Иван-царевич и... Еж?!

Как сказка сказывается В некотором царстве, некотором государстве жил-был царь Назар. Хороший царь, мудрый и справедливый, оттого и в стране его все ладилось. Да только время идет - никого не жалеет. Постарел царь, хворать начал, вот и призадумался: кому из сыновей царство оставить? К слову сказать, было у царя три сына, и каждый хорош по-своему. Старший, царевич Афанасий - грозен, да у народа в почете. Средний, Петр - не по годам умен. А у младшего, Ивана-царевича - сердце доброе, за что и любили его от мала до велика. И силушкой никто из царевичей не обижен. Думал Назар, думал, никак выбрать не мог. Тогда и посоветовали ему верные советники: сыновей оженить, а потом уж решать. Что человек один? Как бы умен или силен не был - а все слаб. В любви - сила, в семье - опора. Там и видно будет, кто из них более других трона достоин. Тем временем царю худо сделалось, и повелел он, чтобы еще до Нового года привели сыновья невест. Не знали царевичи, кроме среднего, где невест себе искать, но батюшкиного наказа ослушаться не посмели. Вот и повелел Назар сыновьям поступить так, как в старину делали: взять луки тугие да стрелы быстрые. Воле вышней довериться - куда полетит стрела, в той стороне и искать свою судьбу добру молодцу. Согнул Афанасий лук тугой, натянул тетиву шелковую - далеко улетела стрела, да попала на боярский двор, прямо в ставеньку у окошка старшей дочери боярской. Всполошились все, заохали, забегали, пытались стрелу из ставеньки расписной выдернуть, да ни у кого не достало сил: ни у боярских дружинников, ни у челяди, ни у самого хозяина. Подошла Милолика, старшая дочь боярская, лишь коснулась рукой, так стрела сама к ней в руку и прыгнула. И жених со сватами уже тут как тут! Пришел черед Петра стрелять. Да как отдаться на волю случая, если есть тот, кто люб тебе... Тщательно царевич прицелился, не наугад стрелял: прилетела стрела быстрая на купеческий двор. Увидал ее Савелий, молодой сын купеческий - зарделся. То ли сердце подсказало, то ли узнал оперение. А, может, давно у них было сговорено... В общем, взял за себя Петр-царевич своего любого, не невесту - жениха к отцу привел. Вот настала пора Ивана удачу пытать. И так младший царевич прицелится, и эдак, все ему не нравится. Не ложится рука, да и на душе покоя нет. Вот, наконец, согнул Иван-царевич свой могучий лук и выстрелил, да так, будто под руку кто толкнул: улетела стрела прямо в сторону леса дремучего, непроходимого. Покачал головой царь-батюшка: какая сыну судьба в тех гиблых местах? Да делать нечего, пошел царевич за своей стрелой и долей назначенной. Идет, а сам думу думает: хорошо, хоть не в болото улетела стрела заветная, а не то, не дай Бог, лягушку мокрую в хоромы царские вести! Хотя, какие в эту пору лягушки? Зима на дворе - морозы ударили. И еще так подумалось: вот, мол, не будет там ни единой живой души, так, может, и батюшка сию волю вышнюю примет. Да как бы не так. Пришел Иван-царевич в лес, долго стрелу искал, никак найти не мог. В самую чащу непролазную забрался. Искололся весь, ободрался, а уж лесу-то наломал. Вот и выбрался на опушку заснеженную. Хотел, было, передохнуть, а после, несолоно хлебавши, домой возвратиться. Тут глянул: а прямо на сугробе сидит огромный колючий еж, да стрелу его в лапках держит. Вздрогнул Ваня: вот же напасть, чудо-юдо лесное! Поклонился и так молвил: - Здравствуй, зверь лесной! Отдай мне мою стрелу, не серчай, не прогневайся! - Как не отдать, - отвечал ему молодой голос мужской. - Да только и ты, царевич, исполни наказ родительский и волю вышнюю - возьми меня с собой, представь своему батюшке, мужем своим во дворец возьми, уложи на постель шелковую, да почитай, как супруга волею