках лучшее мнение по тому единственному их представителю, который так самоотверженно боролся против коварного Урфина Джюса. Людям все нравилось в Чарли Блеке: и его огромный рост, и загорелое лицо со смелыми, широко расставленными глазами, и добрая улыбка, и даже деревянная нога, вид которой привел их впрочем, к ошибочному убеждению, что моряки – это люди с одной деревянной ногой. Элли и Чарли Блека, шедшего рядом с ней, забрасывали цветами, им жали руки, женщины обнимали и целовали Элли, ничуть не боясь смелого Льва. Смелому Льву тоже досталась своя доля поздравлений и приветствий. Всем было известно, что он бросил свое лесное царство и по зову Элли совершил длинное путешествие в страну жевунов, а по дороге чудом спасся от страшных саблезубых тигров и он наравне с Элли и Чарли Блеком принимал большое участие в освобождении Страшилы и Железного Дровосека из тюремной башни. Крохотные девочки шли рядом со смелым Львом, вынимали из своих косичек ленточки и вплетали их в большую львиную гриву, так что она в свою очередь превратилась в тысячу косичек. Народ чествовал Дина Гиора, Фараманта, Лестара. Вспоминали как Дин Гиор и Фарамант храбро защищали ворота Изумрудного города против дуболомов Урфина Джюса, как маленький Лестар бросился под ноги свирепому капралу Эльведу, спасая от смерти Элли и ее друзей… Но едва ли не самые большие похвалы пришлось выслушать Кагги-Карр. Ведь это она в прошлом году подала Страшиле мысль добыть мозги, без чего Изумрудный город не имел бы такого удивительного единственного в мире правителя, набитого соломой. Это Кагги-Карр с великими опасностями совершила путешествие через горы и пустыню в никому неведомый Канзас за Элли и ее дядей, которые одни лишь могли сокрушить злодея Урфина Джюса. Чествовали и Тотошку, потому что он совершил… Нет, он не совершил никаких подвигов, но он так любил свою маленькую хозяйку, так беззаветно готов был идти за нее на любые опасности, что, конечно, заслужил свою долю ласки и похвал. Его передавали из рук в руки, им восхищались, гладили его мягкую шерстку и умные черные глаза Тотошки горели торжеством. Он ворчал про себя: – Посмотрел бы на меня сейчас хвастунишка Гектор… Ручаюсь, ему никогда не дожить до таких почестей! До вечера продолжалось народное гулянье, песни, пляски, игры. А вечером мигуны отправились на родину. Железный Дровосек не пошел с мигунами. Он решил провести с Элли то время которая она еще пробудет в Волшебной стране. Горожане и фермеры Изумрудной страны переночевали на поле и утром веселой толпой двинулись обратно. Они вели обезоруженных деревянных солдат и полицейских. Урфин Джюс шел один: никто не хотел быть стражей для бывшего диктатора, люди сторонились его и в этом кольце угрюмых лиц и ненавидящих взоров бывший диктатор чувствовал себя хуже, чем если бы его сразу посадили в темницу. Чарли то и дело оглядывался на Урфина, которого вели позади процессии: он ожидал, что ночь, проведенная посреди праздника, привязанным к дереву, и публичное шествие сломят Джюса. Но нет – Урфин по-прежнему спокойно смотрел вперед, на голову возвышаясь над толпой и особенно выделяясь среди простых фермерских одежд роскошным кожаным камзолом и рубашкой из тонкого батиста, пускай и порванной в нескольких местах. На щеке Урфина была ссадина, видимо, полученная во время пленения, в волосах запуталась трава, и, нерасчесанные, они снова непокорно торчали в разные стороны. Чарли все чаще одолевали сомнения – моряк недовольно хмурился и пытался придумать, как поступить лучше, но пока ни одной мысли в голову не приходило. В сторожке у ворот в Изумрудный город процессию встретил старый добрый знакомый. - Фарамант! – бросилась ему на шею Элли. - По приказу Великого Гудвина, я должен каждому из вас выдать зеленые очки, - тепло заулыбался верный Страж Ворот, - Вот ваши, милая Элли. Когда все надели очки, Фарамант распахнул ворота, и веселая толпа вступила в Изумрудный город. Прямо на площади перед воротами Чарли Блек с удивлением обнаружил несколько человечков, стоящих на коленях. - Кто это? - наклонился моряк к