once upon a dream

Когда Сехун впервые увидел Лухана на пороге своего дома, доктор не вызвал доверия. Лухан недавно устроился врачом, переехав в их городок из столицы, и все еще не смог стать частью их «захолустья»; никто толком не знал ничего о новом докторе: ни его семейного положения, ни столичного прошлого, ни статуса его семьи. Молодой врач вел себя чрезвычайно спокойно, замкнуто и молчаливо. Некоторых, как мать Сехуна, привлекали такие «темные лошадки», но Се относился к той категории, которой было все равно. Только вот Сехун подсознательно чувствовал, что Лухан что-то скрывал. О не знал, как предельно точно выразить свои чувства при взгляде на врача, но парень точно чувствовал напряжение, страх и волнение. В общем, новый врач был очень отвратителен Сехуну. А еще Лухан жил в бывшем поместье семьи До, которое они сдавали доктору за бесценок после той трагедии с Кёнсу. Наверное, поэтому врач и вызывал отвращение: Лухан, сам того не желая, каждый день давил на больную мозоль Сехуна, ведь Кёнсу был его лучшим другом. -Добрый вечер, - голос лекаря был несколько тихим, но вкрадчивым, уверенным, с какими – то насмешливо – шипящими звуками. Сехун не успел толком открыть рот, чтобы поздороваться, как в прихожую влетела мать Се. Иногда было стыдно и неловко за ее показное дружелюбие. -Ах, как хорошо, что Вы зашли! Извините, что оторвала Вас от дел, но у меня такое страшное предчувствие по поводу здоровья Хунни, - Се закатил глаза и заслужил от матери толчок острым локтем. – Проходите, не стойте на пороге. Мать еще долго расшаркивалась перед врачом, который едва ли обратил внимание на эти потуги: взгляд его будто застыл. Полутьма прихожей не дала Сехуну четко рассмотреть врача, поэтому парень надеялся на яркий свет гостиной, но и тут ждала неудача: стоило матери включить свет, как раздалось несколько громких хлопков, и из десяти лампочек осталось светить только четыре. И даже при столь скудном освещении Се не понял, почему доктора считают молодым. Мелкие сетки морщин, как крохотные трещины, покрывали лицо Лухана, а на дне темных глаз плескался опыт. Сехун посмотрел на шею и руки, предполагая оценить примерный возраст, но шея была закрыта высоким воротником черной накрахмаленной рубашки, а руки, которые врач положил на колени, были странными: кожа была абсолютно гладкой, через нее не проглядывались венки, как обычно бывает. Переведя взгляд на свои ладони, Се отметил, что его пальцы смотрятся какими – то скверными обрубками рядом с аккуратными восковыми пальцами врача. -Предлагаю начать, - предложил Лухан, перебивая нытьё матери по поводу здоровья ее единственного сына. Вроде бы сказано было мягко и несло в себе смысл предложения, не более, но в этих словах явно слышался приказ, точный и холодный. Может, это все только показалось, но Сехун был уверен на процентов сто: рот он сегодня будет открывать только в крайних случаях. Мать тоже замолчала, оборвав предложение на середине. -Что – нибудь конкретное беспокоит? – Лухан открыл свой темно – коричневый кожаный кейс, от которого пахло лекарствами, даже не глядя в сторону матери. -Да. -И что же? -У меня частые головные боли, плохой сон… -Я имел в виду не Вас, - Лухан с легкой улыбкой поднял голову на госпожу О, которая удивленно округлила глаза. – Сехун, что тебя беспокоит? – два глаза пытливо уставились на юношу, который почувствовал себя неловко. Глаза у Лухана были темные, просто темные, потому что Сехун так и не смог разглядеть оттенок, а пялиться – это неприлично. -Нет, - Се отрицательно махнул головой, гипнотизируя ковер на полу. -Головные боли, плохой сон, учащенное сердцебиение? -Нет. -Одышка, нарушение аппетита? – Сехун заметил, что губы врача будто жили своей жизнью: они двигались, но вместе с ними не двигались щеки, будто губы принадлежат кому – то другому. Жутковатое зрелище. Лухан внимательно следил за Сехуном. -Шум в ушах? Или нарушение полового влечения? Се вспыхнул. -Все нормально со мной, Вы только тратите своё время. -Ну – ну, Сехун, я же врач, ты можешь поделиться со мной всеми своими тайнами, - Лухан расплылся в улыбке, а О уловил насмешку, из – за чего стало еще более некомфортно. -Ой, не слушайте его, - мать замахала руками. - Этот молодой человек в последнее время ничего не ест. -Да ем я! Только когда ты не видишь, - Лухан рассмеялся, а юноша, пораженный внезапной сменой настроения врача, замер. Смех доктора был негромким, глухим и свистящим, будто дыра где – нибудь в легких мешала делать нормальные вдохи и выдохи. Уяснив для себя, что Лухан – это крайне подозрительная и странная личность, Сехун не хотел, чтобы тот оставался у него дома. -Я возьму несколько анализов, с Вашего разрешения, конечно, - смех оборвался так же неожиданно, как и начался. Губы мужчины все еще были растянуты в улыбке, но при разговоре напоминали какую – то болезненную гримасу, будто резко закололо в животе. – Бледные кожные покровы, плохой аппетит, учащенное сердцебиение… Полагаю, у Вашего сына анемия. Мать схватилась за сердце, ведь она толком ничего и не знала об этой болезни, но из уст врача недуг звучал весьма грозно, с ноткой безысходности. -Конечно, берите у него все, что нужно, - госпожа О закивала, наблюдая за тем, как Лухан роется в своем кейсе и вытаскивает небольшой коричневый сверток, два стеклянных прямоугольника, тонкую трубку с грушей на конце и небольшую пробирку. -И принесите, пожалуйста, Сехуну немного вина. Нехорошо, чтобы у такого красивого юноши были такие бледные щеки, - Лухан заискивающе улыбнулся, придвигая небольшой чайный столик поближе к креслу, в котором обосновался юноша. Мать вышла, что – то крича служанке, а врач взял левую руку Сехуна. Пальцы, которыми доктор расстегивал манжеты белой рубашки, были ледяными, от чего по спине О побежали мурашки. Юноша сглотнул и сжал вторую ладонь коленями. Не то, чтобы он боялся крови, но… Ногти, ногти Лухана были весьма необычными: немного длинноватые для его профессии, они были серо – голубого цвета. Это выглядело не гигиенично, и Се поморщился: мало ли, чем этот Лухан болел в молодости. Обтерев безымянный палец юноши спиртовым раствором, Лухан поднес иглу к коже. -Это будет не больно, Сехунни. -Да знаю я, - О нахмурился. Врач обращается с ним как с трехлетним, а ведь недавно Се исполнилось девятнадцать. Быстрое движение, миг тягучей боли в пальце, и вот Лухан уже высасывает кровь с помощью длинной трубки, после выпуская в небольшую колбу и капая на стекляшки. Холодные пальцы сильно сдавливали фалангу, заставляя кровь течь сквозь небольшую дырочку, проделанную иглой. В точных движениях Лухана была свойственная мужчинам твердость, решимость, но еще какая- то плавность и грация, которой Сехун невольно восхитился. Юноша продолжал наблюдать, как врач меняет свои склянки и трубки, но резкая боль в пальце заставила вздрогнуть всем телом. Кончик уже посинел, но Лухан все еще давил на него. Несколько капель запачкали строгие брюки врача, а на столе уже вряд стояли две колбочки с кровью. «Можно ли умереть от потери крови через палец?», - глупая мысль посетила голову, прежде чем Се не возмутился. -Что Вы делаете? Мне больно! Лухан остановился и поднял глаза на Сехуна, который быстро – быстро дышал. -Извини, пожалуйста, я, должно быть, увлекся, - врач завернул все еще светло – фиолетовый палец в ватку и начал собирать свое оборудование. – Надеюсь, у тебя нет гемофилии? -А разве Вы не должны были спросить об этом в начале? – поглаживая пострадавшую конечность, отозвался Сехун, наблюдая, как Лухан хмурится. Складки между бровей доказали, что лицо врача все же живое. -Так есть или нет? -Нет. -Обязательно выпей бокал вина перед сном, и вот, - доктор протянул бумажку с рецептом и небольшую баночку, - это легкое успокоительное, берешь кусок марли, складываешь его несколько раз, берешь лекарство, капаешь три – четыре капли и делаешь несколько глубоких вдохов. Понятно? Сехун кивнул и покрутил сосуд в руках, думая, где же он мог слышать это слово «Морфий». -И еще, не