Между строк

– Хотел дождаться, пока он из тебя последний дух выбьет? Сфинкс раздражен настолько, что, кажется, уже дошел до предела и изведал это чувство до самого его дна. Были ли тому причиной Самая Длинная, мёртвый Краб, слетевший с катушек Чёрный или его бессмысленная драка с их вожаком – кто знает. Вполне вероятно, что все и сразу, наряду с заунывными завываниями Шакала и прерывистым и на удивление громким дыханием спящего Курильщика. Раздражало решительно все, но в это серое утро у Сфинкса было полное право чувствовать себя отнюдь не в своей тарелке. – Успокойся, Сфинкс. Ничего страшного не произошло, – Бледный лишь криво ухмыльнулся, раскровив тем самым рассеченную губу, и продолжил шарить руками вокруг себя в поисках неловко оброненной сигареты. Эта ночь и ему стоила нервов, хоть он и прятал все глубоко внутри, где-то за завесой волос и белесых глаз. Парень выглядел изможденным – немного более, чем обычно, и гораздо более уязвимым. Сфинкс поймал себя на мысли, что, будь его воля, залепил бы тонкие губы друга пластырем напрочь – чтобы ссадина заживала, и дабы не болтал глупостей. Только ничего из этой затеи не выйдет, даром, что сидят на одном подоконнике – клешни не позволят, да и Бледный не окажется в восторге. Ничего страшного, он говорит? По его меркам, может, это и так. Ни для кого не секрет, что Слепой отличался своим собственным видением мира, не имевшим зачастую ничего общего с действительностью, но вполне ложившимся на общий уклад жизни Дома – идеально, если хочешь слиться с этим местом. Идеально для него. Иногда это выбешивало. – Я хочу сказать, сегодня должно было произойти что-то, и не говори, что не ждал этого. В данном контексте... ничего из ряда вон, – продолжил тот таким же безмятежным тоном, слегка морщась. Тонкие пальцы пробежали по лицу и с явным удивлением наткнулись на кровоточащую губу – неужели до парня дошло наконец, что его недавно били? – Ты поражаешь, – Сфинкс даже не пытался скрыть злость, жалея лишь, что сидящий рядом не в состоянии увидеть его лица. Забывая на миг, что Слепому вовсе не нужно было его видеть. – Скажешь, если бы Чёрный тебя прикончил, все можно было бы просто списать на воздействие Ночи? – Так вот ты о чем, – с усталым видом тот откинул голову назад, упершись затылком в оконное стекло. – У него и шанса не было. Не пойму, с чего ты так психуешь. Он понимал, еще как понимал. Казалось, этот парень вообще воспринимает больше, чем кто-либо другой, чем это только возможно. И может ли быть, чтобы сейчас он не смог разглядеть вещей столь очевидных? – С чего? – неловкой, трясущейся граблей Сфинкс пытался выхватить сигарету из пачки, скорее просто мочаля все в кашу. – С того, что ты возвращаешься весь в чужой крови, с изрезанными ступнями, и выясняется, что Ральф допрашивал тебя полночи, а кровь эта Рыжего, которого чуть было не зарезали… ты считаешь, «ничего из ряда вон»? Вдобавок ко всему позволяешь – и кому – Чёрному хорошенько тебе врезать… – Тебе не кажется, что ты чересчур обо мне печешься? – Нет, не кажется. Закурить не получилось. Слепой помогать не спешил, лишь сам затягивался мучительно медленно и выпускал дым изо рта причудливыми клубами. Никто из них не заметил, как комната постепенно опустела – Лэри убежал набивать рот завтраком, Шакал увязался следом, оглашая окрестности громогласным рассказом о вчерашних событиях. Он повторит это повествование еще сотни раз, но сейчас старался охватить как можно большую аудиторию, надрывая глотку – ведь не все захотят прийти его послушать. Лишь Курильщик остался досматривать сон. Как же громко он сопит. За общим шумом этого обычно не услышишь. – Ты и сам знаешь, что со мной ничего не случится. По крайней мере, ничего из того, что не должно произойти. А то, что должно… – Произойдет в любом случае, бла-бла-бла, я знаю. В своих речах ты уже становишься похожим на Табаки, – резко перебивает, заранее понимая, что ничего из этого разговора не выйдет. Слепой просто затянет свою вечную шарманку про перестань-обо-мне-беспокоиться-я-большой-мальчик, и окончательно загородится прядями волос. Так всегда бывало, и с чего вдруг должно измениться сейчас? – Сфинкс, – неожиданно затушив окурок, тот потянулся к нему и, обняв за талию, уткнулся в ворот рубашки. – Ты можешь просто перестать? Мне не становится лучше от твоего беспокойства. Этот паршивец, оказывается, все видит. Его волосы пахли сигаретами и чем-то грязным. Как ни странно, этот запах успокаивал. – Ты знаешь, я беспокоюсь не просто так, – упрямо настаивал на своем. Не было ли это хитрым маневром, чтобы ощутить биение сфинксова шального сердца? Наверняка, дело обстояло именно так, но хотелось ли сейчас ломать над этим голову? – Знаю. Я знаю все, что ты хочешь сказать. А ты знаешь, что я отвечу. Давай не будем портить момент, – Слепой крепче прижался к нему, обвивая вокруг тела несчастного Сфинкса руки с бесконечно длинными пальцами, как паук обматывает паутину вокруг некстати забредшей к нему мошки. Говорить уже не хотелось. Они оба неплохо умеют читать между строк. Шакал с размаху врезается в дверь, распахивая ее, и застает заспанного Курильщика, обалдело вертящего головой в поисках источника внезапного шума, и Слепого, с явной неохотой стекающего со своего уютного подоконника. – Эй, да у вас тут тихий час? – вопрос обращен к Сфинксу. Никого другого не видно – уже зарылись в одеяла. Оставшийся в неспящих лишь запоздало кивает. «По ощущениям, я пропустил что-то интересное», – думает Табаки, плюхаясь на Курильщика сверху и подвывая ему в уши.