Стена героев

Солнечный свет робко пробивается сквозь зарешеченное маленькое окошко в комнате двух братьев и едва-едва освещает крошечную каморку, бывшее хранилище, ныне отведенное под спальню. Стены темно-синие, почти черные, разделены на две половины - над верхним лежаком двухъярусной кровати большие, чуть потрепанные плакаты, собственноручно сделанные одним из ребят. Они представляют собой вырезки из газет, бегло разбросанных по кривовато налепленным полосатым листам бумаги, на каждом из которых таинственные, загадочные, полу размытые силуэты, и сбивчивые рассказы очевидцев - в те времена знали только то, что эти четверо существ с крепкими панцирями возникали из темноты, в который раз спасали невезучий Нью-Йорк и снова исчезали в ночи. И подобными вырезками украшено было все, чуть ли не до потолка, от одного угла комнаты, до другого. Нижняя же половина резко контрастировала пестрой бумаге разделяющей с нею эту стенку – черные, лаконично ровные продолговатые листы картона в ряд, похожего таким образом на кирпичики – с этих картонных квадратов мрачно призывали власти в текстовом формате хранить спокойствие, с них на зрителя тревожно смотрели врачи, сжимающие в дрожащих ладонях колбы, и с них же женщины, прижимающие к своей груди маленьких детей... Это весьма печальное и угнетающее зрелище. Сандро и Данте сидят на разных кроватях и перебирают две большие, заваленные газетами коробки. У каждого в руках ножницы, клейкая лента и разномасштабные куски цветного картона, в беспорядке теряющиеся в складках скомканных одеял. Черепашата сидят абсолютно молча, скрестив ноги по-турецки и сосредоточенно высунув языки кромсая старые газеты. У каждого – своя личная коллекция. Внезапно один тонкий лист выскальзывает из ладони младшего черепашонка, и плавно, порхнув кривой дугой, слетает на пол, привлекая к себе внимание старшего тихим шелестом. - Не подашь? – Виновато улыбается Сани, вцепившись ладонями в деревянную балку и склонившись чуть вперед, отчего края длинной белой банданы едва не касаются макушки поднимающегося со своего места брата. Данте молча хмыкнув себе под нос, опускается на корточки и зажав между большим и указательным пальцем уголок смазанной черно-белой фотографии, поднимает голову на молчаливо нависающего над ним Сандро. – Держи,- протягивает он ему вырезку и не выдержав искушения, тихо посмеиваясь дергает за две белые ленточки, а затем возвращается к своей бумажной кипе. - Дани? - А? – откликается черепашка, снова выглянув снизу из-за ребра верхнего яруса у себя над головой. Темно вишневые глаза Данте сталкиваются с прямым взглядом младшенького, уже ожидавшего, когда тот вынырнет из своего закутка. – Ну чего? – неуверенно задает снова вопрос мальчик, чувствуя себя весьма неловко под таким молчаливым пристальным вниманием. - Зачем ты разукрашиваешь стены… такими мрачными картинками? – С любопытством спрашивает парнишка, зажимая в кулаке сразу ворох своих газетных вырезок. – Я всегда думал, что здесь неплохо бы смотрелись страницы научных журналов, но никак не это, - Черепашка мягко спрыгивает вниз, и с некоторым возмущением тычет пальцем в текст на одном из черных квадратов. – Это во-первых на мой взгляд некрасиво, черный, почему так … и… не знаю даже, печально это все? – Плечи сами собой понуро опускаются вниз, когда малыш перебегает взглядом от одной тяжелой, удручающей строки повествующей о разрушенном мире, к другой. Сани удрученно протирает кулаком с зажатым в нем бумажками глаза и качает головой. – Почему ты такой мрачный? Дани молча наблюдает за тем, с каким грустным видом его братец разглядывает «украшения» сделанные его руками, и тихо вздыхает, положив четырехпалую ладошку на ребристый край братского карапакса , - Знаешь, а давай-ка присядем? – Он аккуратно опускается на застеленный узкой ковровой дорожкой пол, усаживаясь на колени, и ненавязчиво тянет за