Хороший и плохой

Килер мог говорить что угодно. Что ему нравится работать, что ему не в тягость, что он не устает и что командиры всегда могут на него положиться, но… Но Энке знал: чушь все это. Знал и видел так же ясно и четко, как и сейчас – его навигатор, на хрупкие плечи которого свалилось слишком много забот, клевал носом. Клевал буквально – он заснул прямо на информационном экране, что положил на выдвижную полочку. Слава богу, стоящий на той же полочке стакан с крепким чаем не опрокинулся, а то из заработной платы могли и стоимость казенных экранов вычесть – Энке осторожно взял картонку, допивая горьковатый напиток, и кинул в раскрывшуюся «пасть» мусорного минишлюза, что был в каждом жилом отсеке. А потом пришел черед и самого Килера. Энке не привык таскать его на себе, не очень любил брать напарника на руки, но не мог позволить себе просто грубо скинуть навигатора на постель, толкнув в бок. Вместо этого пришлось осторожно обнять, приподнять запрокинувшуюся голову и медленно, неспешно положить на верхнюю полку. Логичнее, конечно, было бы оставить его на нижней, но Энке знал: его вес верхняя не потянет, она и так сломана. И, взяв напарника на руки еще раз, Энке еще раз понял: Килер не пригоден для службы. Он был легкий. Он был слишком легкий, как будто недокормленный, комбинезон покорно натянулся на нем, показывая выпирающие кости бедер и ребер так отчетливо, что сомнений не оставалось. Руки Килера были слабыми – даже будучи лучшим, он не мог долго управлять старфайтером. Голова его болталась на тонкой шее, которая, казалось, вот-вот переломится, а список довершала еще и врожденная болезнь. И именно поэтому сейчас Энке не оставлял напарника как есть, махнув рукой и завалившись на постель – нет, он укладывал его на верхнюю полку, осторожно подкладывая под светлую голову подушку, не давая запутаться в своих же волосах. Бледные веки дрогнули, но не поднялись – Энке просто почувствовал, как ладони Килера едва заметно коснулись его шеи, словно пытаясь обнять. Такое бывало – у всех людей присутствует хватательный рефлекс от самого рождения, и это словно делало Килера ребенком. Большим, но слабым ребенком. Энке еще в своей колонии имел дурную репутацию. Он умудрялся быть одновременно и хорошим, и плохим: устраивать нелегкую жизнь одним сверстникам и защищать других – тех, кто в этой защите нуждался. И сейчас он опять чувствовал в себе огромное желание пошалить без особого вреда для «жертвы». Килер никогда не злился, когда напарник его целовал. Нет, конечно, он был только «за», боже – да о чем тут вообще можно было говорить, когда они делили один старфайтер, один отсек и одну постель на двоих. Но вот одно было способно его превратить в нахохлившегося воробья – или котенка со встопорщившейся на загривке шерстью. Следы. И этим Энке сейчас занимался. Килер – так забавно – обнимал его все сильнее, когда обветренные губы касались уголка его рта, впалой щеки, скул и, наконец, нежной коже на шее. О, Энке знал, как все сделать тихо и незаметно – не разбудив, лишь тихо посмеиваясь, чувствуя, как тонкие пальцы навигатора пробегают по полосе волос на темном черепе. Нужно было просто… не торопиться. И не щекотать и без того пронизанного нервами с ног до головы напарника своим теплым дыханием. И в итоге Энке снял со своей шеи чужие руки, удовлетворенно ухмыльнувшись, потянулся и сел на нижнюю полку. Завтра Килеру придется застегивать жаркую куртку до самого конца.