***
Весенний фестиваль овец. У Альфонса много воспоминаний, связанных с этим праздником. Хороших и не очень… В последнее время ему все реже и реже удается выбраться в Ризенбург. Большую часть времени Альфонс проводит в Централе. Теперь он армейский пес... Альфонс вдыхает полной грудью чистый прохладный воздух Ризенбурга. Пахнет талым снегом и прелой прошлогодней травой. Весенний ветер гладит лицо, ласково скользит по волосам и играет полами длинного плаща. С легкой грустью ложатся на сердце детские воспоминания. Альфонс быстро преодолевает расстояние от железнодорожной станции до дома бабули Пинако. Долгожданная встреча. Радость, смех, объятия, улыбки. Стряпня Пинако, как и прежде, восхитительна, а яблочный пирог Уинри выше всяких похвал. Как же хорошо и уютно. Совершенно не хочется вставать с дивана. Но нужно еще навестить Эдварда. Ведь здесь его нет. Теперь он живет отдельно.***
Задержавшись на холме, Альфонс долго смотрит на маленький одноэтажный дом на окраине Ризенбурга. После того, как Эдвард одержал победу над Отцом, он вернулся в дом Рокбелов. Естественно. Ему больше некуда было возвращаться. Но приехал он не один - с Энви. После войны, из всех гомункулов в живых остались только Прайд, способности и память которого были запечатаны с помощью алхимии, и Энви. Последний — не без помощи Эдварда. Об этой, порочащей брата связи, Альфонс узнал задолго до того, как о ней стало известно Полковнику Мустангу и всей его команде. Тогда Эдварду пришлось столкнуться с непониманием, отчуждением и осуждением. И к той боли, что он и без того носил в своем сердце, добавилась еще немалая ее порция. Нет, никто из команды Мустанга открыто не критиковал Эдварда. Но это читалось по лицам, по их взглядам, по сосредоточенной напряженности фигур. По неловкой тишине, которая повисала, когда Эдвард входил в приемную Полковника Мустанга. Рой Мустанг... Пожалуй, только он один открыто и шумно выражал недовольство по поводу выбора Эдварда. Порой, слишком шумно. Сейчас, когда Альфонс вспоминает об этом, ему очень стыдно перед братом. Ведь тогда даже он не поддержал его. Хотя и сейчас мало что изменилось. В душе Альфонс так и не принял выбор Эдварда, он просто смирился. Хуже всех пришлось Уинри. Ведь ее мечту на счастливую семейную жизнь с Эдвардом Элриком разбил, растоптал, уничтожил «этот проклятый гомункул», посмевший украсть сердце ее возлюбленного. Сколько было слез. Упреков и обвинений. Именно поэтому Эдвард не смог остаться в доме Рокбелов. С этим прошлым он давно распрощался. Теперь у него была другая жизнь - жизнь с Энви. Альфонс придирчивым взглядом осматривает дом и лужайку перед ним. Зеленый газон, крыльцо с навесом, маргаритки и петунии в цветочных горшках на лестнице. Как мило. Интересно, кто из них их разводит? А вот и скамейка, с накинутым на нее клетчатым шерстяным пледом. Здесь Эдвард и Энви часто сидят в лучах заходящего солнца. Интересно о чем они разговаривают в такие минуты? Альфонсу всегда хотелось это узнать. Альфонс шумно выдыхает, и наконец, стучит. Быстрые, уверенные шаги за дверью. Это не Эдвард, он ходит иначе… — Ты еще здесь? — этот вопрос уже стал обычным приветствием Альфонса по отношению к Энви. — И тебе доброго вечера, Альфонс, — взгляд лукавых фиалковых глаз. — Ал! — радостный возглас из коридора. — Ну, наконец-то! Как доехал? — Братик! — долгожданное объятие. Это очень уютный дом. Просторная прихожая, светлая гостиная, кухня, рабочий кабинет и спальня. Ничего лишнего, только самые необходимые вещи. И запах, уже ставший визитной карточкой этого дома. Корица, горький шоколад и легкие нотки цитруса. Эдварду нравятся апельсины. А Энви любит запах корицы и сыпет ее почем зря во все десерты, которые готовит для Эдварда. Готовит? Как странно. Эта страсть у него появилась год назад. Однажды он нашел книгу рецептов и от скуки попробовал приготовить шоколадный торт. Получилось. Альфонс осторожно надкусывает кекс с изюмом и корицей. Надо же, вкусно. Кто бы мог подумать… — Бабуля ждет всех завтра к шести вечера. Гарфиль-сан и Панинья приедут утром, первым поездом. Я сам их встречу. Вы главное не опаздывайте. — Хорошо, Альфонс. Мы обязательно придем.***