судьбы, как и я теперь буду почитать тебя! - Да ты же... еж! - возмутился царевич. - Ты зимой и вовсе спать должен! Но поделать ничего не мог: не силой же отнимать стрелу, не лгать батюшке? Вот и Иван не невесту привел - ежа отцу принес. Подивился Назар на чудо этакое, но сына похвалил - за честность его. Что же, видать, судьба такая! Так и звали нареченного младшего царевича, Ежом. Едва-едва улеглись свадебные волнения, да все ближе праздники, веселье новогоднее. И Назару полегчало от хлопот радостных. Вот как-то царь и говорит своим сыновьям: - Пусть каждый из ваших избранников сошьет мне к празднику рубаху! Поклонились царевичи, не стали перечить воле батюшкиной. По домам отправились: каждый к своей суженной или суженному. Афанасий с Петром пошли гордые, довольные, а Иван идет - невесел, голову повесил. Зачем решил государь посмеяться над ними? Что же будет, как Ежу волю царскую выполнить? Неведомо... Как это было на самом деле - Да ты же... еж! - возмутился царевич. - Ты зимой и вовсе спать должен! - Я, - припечатал в ответ колючий переросток, - никому и ничего не должен! Ну что, так и будем на морозе стоять? Давай уже, хватай свое счастье неожиданное в охапку, и пошли! Вот тут то Иван и понял, что спокойные деньки для него закончились! С охапкой вышла незадача - ввиду повышенной колючести и особо крупных размеров ежика. Идею о том, что Ваня покатит свернувшегося клубком "жениха" перед собой, пиная, то есть, направляя его ногами, тот почему-то отверг с гневным фырканьем. В конце концов, пришлось царскому сыну распрощаться с теплой шубой, в которую он и завернул "свою судьбу". Спокойная реакция батюшки, по правде сказать, больше раздосадовала, чем порадовала. Мог бы стать в позу, ногами затопать и закричать грозным голосом: "Не бывать тому!" Но цари совсем неохотно признают собственные ошибки, и Назар тут же расщедрился на родительское благословение молодых. Судьба, мол, такая! С братьями Иван был дружен, и сильно допекать его не стали, так, поехидничали немножко, по-доброму, по-свойски. Ну а острый язычок колючего суженного быстро отбил у желающих охоту болтать попусту. Уж если Еж кого высмеивал, так потом это долго вспоминали. Тем временем приближались новогодние праздники. Вот тут-то и нашло что-то на царя-батюшку: то ли блоха укусила, то ли еж уколол - не понятно. Но приказал Назар, чтобы "невестки и лица к ним приравненные" сшили государю по праздничной рубахе! И непременно - своими руками! - Тебе надо выпить! - заявил Еж практически вползающему в светелку мужу и протянул ему уже полную кружку. - Нет, - простонал царевич, - утопиться! - Боюсь, такого количества выпивки у нас не найдется, - искренне огорчился его супруг. - Ну, давай, рассказывай, что там за беда! Едва Иван закончил жаловаться на жизнь, удрученно поглядывая на коротенькие лапки, явно неприспособленные для шитья, как Еж в ответ привычно фыркнул и сказал: - Дурак ты, Ваня, хоть и царевич! Легче надо ко всему относиться! Тебя мужем-ежом долго ли попрекали? Отвлечется народ, попривыкнет. Ужели думаешь, рубашку дольше помнить будут? Уж какую-никакую тряпицу сварганю. А государь сам виноват. Еще и обижусь, коли носить откажется! Ложись-ка ты спать. Будет царю рубаха! Тем временем у Милолики и Савелия работа кипит: мамки, няньки, да швеи-служанки наряды царские готовят. Иван же и мысли такой не допустил, в ответ на что снова был обфыркан и дураком "обласкан". Хотел, было, Иван-царевич подсмотреть, как его-то ежик своими короткими лапками с коготками будет с иголкой управляться, но муж начал тихонько напевать какую-то песенку, и царевич крепко уснул. - М-да, - сказал тем временем Еж, - не тому я, оказывается, учился. Ну, где наша не пропадала! Скинул