Память, память, что ж ты жжешься...

Решающий бой позади. С каждым оборотом вертолетных лопастей маленькую команду BSAA уносит все дальше от того места, где покачнулись медные чаши весов и участь мира решилась, воротившись в почти прежнее русло. Да, им не удалось обойтись без потерь, но это бы было невозможно. Любая война – вне зависимости от того, насколько внушительны армии участников – требует жертв в качестве платы, чтобы припасть обожженными губами к полному крови кубку, утоляя терзающий голод. Вкус соли, ржавчины и пролитых слез усыпит ее до тех самых пор, пока разорительница мира и буйная смутьянка не очнется вновь, пробужденная взрывами рвущихся снарядов и свинцовым дождем. Разорвать этот круг, свести на нет порочный ритуал невозможно, но разве они не вышли победителями на сегодняшний день? Всего четыре человека решили судьбы миллиардов соплеменников, и никто из них никогда не узнает о случившимся. Подробности дела осядут в архивах BSSA на бесконечных стеллажах, а героям окажут почести. Это их работа: быть эффективной, но незаметной преградой между миром беззаботных гражданских и мрачным измерением биотеррора, уже не впервые пытающимся заглотить лакомый кусочек. Откинувшись на неудобную жесткую спинку кресла, он наблюдает за напарниками: за яркой, излучающей энергию Шевой, взирающей на безмятежное водное покрывало своими золотисто-карими глазами, за Джилл, не притворявшейся, по-настоящему уснувшей. Скрестив на груди руки и прижавшись виском к прохладной стене, девушка отдыхает. Тонкие нити сияющих прядей свесились на лицо, отчего Валентайн выглядит особенно беззащитной и неожиданно хрупкой. Хочется встать и осторожно убрать волосы, но он не решается, опасаясь потревожить сон девушки. У них еще будет время пообщаться и расставить точки над «и», а пока можно подумать и о более насущных, близких темах. Скользя будто обращенным в себя взглядом по серебрящемуся с оттенками розового предрассветному небосводу, он вспоминает о сестре. Клэр. Сестренка. Редфилд-младшая. Младшенькая. Прежде, когда Клэр едва появилась на свет, он не придавал ей особого значения до тех пор, пока пищащий сверток на руках у матери не подрос и не начал делать свои первые шаги в мир. Первая попытка встать на ножки, первое слово, просто первый шаг. С каждым годом он все больше привязывался к сестренке, хотя и не мог уловить точного момента, когда именно это произошло. Быть может, после того, как его смерил взгляд огромных голубых глаз, излучающий искреннюю любовь и тепло, как и полагается всем детям. После того, как понял, как она уязвима сама по себе. Или тогда, когда Клэр увидела в нем верного друга и хранителя ее детских и невероятно важных секретов, будь то прикопанная на заднем дворе металлическая коробка из-под печенья с ее «сокровищами» или новенький плюшевый мишка, спасенный от прежней хозяйки, «которая плохо с ним обращалась и бросила под дождем». Игрушка забавная, похожая на огромное бисквитное пирожное, с черными глазами-пуговками и улыбающимся ртом, на шее синяя шелковая ленточка, заботливо завязанная Клэр в пышный бантик. Этот бантик девочка постоянно поправляет, и если видит, что он начинает ослабляться, скашиваясь набок, тут же его перевязывает. Обо всем этом сестренка сообщает Крису доверительным шепотом, оттащив его в уголок и делая большие глаза. Под конец, она просит его поклясться, что он никому-никому не скажет об услышанном и, получив заветное слово, весело убегает по своим делам. Идут годы, сестра растет. Он помнит все настолько хорошо, будто это было лишь вчера. Перед глазами выцветшим шпалером разворачиваются давно минувшие события: стайка друзей-мальчишек, наперебой зазывающая его погонять мяч, вязкий от разливающегося летнего тепла воздух, сияющий солнечный диск, пышный зеленый ковер трав-цветов и стоящая перед ним сестренка в платье. Только что она пыталась влезть следом за ним на дерево и едва не упала вниз, скользнув по ветке. Перепуганный и постоянно оглядывающийся по сторонам на предмет родителей, Крис старательно втолковывает девчонке, почему ей нельзя карабкаться по деревьям и как будут расстроены взрослые, если она придет домой с разбитыми локтями и обцарапанными коленками. Клэр слушает молча. Склонив голову с собранными в хвостик волосами: тяжелыми, блестящими как в рекламе, темно-каштановыми; и, уткнувшись взглядом себе в сандалии, она сопит как маленький разгневанный ежик. Руки сцеплены в замок и не движутся. Складывается впечатление, что в них зажата вся решимость малышки, молча выслушивающей наставления. Поднимает глаза. Обиженно, но без прежнего раздражения. Берет Криса за руку и тянет за собой с неожиданной просьбой почитать ей сказку. Маленькая, а хитрая. Знает, как умыкнуть в свое распоряжение вечно где-то пропадающего брата. Качая головой, мальчик машет друзьям рукой, чтобы начинали без него, и позволяет увлечь себя в спасительную тень, где ему незамедлительно суют книжку, просят открыть холодный лимонад, и щедро угощают из своего же стакана с клубничкой. Подобные сцены повторяются не раз, но Крис привычно и с удовольствием подыгрывает сестренке, в полной мере ощутив себя ее защитником и главным доверенным лицом. За столом он отдает ей самые вкусные кусочки, снимает ее со стула, видя, как опасно встав на него, младшенькая тянется за спрятанными в шкафчик конфетами, взбирается на него сам и вытаскивает несколько штук. Много сладкого Клэр пока нельзя, но от пары-тройки-то точно ничего