подскажешь, где у вас ванная комната? -А зачем Вам? -Невоспитанный мальчишка, - госпожа О выплыла из столовой, держа в руках поднос с двумя чашками и одним бокалом вина. – Господин Лухан, выходите из гостиной, идете прямо и налево, первая дверь. А я тут чай принесла… -Вынужден отказаться, - врач слегка поклонился и немедленно пошел в указанную сторону. -Пей давай, - мать всунула в руки Сехуна бокал. – Что тебе еще сказали? Выписали что – нибудь? -Ага, вот, - Се протянул женщине баночку и рецепт. – Берешь марлю, капаешь несколько капель… -Я знаю, - мать дрожащими руками вертела баночку, позабыв об остывающем на подносе чае. -Откуда? -Да так, - женщина отвела глаза. – Ох, посмотри, это ли не платок господина Лухана? И правда, на столике лежал платок, которым врач, похоже, оттирал от крови свои брюки. -Отнеси его, будь добр, а я спать. Я так устала, так устала… Не успев выслушать протесты своего сына, женщина ушла в темноту прихожей, а Сехун поджал губы: будет еще он носиться с этим платком. Что упало, то пропало. Вздохнув, Сехун все же взял платок, считая, что если не отдаст его сегодня, то странный врач заявится за своей пропажей когда – нибудь еще, а этого хотелось меньше всего. Подойдя к двери ванной комнаты, из - под который лился свет, Се прислушался. Из – за двери раздавалось копошение и позвякивание. Се только занес руку, чтобы постучать, но увидел, что замочная скважина не была занята ключом. Из комнаты снова раздалось звяканье, и любопытство взяло верх. Согнув колени, юноша осмотрел комнату. Лухан стоял недалеко от умывальника, спиной к двери. Рядом с его ногами лежал кейс, неаккуратно брошенный на кафель. Сехун нахмурился и еще больше приблизился к скважине, пытаясь понять, что же делает врач. Позвякивание повторилось, и через секунду раздался треск. Лухан отклонил голову назад, черные волосы открыли взору высокий белый лоб и зажмуренные веки. Внутри Се зародился страх: вдруг, Лухану плохо и ему нужна помощь? Юноша облизнул пересохшие губы и разогнулся, почти дотрагиваясь костяшками пальцев до дерева двери. Щелчок, раздавшийся в мозгу, заставил Сехуна замереть и сглотнуть. Коленки задрожали, когда Се опять сгибал их, чтобы вновь посмотреть сквозь щель. Лухан не отбрасывал тени. В полутьме прихожей и плохом освещении гостиной это было не так заметно, а сейчас стало очевидно. В душе теплилась надежда на то, что это всего лишь игра воображения и игра яркого света ванной. Се перевел взгляд на зеркало, в котором должен отражаться хоть кусочек врача, но и оно было пустым, будто никого в комнате не было. Теперь Лухан стоял лицом к двери и держал в руках препарат с красным пятном посередине. Потерев стекляшки друг о друга врач рассоединил их и начал слизывать кровь, которую всего несколько минут назад взял у Сехуна. О дрожал, пытаясь подавить всхлипы, которые идут из горла. Теперь ясно, почему у доктора такие странные холодные руки и ногти, ясно, почему лопнули лампочки, ясно, почему он ведет себя тихо, ни кем не общается, ясно, почему о нем никто ничего не знает, наконец, ясно, почему он разговаривает свистяще. Ему просто мешают клыки. Смяв в руках платок, Сехун с ужасом наблюдал, как Лухан посмотрел на скважину и усмехнулся, теперь открыто, не скрывая зубов. Шаг за шагом, врач преодолевал расстояние, разделяющее его от этого аппетитного человека, от которого пахнет просто сногсшибательно. Сехун упал на колени, не прекращая дрожать. Кажется, сердце вот – вот остановиться от шока и страха, который ледяными оковами повязал парня по рукам и ногам. Дверь открылась, освещая темноту коридора. -Это будет не больно, Сехунни, - Лухан улыбнулся и за долю секунды втащил несопротивляющегося юношу в ванную комнату. Единственное, что понял Се перед тем, как закричать от боли в шее, это то, что глаза у Лухана темно – бордовые с красными огоньками крови на дне. какие еще пейринги вы хотите почитать? кайсу и таорисы - само собой (и это говорит тот, кто недолюбливает эти каноны ТоТ) йехет :3