с себя колючую шкурку и оказался добрым молодцем. Да таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Только характер, похоже, тот же остался. Исколов себе все пальцы, перепортив груду дорогих тканей и даже сломав две пары ножниц и полдюжины иголок, Еж, наконец перевел дух, прекратив ругаться на царя-самодура и сына его, просто идиота честного. Рубаха - первый опыт портняжьего искусства была готова. Хотел тогда Еж Ваню ласково пнуть, но вспомнил, что не время еще ему показываться. Надел опять шкурку звериную, свернулся клубком, и по ногам спящего царевича прокатился. Заорал Иван, подскочил. А муж колючий смотрит на него честными глазками-бусинками и ласково-ласково спрашивает: - Что, Вань, сон плохой, да? Так это совесть нечистая! Может, заставил кого всю ночь не спать, пахать в поте иголок? Вон, рубаха-то лежит, неси отцу! Подскочил царевич, вцепился в свернутую шелковую рубаху и бегом побежал - даже не посмотрел, что там вышло. Прибежал к батюшке, а братья уже там. Выложили свои подарки: у Афанасия от Милолики рубашечка тонкая, узор чудной - семь мамок-нянек старались. Да жаль, маловата царю. У Петра от Савелия рубаха добротная, яркая, на солнце переливается. Да вот беда - велика. Взялся царь за третью, одел - сидит-то хорошо, разве что швы чуть косоваты. Тут все и ахнули: кто глаза отводит, кто втихаря поглядывает, да хихикает. Глянул царь - а на рубашке-то ежиной, как живой, движется рисунок срамной: леший с кикиморой непотребствами занимаются. Осерчал Назар на Ежа, а тут еще и буковки по рубашке пробежали, так, что один он их увидел: "Над другим посмеяться - много ума не надо. А если дурак - то и ходи так!" Еще сильнее царь разозлился, даже забыл, что хотел "невесткам" новое задание дать - с караваем. Решил наглого звереныша лесного проучить, и дал сыновьям новый наказ: - Скоро уж Новый год настает. Будет завтра праздник большой, гостей на него созвано немерено. Хочу, сыновья мои любезные, чтобы явились вы на него вместе со своими супругами. Да чтобы никто не отказался - а не то разгневаюсь! - Вот неугомонный старикан, - усмехнулся муж младшего царевича, проведя по тарелочке лапкой, стирая волшебную картинку. - Ну, ничего, будет тебе праздник, будет тебе и Еж! Ивана он встречал уже подготовленным: выслушал жалобы на горькую судьбу и непонимание, погладил по растрепанной шевелюре, промурлыкал песенку и спать уложил. А как пришла пора на праздник собираться, так и сказал Еж царевичу: - Поезжай, Ваня, один. А я следом за тобой приеду. Не бойся гнева отцовского - не подведу. Только и ты уж не оплошай: одень колечко обручальное, и я со своим буду, чтобы все видели, что я - твой муж, а ты - мой! Как услышишь громкий стук и грохот, знай - я это. Так гостям и скажи: "Не бойтесь, гости дорогие, это супруг мой, Ежик, в своей коробчонке приехал!" Ваня и не знает, как духу хватит, такое сказать при всем честном народе, но спорить не стал. На том и порешили. Отправился царевич на праздник один. А супруг его шкурку колючую скинул, наряжается, да знай себе, посмеивается: - Что за чудо этот царевич? Так бы дразнил и дразнил, а потом... "съел"! Но тут Еж усилием воли согнал с лица мечтательную улыбку. Сначала - месть свекру! Прежде всего, за шитье, да и вообще, за все хорошее! - Вот выдумал, сшейте! - фыркнул Еж, хотя уже и был в человеческом обличье. - Может, еще пирог испечь?! М-да, будь одна из вас ткачихой, а вторая поварихой... Это не для нас! Мы, может, богатыря родим? Тут же скептически оглядел себя и подытожил: - Нет, это вряд ли. А вот какую-нибудь мелкую пакость устроить - это запросто! Как сказка сказывается Пришел Иван-царевич на праздник один-одинешенек. Гости все пируют, танцуют, веселятся, а ему