Фараманту. - Это предатели. Они служили Урфину, а теперь просят у горожан прощения. - Попроси подвести Урфина поближе. Джюса подтолкнули вперед, и он встал рядом с моряком. - Твои? – кивнул ему Блек. - Нет, - процедил сквозь зубы Урфин Джюс. – Перебежчики. Один из них должен был мне сказать, что у вас есть пушка. - Я это специально, о Великан из-за гор! – вперед на коленях выполз маленький и толстенький человечек. - Я специально ничего не говорил проклятому тирану, чтобы вы смогли победить его деревянную армию. - Я же говорил: не мои, - брезгливо скривился Урфин. - Мы потом разберемся с предателями, - громогласно провозглась Чарли. – Отведите их по домам и заприте, чтобы не сбежали. - Дядя, а Урфина куда? - спросила Элли. - А Урфина в башню, и туда, где стены потолще и замки покрепче. А то выдумает себя деревянные крылья, оживит, и улетит куда-нибудь. - Без инструментов крылья не сделать, - процедил Джюс, не сопротивляясь, дал себя увести. По дороге ему несколько раз больно досталось от метко пущенных камней, пару раз в спину попали чем-то мягким, видимо, помидором. Урфин молчал, сжимая зубы до скрежета, и только в глазах светилась бессильная ненависть. Его довели до башни, втолкнули в одну из камер и, заперев дверь - он слышал скрежет ключа в замке, - ушли. Наконец, он остался один. Его никто не видит, и можно больше не притворяться. Урфин зжал кулаки и закричал. Как он сейчас ненавидел их всех! Фею Элли и Великана, Страшилу, Дровосека, всех предателей, прихвостней и трусов, которые падали перед ним ниц. И своих тупых дуболомов, и себя самого за проигранную битву и за неумение разглядеть в Руфе Билане такую двойную подлость. Урфин ходил по камере взад-вперед, лихорадочно пытаясь сообразить, где именно он просчитался и после чего все пошло наперекосяк. Как ни крути, все начиналось с того, что ему стало тошно на троне Изумрудного города. - Надо было найти себе какое-нибудь дело… У меня же была такая библиотека… И изумруды оставить: на кой они мне сдались в сокровищнице. Праздник какой-нибудь устроить… А Страшилу и Дровосека сразу в подвал, с глаз долой. Урфин застонал, скинул камзол и повалился на дощатую кровать: он чувствовал себя диким зверем, попавшим в клетку. Его переполняли эмоции, мысли, желание действовать, а все, что было возможно, ходить от стены к стене. Это убивало его. К вечеру второго дня ключ в замке снова заскрипел, и, пригибаясь, чтобы не удариться о притолоку, в камеру вошел Великан из-за гор. Урфин лежал на кровати, положив руку под голову и смотрел в потолок. Увидев гостя, он неторопливо сел на кровати, потом встал. Разница в росте и так была весьма значительной, а Урфину не хотелось говорить с победителями снизу-вверх. Чарли снова был удивлен: за прошедшие сутки, на празднике по случаю освобождения Волшебной страны, он успел повидать и жителей Изумрудного города, и мигунов, и жевунов, и убедиться, что все они – милые и добрые люди, живущие насущными заботами и простыми радостями. Поговорив со Страшилой, он снова убедился, что Урфин Джюс - простой столяр. И тем удивительнее было то, что сейчас этот столяр, одетый по-королевски, стоит перед ним с достоинством и твердостью, которую Чарли видел только у людей, уверенных в своей правоте, мужественных и благородных. Тонкая батистовая рубашка истрепалась, а расшитый кожаный камзол короля и предводителя армии дуболомов брошенным лежал в ногах, на кровати. Но даже в таком виде Урфин Джюс не был жалок. - Я Чарли Блек, - представился моряк, решив начать разговор первым. - Вы пришли допрашивать меня? - Я пришел поговорить. - Я бы предложил вам сесть и чашку чая, - сыронизировал Урфин, - но, увы, у прислуги сегодня выходной, а мебель отдали в ремонт. Чарли заулыбался: ему нравились такие люди. - Зачем ты все это сделал? - Что именно? - Зачем тебе нужно было завоевывать Изумрудный город? Тебе же потом самому противно от всего было. Я поговорил со слугами во дворце: они все говорят, что ты был очень мрачен. - А у меня характер невеселый. - А твои бессонные ночи и брожения по дворцу? - Мне ночью