Вечер на удивление теплый, а обстановка в доме Рокбелов царит уютная и домашняя. Рассевшись в гостиной, кто на диване, кто в кресле, гости ведут непринужденную беседу. Панинья шутит и сама же громко смеется над своими шутками. Бабуля внимательно слушает Эдварда, раскуривая свою трубку, и лишь изредка хмыкает. Уинри увлеченно обсуждает с Гарфиль-саном новинки автоброни, временами заливаясь веселым смехом и, кажется, даже не обращает внимания на так раздражающего ее Энви. А может, она тоже смирилась? После сытного ужина Альфонса клонит в сон. Сегодня бабуля расстаралась. Столько всего наготовила, что гости буквально выползли из-за стола. Только Энви, как обычно, ни к чему не притронулся. Он редко ест на званых ужинах. Разве что из вежливости. Но Пинако его вежливость ни к чему. Она знает, что он гомункул и в еде не нуждается. На него можно не готовить. Она и не готовила. Альфонс украдкой наблюдает за Энви. Гомункул сильно изменился за прошедшее время. Ушли в прошлое топ, юбка-шорты, бандана и митенки. Обычная черная рубашка на выпуск и такие же черные узкие брюки делают его фигуру только стройнее и привлекательнее. Волосы, собранные на затылке в высокий хвост, больше не скрывают лицо. Лишь несколько коротких прядей, не захваченных резинкой, заправлены за уши. Сейчас он по-настоящему красив. Губы больше не кривятся в издевательской усмешке, обезображивающей его лицо. А взгляд чаще задумчивый и какой-то умиротворенный. Вот Энви склоняется к журнальному столику, и его длинные бледные пальцы обхватывают высокий стакан с водой, в котором плавают кубики льда. За сегодняшний вечер это единственное, что он себе позволил. Энви не спеша подносит стакан к губам и делает глоток. Его язык скользит по краю стакана, слизывая каплю, готовую скатиться вниз. Он наклоняется, чтобы поставить стакан обратно и в разрезе рубашки, которая, как обычно, не застегнута на две верхние пуговицы, видны его ключицы. Такие простые, непринужденные движения. Но Альфонс знает, что Эдвард находит их очень соблазнительными. Альфонс переводит взгляд на брата и замечает в его медовых глазах вспыхнувший огонь, который тот пытается спрятать за полуопущенными ресницами. Но Альфонсу хорошо знаком этот взгляд. Эдвард возбужден. А значит, минут через десять-пятнадцать он под благовидным предлогом начнет собираться домой, увлекая за собой Энви, чтобы скорее припасть к этим ключицам. Ну, так и есть. Вежливо, но спешно Эдвард начинает прощаться со всеми. Привычный ритуал: воздушные поцелуи, объятия, наигранный смех, пожелания удачи и обещание скорой встречи. Ушли... Им не нужны свидетели, им не нужна шумная компания, им уже не важно, что о них думают. Они просто наслаждаются друг другом.***
Новый год Альфонс встретил в Централе. Статус государственного алхимика не позволил оставить службу даже в этот день. Он знал, что в Ризенбурге его ждут, поэтому торопился разобраться с делами как можно скорее. Наконец, в середине января, удалось-таки вырвать у начальства недельный отпуск. В Ризенбурге снег редко долетает до земли. А так хочется сугробов с человеческий рост, снеговиков и ледяных горок! Все-таки в Бригсе, несмотря на колющий холод, есть свое очарование. Стук в дверь и быстрые шаги в ответ. — Ты еще здесь? — слегка иронично произносит Альфонс. — И тебя с новым годом, Альфонс! — радостный возглас в ответ. Когда-то Альфонс был уверен, что Энви не протянет и полгода тихой размеренной жизни в деревне. Поэтому до сих пор искренне удивляется когда гомункул открывает ему дверь.***
