Королева воздушного замка

Голоса, запах дыма и хмеля заполняли тесное пространство таверны, где торжественно разместили «принцессу», а также всех сопровождающих. Шантия старалась вовсе не смотреть по сторонам: ни на отца с матерью, которые теперь были слишком близко, ни на брата, ни на стражей. Сидя у стены, под низко нависающими потолочными балками, она смотрела на огонь в очаге. Разумеется, и на родине порою жгли костры. Порой тёплыми ночами она, ещё маленькая, убегала с другими детьми на западное побережье родного острова, к развалинам старой хижины и пирсу, от которого только и осталась пара торчащих из воды досок; и там сидели они у костра, вслушиваясь в шелест близких волн. Чаще всего костёр угасал сам собою, но как-то не замечалась столь досадная мелочь: достаточно ярко сияли луна и звёзды, разливалось по неспокойной воде серебро, и уже не страшил мрак, в котором могли бы укрыться чудовища. Тогда Шантия думала – языки пламени похожи на танцующих духов, и в такт с ними мечутся по земле тени; виделись ей высокие красавицы с кожей чёрной, как сама ночь, и огненными волосами. Сейчас думалось – сколь же разрушителен обманчиво лёгкий танец! Сложно, сложно думать о красоте, когда под её напором обращаются в пепел живые ветви. Как духи пламени, танцевала Элори, одна из тех двоюродных сестёр, что пожелали сопроводить будущую королеву к жениху. Забыв о чужом горе, она смеялась и, кажется, легко понимала каждое обращённое к ней слово. Отведя взгляд, тотчас встретилась Шантия глазами с матерью – и опустила голову. Да, быть может, свадьба закончит бесконечную войну, но почему, почему избрала богиня именно её? Есть на островах и другие семьи, где не счесть сыновей и дочерей; и пусть бы скорбели о них так же их родители, скорбь притупилась бы при взгляде на остальных детей. А что останется маме с папой, которым небеса послали только её и Ишхана? Если так желала Джиантаранрир увидеть за морем дочь Аль-Харренов, то почему не одну из многочисленных двоюродных сестёр? Тогда сейчас Шантия бы, забыв о страхе, безбоязненно улыбалась людям и танцевала вместе с Элори – или даже вместо неё. Да и чего бояться, если знаешь: ты ненадолго здесь, среди потомков чудовищ, и после чужой свадьбы отправишься ты назад, к родным островам, где будешь рассказывать о человеческих землях как о чём-то сказочном, бесконечно далёком и оттого почти несуществующем?.. - С вами всё в порядке, госпожа? Ой… извините, я не должна сама… извините! – Линетта, раскрасневшаяся и похожая на взъерошенную маленькую птичку, принялась усиленно кланяться. Может, в другое время Шантия и промолчала бы, но сейчас нестерпимо хотелось говорить, говорить, не умолкая и не подбирая слова. Говорить намного приятнее, чем думать. - Не беспокойся. Я просто… немного проголодалась. Самое обыкновенное объяснение, какое понял бы любой ребёнок, Линетта восприняла крайне странно: побледнев, она попятилась и налетела на ближайшую лавку. Так и шлёпнулась, только взметнулся подол пышного платьица. Не успела Шантия кинуться на помощь, как малышка села и жалобно пролепетала: - Не ешьте меня, госпожа! Я вам служить буду… я всё, что хотите… Только меня есть не надо! Никакая музыка, никакие разговоры стражей не могли заглушить тишину. Может, конечно, тишина просто почудилась Шантии, медленно осознающей смысл слов. Девочка… испугалась? - Ты же не думаешь, что я в самом деле могу тебя съесть? - Госпожа красивая, не похожа на людоедку, - Линетта шмыгнула носом и принялась вытирать потные ладошки о юбку. – Но мама говорила: эльфы непослушных детей крадут! И едят. Вот. Я слушаться буду, только не ешьте! И что сказать, когда не знаешь – смеяться или поражаться человеческой глупости? Нет, малышка не виновата – её научили, научили невежественные взрослые. Как объяснить, что и старшие могут ошибаться? - Глупости! Сама подумай: если бы эльфы ели детей, разве мама отпустила бы тебя служить мне? Всё просто и логично, ребёнок должен понять. Линетта тяжело вздохнула: - Так вы ж не просто так, вы принцесса! А мама сказала: ты её слушай всегда, делай, что скажут. Скажут в печь лезть – сама и прыгай! Нас у мамы много, всех не пристроить. Смех, зародившийся внутри, угас. Маленькая девочка, младше Ишхана, говорила совершенно не детские вещи, говорила спокойно, с осознанием. Да, мать отправила её в услужение к мнимой людоедке. Нет, судьба дочери её не беспокоила: умрёт – туда и дорога, зато если выживет… что? Какова цель, какова награда? Ведь служба при иноземной «принцессе» не приблизит малютку к богам. - Не переживай. Эльфы не едят детей. Это просто… шутка. Твоя мама пошутила, а ты поверила. Мама. Самый близкий человек из всех, та, чьё лицо ты видишь, приходя по солнечной дороге в этот мир, одним из первых. Дико. Дико всерьёз считать, что мать может желать ребёнку смерти. - Здорово! Вы такая хорошая, госпожа. Вы точно понравитесь нашему королю. Понравиться человеку? Даже задумываться странно. Линетта посмотрела по сторонам и заговорщицки шепнула: - Он тоже хороший, совсем не злой! Мама рассказывала: я маленькая была совсем, когда король проезжал мимо нашей деревни. Я смотреть побежала – и прямо к лошади под копыта! И ведь не ударил, не разозлился – наоборот, беспокоился, как бы меня не затоптали, ещё и маме моей целый золотой подарил… Образ дракона, нарисованный воображением, слегка покачнулся, но устоял. Можно ли всерьёз считать слова Линетты подтверждением: будущий супруг – не воплощение зла, в его душе есть место благородству и чести? «Не ударил», «не разозлился»… Если тогда малышка была ещё меньше, чем сейчас, то лишь последнее отребье сумело бы увидеть в её действиях злой умысел или, того больше, угрозу. - И он тоже красивый, прямо как вы! – закончила малышка. – Мама говорила – вот бы он на мне женился! Ой, извините, госпожа… Женился? На такой крохе? Однако, у её матери и в самом деле странные представления о жизни. К чему задумываться о семье в столь юном возрасте, когда ещё надлежит не знать других забот, кроме детских игр? Линетта, очевидно, боясь сказать очередную глупость, замолчала. Теперь не осталось ничего, кроме голосов стражей, песен и треска горящих ветвей. В такт языкам пламени танцевала среди странных людских женщин Элори.