лучше думается. - Ты даже напиваться начал! - Хотел к одной служанке пристать: не решался на трезвую голову. Чарли хмыкнул: этот парень за словом в карман не полезет. Моряк достал из кармана трубку, кисет, зажигалку, чиркнул и закурил. Убирая зажигалку в карман, промазал – и та полетела на солому, устилающую каменный пол. - Урфин, неужели ты не раскаиваешься? - А в чем мне раскаиваться?! – холодно процедил Джюс. – Я создал существ, которых никто не мог сделать в нашей стране. Я завоевал город, рассадил наместников, которые не мучили народ ни в Голубой стране, ни в Фиолетовой. Я не убил ни одного человека. Я даже Страшилу с Дровосеком отправил туда, где их обдувал ветер, и регулярно им предлагал быть друзьями! В чем мне раскаиваться?! В том, что я не простой фермер, предел мечтаний которого крупная тыква осенью и яблочный пирог зимой?! Чарли молча курил. После гневной тирады Джюс будто бы выдохся: он снова сжал губы и сел на кровать, откинувшись к стенке: - Они будут скоро судить меня, верно? - спокойно спросил он у моряка. - Завтра, - кивнул Чарли Блек. - Как я успел изучить законы Изумрудного города, меня должны отправить на рудники до конца жизни, - Урфин криво усмехнулся. – Если, конечно, Страшила Мудрый не придумает что-нибудь особенное. Ну что ж… Тридцать два года пожил под солнцем, и на том спасибо. - И неужели ты ни в чем не раскаиваешься?! - Я забыл сказать, Чарли Блек. Я еще мост через Большую реку построил, ты по нему проходить должен был. - Проходил. - Хороший мост. Я его долго высчитывал - простоит, пока дерево не сгниет. - Жаль, что с твоими руками и в твоем возрасте, лучшее, что пришло тебе в голову: создать армию и стать захватчиком. Джюс пожал плечами, словно соглашаясь с очевидным фактом. - Я не раскаиваюсь, - твердо сказал он. Блек сделал еще несколько попыток убедить Урфина в его неправоте, но каждый раз терпел неудачу: бывший столяр и узурпатор твердо стоял на своем. В конце концов, моряк ушел. Урфин перестал быть для него загадкой, непримиримой волей и деятельным характером он стал вызывать симпатию в моряке, который был, в общем-то, очень похожим человеком. И сколько себя помнил Чарли Блек, именно эти качества помогали ему во время морских приключений. - Рифы и мели! – ругался Чарли себе под нос, чтобы не пугать веселящихся жителей Изумрудного города. – Такой достойный парень, и пошел не в ту сторону. Сколько он сказал ему… Тысяча чертей, тридцать два года. Чарли Блек не выдержал и снова потянулся за трубкой. Да они ровесники! Он уже набил табак, потянулся за огоньком, а… зажигалки не было. Моряк несколько раз обшарил карманы. Не было. Придется возвращаться в камеру к пленнику, искать. Чарли подумал, как это будет смешно выглядеть, когда он начнет обшаривать камеру, но делать было нечего. Когда Чарли вошел, Джюс стоял посреди комнаты: - Суд решили перенести на сегодня, - он потянулся за камзолом. - Я решил спросить у тебя: если бы можно было все вернуть обратно, что бы сделал? – моряк быстро осмотрел глазами комнату: зажигалки нигде не было. - Ну конечно что-нибудь злое… - Джюс рассмеялся, - Что же еще может сделать коварный тиран и узурпатор?! Дракона металлического, например, внутри каркас из дерева, несколько шарнирных блоков, приводящих дракона в движение, оживил бы его – и завоевал бы Изумрудный город. Выкинул всех предателей, Страшилу с Дровосеком – в подвал, Мигунам отправил бы книги по механике, Жевунам – сказки для детей и взрослых, послов - к Виллине и Стелле, чтобы, заручиться их поддержкой, а вороне вашей свернул бы шею! - Кагги- Карр! – возмущенно донеслось из открытой двери. - Уважаемый Великан из-за гор, - ворона бросила на Урфина злобный взгляд. – Вас ждут друзья. - Да завтра, Урфин. - Да завтра. И дверь снова заперли. Через несколько дней состоялся суд над Урфином Джюсом. Жители Изумрудной страны предлагали отправить его в рудники. – Друзья! – сказал Чарли Блек. – А не лучше ли оставить этого человека просто наедине с собой самим? – Правильно, – сказала Элли. – Это будет самым тяжелым наказанием для него, пусть он