не случится. Шурша раскрашенными в сочные цвета обертками, она радостно делится с ним шоколадным бруском, таящим в себе нежнейшее сливочное суфле, и снова увлекает за собою: показывать рисунки и учить его завязывать мишке бант. Они так сдружились. Довольная своим учеником девочка вскоре засыпает у него на коленях, прижимая к себе мишку со свежезавязанным бантом, а Крис сидит, не смея шелохнуться и нарушить воцарившуюся идиллию, и ласково гладит ее по мягким, шелковистым волосам. Время пролетает незаметно. Старые часы на стене в ее комнате методично отсчитывают секунды, минуты, часы. Пролетают в бешеной круговерти годы. Клэр и Крис становятся старше. Меняются интересы и жизненные приоритеты, но их духовная связь неизменна. Он - ее брат, друг, утешитель. Он знает почти столько же, сколько и ее лучшие подруги, хотя таковых у девушки немного. Он даже в курсе того, чего не знают не только они, но и родители. Например, ему известно, что Клэр неравнодушна к мотоциклу отца, но все никак не может явиться вовремя, дабы застать юную угонщицу на месте преступления. Но сегодня ему везет: чутко, опасливо озираясь, как и он когда-то, сестра выкатывает из гаража синий чоппер и вздрагивает от неожиданности, приметив под деревом грозную фигуру, выжидательно скрестившую руки на груди. «Ничего не хочешь мне рассказать, младшенькая» как бы говорит его поза и взгляд, в котором читается и упрек, и предостережение, и что-то еще, дарующее Клэр надежду на благополучное разрешение ситуации. Тонкие пальчики отчаянно стискивают черный пластик педали газа. Застигнутая врасплох, девушка безмолвствует, ведя с явившимся по ее душу братом немой разговор. Ни ширина зрачков, ни движение губ, ни взмах ресниц не расскажут больше, чем этот странный диалог. Вздохнув, Крис берет что-то с плетеного столика и приближается к застывшей младшей, протягивая ей мотоциклетный шлем. Жест брата выдает его с головой, диктуя истинные намерения: обычная забота. Крис пришел сюда не для того, чтобы помешать поездке сестры, донести о ее выходке родителям или прочесть нудную лекцию о том, что хорошие девушки так себя не ведут. Нет, все, что он хочет - это встретить ее невредимой и целой. Прижавшись плечом к углу гаража, брат наблюдает, как его сестра, повеселевшая сестра, взбирается на мотоцикл и берет неспешный старт, делая это с удовольствием. Ему кажется, что он видит, как над плечами младшей разворачиваются огромные, сияющие крылья свободы. Нет, все, что он хочет - это видеть ее счастливой, цветущей, вырвавшейся из топкой клетки комнаты. А уж он как-нибудь прикроет ее перед родителями. За увлечениями приходят привязанности. Сестра находит себе первого ухажера и так же быстро обнаруживает его неискренность. Какой брат не вступится сестру? Мрачно окидывая ветреного Ромео с ног до головы, юноша прикидывает, как поступить с нахалом, когда его с улыбкой оттесняет сама Клэр и становится напротив изменщика, точно копируя стойку брата. Крис знает, что вскоре последует, и не торопится уходить, с гордостью наблюдая за сестрой. Она великолепна и сильна. Несгибаема, как идеально отлаженный чекан. Такой не сломать и не разрушить ни временем, ни ржавчиной, ни кислотой. Ничто не возьмет его сердцевину. И в этом они с братом похожи. После ухода теперь уже бывшего парня, оба Редфилда сидят на веревочных качелях, прилаженных к толстому древесному суку, ведя отстраненные разговоры. Ему известна одна простая истина, и он ей следует: Клэр Редфил не любит жалости, но ценит участие. Уже тот факт, что она улыбается и пытается непринужденно шутить, служит ему наградой. Идут годы, разбиваются чужие сердца и союзы, жгутся и возводятся новые мосты, обрываются нити, но их связь остается незыблемой. Даже когда Клэр совершает неосмотрительность, отправившись в самое сердце земного ада – Раккун-сити, дабы отыскать его, и гуляет среди пылающих руин, тления и жаждущих плоти мертвецов. Даже когда Крис обнаруживает ее в неприветливой, заснеженной Антарктике, в обществе бывшего заключенного, обратившегося в монстра. Брату не нравится тот факт, что парень имел конфликты с законом, но то, что остатки человечности помогли победить ему сущность монстра и сохранить жизнь младшей Редфилд, заставляют Криса взглянуть на ситуацию по-другому. С некой долей сожаления. Но по-настоящему брат соболезнует сестре, потерявшей ставшего дорогим ей человека. Складывается впечатление, что парень был влюблен в Клэр и, возможно, она бы ответила ему взаимностью, если бы не эта трагедия. Алексия Эшфорд мертва, но ее гибель не склеит заново разбитое сердце девушки, не залечит кровоточащие трещины, и только время уймет жгучую, разъедающую изнутри горечь. Стоя на коленях перед ее постелью, брат вслушивается в беспокойное дыхание сестры, отравленное болью, и вглядывается в ее бледное, с заострившимися чертами лицо, бережно сжимает ее руку. Сквозь завесу досады солнечным лучом пробивается запоздалая радость: жива, и ошибки, какими бы они ни были, уже позади. Кровь не проточная вода, и сколько бы лишений и ужасов им двоим не уготовила в будущем жизнь, их средоточие-связь только выиграет, закаляясь в череде испытаний. Низвергнется мир, потухнет ли Солнце, постучатся в дом враги – брат и сестра останутся едины. Теперь, когда борьба во имя будущего лишенного страха окончилась и армия сложила оружие, он может снова услышать ее голос на том конце провода, подтверждая связь Редфилдов, скрепленную киноварной печатью родства.