совсем не весело. Отец уже спрашивал: "Где твой нареченный супруг?" Только что тут ответишь? Царевич подумал, что обманул его Еж, побоялся перед гостями предстать, как он есть. Оно, верно, и к лучшему, хотя сам Иван не снял кольца обручального. Вдруг задрожала земля, послышался громкий стук да грохот. Гости перепугались, а царевич сказал, как муж его научил: - Не бойтесь, гости дорогие, это супруг мой, Ежик, в своей коробчонке приехал! Гости потихоньку посмеивались, Ваня совсем понурился, а царю даже стыдно стало, что подвел сына под насмешки. Но не успел никто больше и слова молвить, как двери распахнулись, и вошел молодец красоты невиданной: статный, высокий, чернобровый. И одет богато, а на безымянном пальце у него кольцо обручальное. Поклонился молодец царю, а после подошел к младшему царевичу, протянул ему руку с обручальным кольцом и вымолвил: - Узнал теперь судьбу свою, что не видел за иголками? Весь вечер не могли гости от их пары глаз отвести: настолько хорошо вместе смотрятся, будто друг для друга и созданы! И сам Иван налюбоваться никак не может. Разве узнаешь в красавце таком чудо-юдо лесное? Как было на самом деле Разве узнаешь в красавце таком чудо-юдо лесное? Если только по характеру колючему да острому языку: многим назойливым досталось, а кто хотел подшутить - в итоге сам осмеянным остался. Но муж царевича не забывал о задуманном: хотел он и царя проучить, и Савелия с Милоликой за обман с рубашками наказать. Несправедливо: даже он, правда, из-за Ивана, в тот раз не обманывал! Вот настал их с царевичем черед танцевать, а царя будто нечистый толкает. - Чем еще удивишь? - спрашивает. Взял тогда Еж остатки вина в кубке, да в рукав себе плеснул. А как стали танцевать, махнул рукой, и оказалось перед ними прекрасное озеро, с цветами и лебедями белыми. Глядит, а Милолика за ним повторила и тоже остатки вина в рукава себе вылила. Сын же купеческий поостерегся. Пошли после и они танцевать, махнула рукой жена старшего царевича: сначала вином самого царя обрызгала, а потом капли, что на пол упали, превратились в мышей и бросились врассыпную. Тут уж поднялся женский крик и визг, шум, суматоха. Дошло и до драки. Царь гневался, стражники гостей успокаивали, а Еж тем временем тихо сказал своему царевичу: - Опять ты, Ваня, стоишь! Хватай уже свое счастье в охапку, да домой тащи! Что Иван тут же с превеликой радостью и сделал. Как сказка сказывается Привел царевич мужа домой: и радостно ему, и боязно. И любуется - наглядеться не может, и обнять бы покрепче - да не решится никак. Но Еж-то не растерялся: - Чего боишься, желанный супруг? Держи счастье свое крепче, не отпускай! Не то утра дождешься - будет снова не муж, а еж! Прильнул гибким станом, сам обвил руками и в опочивальню потянул, целуя сладко и жарко - так, что у Ивана пропали страхи-сомнения. А после - на постель, где вмиг пропала с них праздничная одежда. Смеются глаза черные, бесстыжие, но тут же страстью туманятся. Не сводит Еж с супруга взгляда жадного, будто и впрямь съесть готов. А руки ловкие уже взлетают птицами, шелком скользят по милому лицу, по телу сильному и горячему; уста нежные - везде, без запретов и робости: словно нет в мире слаще царевича, нет прекраснее и желаннее. Молод еще был Иван, и не знал он такого, не ведал. Захлестнуло с головой чувство новое: от земли подняло, к небесам вознесло на крыльях невидимых. Изнутри по всему телу дрожь пошла. Еле вырвался Иван из сладкого плена, опрокинул навзничь любимого. Утонул на миг в шальных черных омутах, и слились уста в поцелуе, а тела сплелись в страстных объятиях. До утра так сплетались, взлетая и падая,пока не сморило сном счастливого царевича. Проснулся Иван, смотрит - глазам не верит: вот оно лежит, его чудо лесное, только руку протяни - все твое. Да не чудо-юдо, а добрый молодец красоты невиданной. А уж вспомнить, что ночью было - так в жар бросает. Никого другого не надобно! Перевел взгляд на пол: вот она, шкура проклятая! Неужели опять оденется его Еж ненаглядный в колючки страшные, неужели снова быть ему зверем лесным? Не бывать тому! Бросился тут царевич к печи, схватил шкурку ежиную и в огонь бросил: - Теперь будем, любый мой, жить с тобой в любви и согласии! Тут раздался страшный грохот, черным дымом все заволокло. Подскочил супруг его, закричал горько: - Что же ты, Ваня, наделал? Еще бы три дня переждать, три ночи - и был бы я навек твоим! Прощай теперь навсегда! Но если я всего дороже тебе, и жизни своей не пожалеешь, то ищи меня у колдуна - Кощея Бессмертного! Как было на самом деле До утра в объятьях сплетались, взлетая и падая, от блаженства и до безумия, пока не сморило сном счастливого царевича. Потянулся тогда Еж, поглядел довольно на мужа, поцеловал легонько и молвил: - Ах, хорош мой царевич! Отрываться не хочется. Только зарок такой... Да и что труднее достается, то больше ценится! Посмотрел в волшебную тарелочку: во дворце потеха вовсю идет. Ловит царь мышей заговоренных. Сначала слуги их гоняли, да вот, чудеса: как коснется кто из них мыши, ногой ли, веником ли, или еще чем, так вместо одной их две становится. Пока мышь мимо Назара не пробежала, хвостом царский сапог задела и вмиг пропала. Вот и пришлось государю собственноручно всех переловить! Вспомнил тогда царь про Ежа, оглянулся: а того с Иваном уж нет давно. Да и стоит ли с колдуном связываться? А тот, знай себе, посмеивается над свекром и своей шуткой. После бросил прямо у печки шкурку ежиную и улегся рядом с мужем, как и не вставал. А сам из-под ресниц подглядывает. Тут-то все и случилось. - ...ищи меня у Кощея Бессмертного! - крикнул Еж. И пропал в черном мареве. Тут же дым немного развеялся, опять показался супруг царевичу, выпалил: - Дорогу у Бабы Яги уточни. В баню с ней не ходи - прибью! Карта - вот! Смерть - в яйце! Я в тебя верю! Стоит Ваня, глазами на карту хлопает. Закралось какое-то подозрение: зачем ее Еж заранее-то подготовил?! Ох, что-то тут нечисто! Тут, как назло, ночные картинки вспомнились... Чисто-нечисто, а любимого надо выручать! Пришел царевич к отцу. Царь-то грозен, глаза красные, с недосыпу, руки все мышами покусанные. Не хотел, было, Назар сына отпускать: пропал колючий, и слава Богу. Но не смог - не даром же его справедливым прозвали! Тут и невестка от старшего сына, Милолика, что-то про себя подсчитала, прикинула, руки потерла и давай упрашивать: - Пусти, царь-батюшка, нельзя разлучать сердца любящие! И Савелий, зятек, тут как тут: - Не то, как говорят гости заморские, лошадь лягнет! Вздрогнул Назар, он-то еще от мышей не отошел, и говорит: - Быть посему! А сам крепко задумался, что так его сыновья, тьфу на них, стрелять толком и не научились! Долго шел Иван-царевич, по сугробам непроходимым, лесам непролазным, пока не набрел наконец на избушку на курьих ножках. Выскочила из той избушки резвая старушонка и проскрипела, как дверь немазаная: - Ну, здравствуй, царевич. Дело пытаешь, али от дела лытаешь? А то у меня дрова не рублены, печь не топлена, корова не доена, огород не полит, поле не вспахано... - Здравствуй, бабушка. Какое поле, какой огород, зима на дворе! Новый год у порога! - Ну, огород, не огород, а поле не паханное имеется, - игриво проскрипела старушка, подмигнув и поведя костлявым плечом. - Могем, кстати, и баньку истопить... И что, зима? Ежи, вон, тоже зимой спать должны! Вовремя напомнила про нареченного, а не то... сбежал бы царевич без оглядки от эдакой напасти! - Про Ежа