поживет среди тех людей, которых хотел подчинить себе, пусть все напоминает ему о его ужасных намерениях и делах. – Элли, ты здорово сказала! – воскликнул Страшила. – Я с тобой согласен! – И я! – сказал Железный Дровосек. – И я! – сказал смелый Лев. – И я! – добавил Тотошка. Кагги-Карр хотела что-то возразить, но в это время жители Изумрудной страны так громогласно закричали: «Ура! Да здравствует Элли и ее друзья!» – что ей пришлось промолчать. Страшила, Железный Дровосек и Смелый Лев согласились с моряком и девочкой, и бывшего короля Изумрудного города выпроводили за городские ворота под свист и улюлюканье горожан и фермеров. По дороге кто-то для смеха сунул ему оживлённого им деревянного клоуна, его любимца и наушника, и Урфин Джюс машинально сжал его в руке. – Иди, куда хочешь, – сказал Урфину провожавший его Страж городских ворот Фарамант, – и постарайся стать хорошим человеком. В первую очередь ты выиграешь от этого сам. Джюс ничего не ответил на эти добрые слова. Он бросил на Фараманта угрюмый взгляд из-под косматых бровей и быстро зашагал прочь от города по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. «Все покинули меня, – горько размышлял бывший король Изумрудного города. – Все, кто льстил мне в дни моего могущества, кто пировал за моим столом, кто превозносил меня до небес, все теперь восхваляют маленькую Элли и Великана из-за гор…» (Так называли Чарли Блека в Волшебной стране.) Но, обернувшись назад, Урфин понял, что был не прав. Нашлось одно верное существо: медведь Топотун плёлся в отдалении за хозяином. Нет, Топотун никогда его не оставит, в какую бы беду ни попал Урфин Джюс. Ведь это Урфин таинственной силой чудесного порошка оживил его шкуру, когда она лежала жалким пыльным ковриком на полу, и за это медведь обязан ему вечной благодарностью… Смягчившимся голосом Урфин позвал: – Топотун, ко мне! Мишка радостной рысцой подбежал к хозяину: – Я здесь, повелитель! Что прикажешь? «Повелитель…» Это слово облегчило душевную рану Урфина. Да, он всё ещё повелитель хотя бы только для одного скромного слуги и для ничтожного клоуна. А что, если?. Неясные надежды пронеслись в мозгу Урфина. Не рано ли празднуют победу его враги? Он, Урфин Джюс, ещё молод, он на свободе, и никто не отобрал у него неукротимой воли, умения пользоваться благоприятными обстоятельствами хитрого, изворотливого ума, искусных рук. Сгорбленный стан Урфина распрямился, слабая усмешка озарила смуглое лицо с косматыми бровями и хищным оскалом рта. Обернувшись в сторону Изумрудного города, Урфин погрозил кулаком: – Вы ещё пожалеете, несчастные простаки, что выпустили меня на волю!. – Да, они пожалеют, – пискнул клоун. Джюс сел на спину медведя. – Неси меня, мой славный Топотун, на родину, к Жевунам, – приказал он. – Там у нас с тобой есть дом. Надеюсь, его никто не тронул. Там мы найдем пристанище на первое время. – И у нас там есть огород, повелитель, – подхватил Топотун, – а в соседнем лесу водятся жирные кролики. Мне пища не нужна, но я буду ловить их для тебя. Добродушная морда медведя сияла от радости, что он опять будет жить с обожаемым хозяином вдали от всех, в покое и довольстве. Не такими были думы Урфина. «Дом послужит для меня временным убежищем, – размышлял Джюс, – я буду скрываться, пока обо мне не позабудут. А там… там посмотрим!..» Тягостен был путь Урфина Джюса в страну Жевунов. Он мечтал вернуться незамеченным, но дело испортила Кагги-Карр. С помощью многочисленной родни ворона выследила, куда направился изгнанник. Все, кто жил близ дороги, вымощенной жёлтым кирпичом, своевременно оповещались посланцами Кагги-Карр о приближении Урфина. Из домов выходили мужчины и женщины, старики и дети, выстраивались вдоль дороги и молча провожали Урфина презрительными взглядами. Джюсу было бы легче, если б его бранили, бросали в него камнями и палками. Но это гробовое молчание, ненависть, написанная на всех лицах, ледяные глаза… Всё это было во много раз хуже. Мстительная ворона рассчитала верно. Путешествие Урфина Джюса в родные места напоминало затянувшееся шествие на казнь.