собой брата за руку. Сани молча усаживается рядом с Данте, прислонившись боком к теплой, гладкой поверхности мягкого пластрона старшего черепашонка, и замирает у него в объятиях, сцепив пальцы в замочек и уложив их на высоко поднятые колени. Он доверчиво косится на черную маску склонившегося над ним Дани, и тихо ждет, что же тот ему хочет сказать. Чем можно оправдать печаль? - Я думаю… - тихо начал черепашонок, мягко прислонив ладонью макушку младшего мутанта к своему плечу, - Я думаю, что тем, кто попал на эти фотографии, было бы приятно знать, что кто-то помнит о их жертвах, что их не забывают. Наши с тобой родители и друзья – герои… Так? – Он тихонько отбирает смятые листы из ладоней Сандро и расправляет их, подняв бумажки на солнечный просвет, отразив на них полосатую тень решетки, - Верно? - Верно… - одними губами соглашается младший, неуверенно кивнув и все еще крепко сжимая руки в кулаки уперев их в острые коленки. – Самые настоящие! – С жаром подтверждает черепашонок, даже в эмоциональном порыве неожиданно хлопнув длинным хвостом по пыльному ковру. - А эти люди – тоже герои. Смотри – Дани разворачивает один из своих листов, пододвинув к себе коробку, - Когда в городе разрослась паника, мародеры подожгли дом. Видишь эту женщину? – Он осторожно проводит пальцем по тонким линиям съежившегося черного листа, прижимающего к себе что-то непонятное. Легкий кивок внимательно слушающего его Сани, - Она вбежала в горящий дом и спасла чужих младенцев, которых родители уже и не чаяли увидеть в живых, а потом, она погибла в больнице, от ожогов… Ну скажи, она герой? - Герой, - тихо подтверждает его брат, чувствуя, как неосознанно на нижних веках скапливается влага при взгляде на эту тяжелую картинку. Он утыкается носом в грудной пластрон брата и нервно жмуриться, ощущая укол совести в самое сердце. Но Данте спокойно разворачивает вторую страницу, - И здесь еще много таких «героев», потом можешь почитать о них, если захочешь, - негромко шепнул он вжимающемуся ему в грудь Сандро, с едва заметной улыбкой поглаживая того по зеленой макушке. Похоже, как он понял, теперь того мучают угрызения совести перед персонажами стенда Дани, и он готов был бы честно, извиниться перед ними… Если бы мог. Если бы это было вообще возможно, ведь большинства этих людей уже и в живых то не было. Мутанты несколько минут сидят в полумраке обнявшись, тихо, спокойно, Дани чуть раскачивается взад-вперед, обняв за плечи прислонившемуся к нему притихшего Сани и они просто молча думают примерно об одном и том же. Много упущено, много потеряно, но пока они помнят о кажущихся мелочах, о жертвах которые их никогда не коснулись, о которых они может бы и не узнали, они наполняют памятью о них свои сердца, и это дает им их прощальное тепло и любовь, и крепость духа, чтобы держаться дальше. В каждом изображении, в каждой букве кроется свой неповторимый смысл и частичка души тех, чье изображение здесь, или о ком говориться пускай даже в одной строчке огромного текста…. Данте выпускает худенькие плечи брата и снова тянется к коробке, доставая оттуда одно из немногих фотографий в их доме – Мастер Сплинтер со всеми своими четырьмя сыновьями стоит под раскидистым деревом в доджо, похоже прямо перед началом тренировки, и спокойно, сдержанно улыбается в объектив, кажется желая, чтобы фотосессия поскорее закончилась, и он, и его ученики могли наконец приступить к занятиям. Дани протягивает это своему близнецу в руки, после чего оба черепашонка решительно лезут вдвоем на одну стремянку, расстилая на стыке их двух «половин» стенда, черно-полосатую картонку, ровно в центре которой оказывается эта старая, большая, уютная фотография из прошлого. Потому что всех настоящих героев объединяет большое сердце, доброта и самоотверженность –качества, которые кто-то, когда-то в них воспитал… И этот кто-то – самый главный из всех героев.