мне и надо, - взмолился он, - помоги! Подскажи, как найти Кащея, и где яйцо со смертью его спрятано? Яга то ли рассмеялась, то ли закашлялась - за скрипом не разберешь, и, всхлипывая, поинтересовалась: - Про смерть тебе Еж сказал? Ну, ладно, слушай: смерть Кащея в яйце. Яйцо в ларце. Ларец цепями булатными прикован на высоком дубу столетнему - не достать! А без него злодея не победить! Ну а найти его не трудно - в самых крутых и высоких горах стоит замок кащеев! Ну, что, мож бросишь дело гиблое, и в баньку: кровь разогнать, косточки пропа... -... рить, - уже вяло закончила она вслед сверкающим царственным пяткам. - Ну и чего этим мужикам надо? Опыт, яркая внешность, жилье свое имеется... Как сказка сказывается Долго ли, коротко ли, отыскал Иван-царевич тот заветный дуб. Долго бился над ним - никак повалить не мог. Не только люди любили царевича за его сердце доброе. Пришел ему на помощь хозяин лесной - и свалили вдвоем необхватный дуб. Упал ларец оземь, разбился. Выскочил из него заяц, и пустился наутек. Опечалился царевич. Но бросился наперерез серый волк, разорвал зайца. Вылетела из зайца утка, тут же скрылась высоко в небе за тучами - не достать стрелой. Налетел на ту утку быстрый коршун. Выпало из утки яйцо. Испугался Иван-царевич: что будет, как разобьется? В чем она, смерть кащеева? Но упало яйцо прямо в полынью на замерзшей реке, не разбилось - под воду ушло. Пригорюнился царевич. Выплыла тут щука, а в пасти у нее яйцо виднеется! Поблагодарил Иван зверей за помощь, в пояс им кланялся. А после пошел прямехонько в замок кащеев. Победил он колдуна, выручил из злой неволи своего суженного, привел домой к отцу. Закатили на радостях пир горой, и Новый год вместе встретили. И зажили они в любови и радости, на тот год, да еще на годы долгие! Как было на самом деле Встал Иван-царевич возле дуба, и так за него возьмется, и эдак, а сделать ничего не может: пусть и не обижен силушкой, да где повалить человеку такое могучее дерево. Подоспел тут медведь, и рычит: - Давай, помогу! Опешил Иван, глазам не верит: - Медведи же спать должны?! - Ну и что? - фыркнул рядом серый волк. - Ежи, вроде, тоже должны? А ты ведь Ка..., в смысле, Ежу муж? Так мы тебе и поможем! Задумался, было, Иван, над волчьей обмолвкой, но тут не до этого стало. Повалил медведь дерево, волк зайца догнал, коршун утку добыл, а щука яйцо волшебное доставила. Поблагодарил царевич помощников, и, не медля, к Кащею отправился - любимого выручать! Пришел в замок грозного колдуна и кричит: - Выходи, Кащей, на честный бой! Раздался тут грохот со всех сторон, и появился перед Иваном злой колдун, сам Кащей - в полтора роста человеческих, в черной короне, черной маске с черепом, с черными крыльями за спиной. Череп недобро скалится, в руках мечи черные, зловещие. Рассмеялся Кащей: - Дурак ты, царевич. Куда тебе против меня - как прутик переломлю, как блоху прихлопну! - Не сделав - не похваляйся! - крикнул Иван, и бросился рубиться с колдуном. Да куда там: смеется колдун, а ветры могучие налетели - не дают царевичу к врагу приблизиться. Вот оно, колдовство! Оплели вдруг царевича веревки невидимые, а Кащей глумится, кончиком меча одежду его разрезает. Взъярился Иван-царевич, а сделать ничего не может: - Вот каков твой честный бой! Рассмеялось в ответ чудище: - А что, коли отпущу тебя? Забудешь своего Ежа? Уйдешь? - Никогда не бывать тому! - Да как не бывать? - изгалялся Кащей. - Убью тебя, так и так Еж моим будет! А так жив останешься. Дам тебе в придачу богатства несметные: выбирай, что хочешь в сокровищнице. Хочешь, дам и слуг - непобедимых воинов: сам, вместо отца править будешь? И братья тебе не соперники! Но Иван так и не отказался от любимого: ни сокровища, ни