Свой день рождения Эдвард отметил вдали от дома. Время от времени он и Энви срываются куда-то и просто путешествуют по стране, а то и за ее пределами. Иногда их дом пустует месяц, два, а то и полгода. И каждый раз Альфонс втайне надеется, что Эдвард вернется из путешествия один. — Ты еще здесь? — разочарованно произносит Альфонс, отодвигая Энви в сторону, чтобы поскорее вручить брату запоздалый подарок ко дню рождения.***
Бабуля Пинако умерла осенью. В день похорон лил проливной дождь, превращая землю под ногами в чавкающее месиво. Очень многие пришли попрощаться с ней и поддержать Уинри. Даже фюрер Мустанг нашел время. Заметив среди присутствующих худощавую фигуру Энви, он лишь раздраженно передергивает плечом. «Он еще здесь?»***
Почти год спустя после смерти Пинако Альфонс получает от Уинри приглашение на свадьбу. Как? Разве у нее кто-то появился? Самый разгар лета. Столы накрыты прямо во дворе на зеленой лужайке. Приглашенных гостей очень много. Счастливые лица, громкий смех, поцелуи. Все пропитано атмосферой радости. Жаль, что бабуля этого не видит. Уинри, раскрасневшаяся от смущения, в подвенечном платье опирается на руку своего новоиспеченного супруга. Он бережно поддерживает ее за талию. Хороший парень. Местный. Зовут Стивом. Полная противоположность Эдварду. Спокойный, уравновешенный, домашний и трудолюбивый. — А не слишком ли она торопится? — спрашивает кто-то из гостей. — Как-то это нехорошо… И года не прошло, как Пинако похоронили… В ответ на это осведомленный собеседник кивает на заметно выпирающий живот Уинри, который уже не может скрыть подвенечное платье. Все ясно. Мысль о том, что Уинри скоро станет мамой, застает Альфонса врасплох. А когда же он заведет семью? Ему уже двадцать четыре. Да и терпение Мэй уже на пределе. Как бы сильно она его не любила, но неопределенность и неуверенность в завтрашнем дне, заставляют ее печалиться с каждым днем все больше и больше. От мыслей отвлекает дружеское похлопывание по плечу: — Ал! А я везде тебя ищу! — Братик! Конечно, Уинри не могла не пригласить Эда. Теперь они просто хорошие друзья. Старые обиды не для них. — Ты один? — Нет. Я с Мэй. Извини, что не успел заскочить к тебе. С вокзала прямиком сюда. А ты… один? Чья-то рука небрежно теребит волосы на затылке. Альфонс резко оборачивается. Фиалковые глаза, фарфоровая кожа, волосы, собранные на затылке в высокий хвост и расстегнутые верхние пуговицы на рубашке. Все как обычно. — А… Ты еще здесь? — И вам здравствуйте, господин государственный алхимик! — Энви, как всегда, не может удержаться от насмешливого тона.***
Время летит неумолимо. Оно сменяет краски, лица, времена года, оставляя позади лишь страницы памяти. Хочется верить, что хорошее всегда будет с нами, а плохое — это то, что случается с другими. Но в последнее время Эдвард жалуется на одышку и боли в сердце. Не удивительно. Он слишком рано стал взрослым. Тяжелая психологическая травма, физическая и душевная боль, постоянные сражения и многочисленные раны. Ранение на севере, чуть не лишившее его жизни и стоившее ему сокращения срока этой самой жизни. Все это теперь дает о себе знать. Столица. Центральная больница. Кто бы мог подумать, что Эдвард однажды сюда вернется. Сколько воспоминаний… Альфонс долго не может найти нужную палату. Сказывается волнение. Наконец он видит нужную дверь. Альфонс осторожно заглядывает внутрь. И первое, что бросается в глаза — это не бледный, растрепанный брат на больничной койке. А нахохлившийся и ссутулившийся на стуле, худощавый юноша у изголовья. — Ты еще здесь? — обреченный вздох. — Добрый день, Альфонс, — уставший голос в ответ. Молодой, крепко сбитый врач возвращается с результатами обследования, чтобы зачитать диагноз. Сердечная недостаточность. А ведь Эдварду только тридцать девять. Это много или мало? Это больше, чем могло бы быть, но меньше, чем хотелось бы. Но сердечная недостаточность — это же не приговор? С этим МОЖНО жить. -Ал, до отъезда в Ризенбург я бы хотел навестить Роя. Можешь мне это организовать? — просит Эдвард. — О чем ты? — удивляется Альфонс. — Тебе даже не нужно предварительно сообщать о своем визите. Он хоть и фюрер, но для тебя у него всегда найдется свободная минутка. Эдвард довольно и широко улыбается, совсем как раньше: искренней, детской улыбкой. Но Альфонс с грустью замечает, что виски у брата уже совсем седые.***