за корону, и жизни своей не пожалел. Надо было сразу разбить яйцо со смертью кащеевой, но он честно биться вышел. Да только колдун обманул. - В последний раз спрашиваю: отдашь Ежа? - Нет, не предам я своей любви, как не предал чести и совести! - Ой, дурак, - вдруг совсем другим голосом протянул Кащей. - Ведь с яйцом пришел, мог легко победить! И за что я тебя только люблю? Да так сказал, что сразу ясно - сам знает, за что! Спали с царевича невидимые веревки, но он так и стоял, с места не сдвинулся. Глядит Иван: уменьшился Кащей, пропала и маска с черепом. Не колдун перед ним - стоит нареченный супруг. Посмотрел тот ласково, взял за руки. - Не побоялся, - говорит, - ты, Ваня, колдуна, пришел за мной. Не ударил подло в спину (хотя - ну и дурак). Предпочел любовь богатству и власти. И яйцо добыл заветное - исполнился зарок от моих родителей. Теперь навсегда вместе нам быть! - Так ты... Кащей? - А ты - гений! - ехидно подхватил Еж, догадываясь, что его царевич уже никуда не денется, и придвигаясь все ближе. - Но я же... должен тебя победить! - пытался разобраться Иван. - Победи меня, - страстно выдохнул ему на ухо супруг, - и побыстрее, прямо сейчас! Пока я тебя сам не... победил! - Но я же пришел тебя спасти! - Спасай, Ваня, срочно, не то я тебя сам... спасу... два раза! - жарко прошептал Кащей, прежде чем втянуть своего "спасителя" в еще более жаркий поцелуй. Вот так и победил Иван-царевич Кащея... два раза. И мужа своего спас... два раза... или три... для начала... На Новый год в царских палатах они, конечно, не успели, да не больно-то и хотелось. Ведь главное - встретить его с тем, кого любишь, и кому дорог ты. Тогда все обязательно сбудется и заладится: и на этот год, и на долгие-долгие годы вперед! Любовь - это чудо, что делает мир добрым и ярким, колючего ежа - мягким, а злого Кащея - ласковым котенком. Все сказки знают об этом, не забывайте и вы) Эпилог Лежит Иван-царевич утром в мягкой постельке, на мужа любуется. Всем хорош: лицом и станом, даже ежиный характер с перчинкой - и тот по нраву пришелся! Вставать-то как не хочется: совсем заездил, шальной, хотя и то обоим хорошо! Сам-то под утро только пощады просил: нет, мол, сил пошевелиться; а сейчас уже опять скачет по опочивальне, песни распевает и яйцо черное в руках подбрасывает... Яйцо?! - Стой, дурной! - завопил царевич диким голосом. - Ты чего творишь?! Испугался так, что дыхание перехватило. А ну как уронил бы Кащей смерть свою? Потянулся Ваня за яйцом, перехватить хочет, а муж над ним посмеивается, да в руках смерть перекатывает: того и гляди, упадет! Тянет в ответ, издевается: - Как-как ты меня назвал, желанный мой? - Ну... любимый! Отдай, а? Еж, как всегда, целоваться полез - очень ему это нравилось, и говорит: - Не бойся, бессмертный я! Зарок это - от родителей. Тут и раздавил яйцо. Царевич только охнуть успел. Глядит - осыпалась черная скорлупа, вспорхнула с кащеевой ладони маленькая птичка, защебетала и в окошко вылетела. - Вот и все, Ваня, - улыбнулся Еж, - улетел мой зарок. Теперь, и верно, всегда вместе будем! Ни на волю чужую, ни на волшебство, ни на что другое не оглядываться - только ты и я! - Тьфу, напугал, - выдохнул царевич. После отвесил этому шутнику подзатыльник, в воспитательных целях - Кащей даже не обиделся; и следом сам целоваться полез. - Тут только... это... такое дело, - ласково и осторожно завел неугомонный муж. - Мы с твоим батюшкой опять слегка... не сошлись во мнениях. Не-не, все живы-здоровы! Только... на корону сильно не рассчитывай! - Ну и леший с ней, с короной, пусть, вон, братья правят! Главное, что у меня есть ты! - Ой, дурааак! - а сам-то растаял. - Ну, что, опять тебя учить? Хватай уже счастье в охапку... конец