Мустанг в недоумении смотрит на гомункула. «Он еще здесь?» Нет, Огненный алхимик ничего не забыл. Ни Хьюза, ни того, кто виновен в его смерти. Но в последнее время он не испытывает ни ненависти, ни раздражения, ни презрения к этому гомункулу. Скорее… жалость? Да, жалость. Это еще хуже. «Энви, ты сам наказал себя, ступив на этот путь». Глядя на то, как Энви помогает Элрику выйти из машины, бережно поддерживая того под руку, Мустанг понимает, что однажды гомункул и сам познает эту боль. Боль от потери дорогого человека. Это хуже смерти.***
Эдвард Элрик умер в сентябре, на сорок четвертом году жизни. Даже постоянный контроль со стороны Энви за его питанием, физическими нагрузками и образом жизни не смогли его спасти. Смерть всегда внезапна. Удивительно, сколько народу пришло проводить его в последний путь. Наверное, здесь собрался весь Ризенбург и еще многие из Централа, Даблиса, Рашвеля… Даже ныне действующий и здравствующий император Ксинга — Линг Яо прислал письмо, в котором выразил искренние соболезнования и сожаление по поводу того, что не смог лично присутствовать на похоронах, так как неотложные государственные дела не позволяют ему оставить пост. Но в конце года он обещает обязательно приехать, чтобы навестить могилу старого друга. «Где же он?» - Альфонс окидывает взглядом присутствующих в поисках гомункула. Вот он. Стоит в стороне, прячется в тени дерева. Почему он там? Он должен стоять у изголовья гроба. Он заслужил это право. «Право стоять у гроба?!» — Альфонс ужасается собственным мыслям. Сразу после похорон Энви куда-то исчез. Не появился он и на следующий день, и спустя неделю, и месяц. Правильно, ему незачем здесь оставаться. Его здесь больше ничего не держит.***
Мэй легонько сжимает пальцы мужа, с тревогой заглядывая ему в лицо. — Ал, может мне поехать с тобой? — Нет, Мэй, не нужно. Все нормально. Останься с детьми. На этот раз дорога в Ризенбург не приносит радости. И чем Альфонс ближе к нему, тем тяжелее становится на сердце. Уже полгода прошло с похорон. За это время Альфонс не навестил могилу брата ни разу. Нехорошо это. … — Уинри, ключ от дома Эдварда у тебя? — Конечно. Ты хочешь туда сходить? — Да. И знаешь, я, пожалуй, там заночую. Не хочу вас стеснять.***
Раскисшая за день от мартовского солнца грязь, в сгущающихся морозных сумерках вновь начинает покрываться коркой льда, хрустит под ногами, словно тонкое стекло. Задержавшись на холме, Альфонс долго смотрит на маленький одноэтажный дом на окраине Ризенбурга. Теперь это просто дом. Холодный, пустой, с черными безжизненными окнами. После похорон брата у Альфонса не было ни сил, ни желания разбирать вещи Эдварда. Он так и не смог перевернуть эту страницу памяти. Замок поддается на удивление легко. Даже не заржавел за зиму. Темно и холодно. Дом уже давно обесточен. Альфонс долго роется в ящике кухонного стола, пытаясь отыскать свечи. Подрагивающее пламя откидывает причудливые тени на стены гостиной. Здесь все так же, как и в день похорон. Альфонс берет с комода фотографию в рамке и бережно стирает с нее толстый слой пыли. На глаза наворачиваются непрошеные слезы. Братик… Шорох. Кажется из-за двери спальни. Этот звук заставляет вздрогнуть, по спине бежит холодок. Показалось? Альфонс протягивает руку и осторожно толкает дверь. Давно не смазанные петли издают противный скрежет, кажущийся в ночной тишине зловещим. Неровное пламя свечи выхватывает из темноты бледное лицо и уставший потухший взгляд фиалковых глаз. Альфонс печально улыбается и с губ слетает привычная фраза. Не вопрос. Утверждение. — Ты еще здесь…