Стены

Дэрил наблюдал за тем, как шериф медленно сходил с ума. Смерть Лори настолько подкосила Граймса, что он забыл про своих детей, сутками шатаясь по тюремному блоку с пустым, безумным взглядом. Порой Дэрил заставал мужчину бесцельно гуляющим за оградой и каждый раз непрерывно сканировал с вышки пространство вокруг него сквозь прицел. Он не был уверен, что шериф в состоянии адекватно и своевременно среагировать на потенциальное нападение мертвеца. После эпизода в "С" блоке, когда Граймс впал в самый настоящий психоз на глазах у своих людей и заключённых, члены группы стали шарахаться от него, как от прокажённого. Единственным, кто пытался привести Рика в чувства, был Хёршель, но его слов оказалось недостаточно. Диксон делал, что мог. Он взял большую часть патрулей на себя и гаркал указания чересчур весёлому Гленну и слоняющейся без дела Кэрол; уходил на охоту в поисках пропитания, порой возвращаясь через сутки-двое; нянчился с маленькой Джудит и приглядывал за Карлом. В итоге охотник валился вечером без ног, засыпая, как только его голова касалась подушки. Вскоре остальные начали замечать тёмные синяки под его глазами, засаленные, пыльные волосы и практически полную отстраненность от будничных дел группы. Казалось, Диксон снова забился в свою прочную ракушку, и даже пытливой Кэрол не удавалось вытянуть из него причины столь странного поведения. Все переживали за своего лидера в равной степени, но никто не осмеливался обмолвиться об этом самому Рику. Дэрил был не исключением, только правили им совсем иные мотивы, нежели у других. Бояться шерифа было глупо, а при надобности охотник мог и скрутить буйно помешанного, посадив в изолятор, пока к тому не вернётся здравый рассудок. Дело было не в этом. Дэрил не знал, как утешить Граймса. Впервые в жизни он чувствовал сосущую пустоту где-то в районе живота, и никакое количество еды не заглушало это странное ощущение. Ему понадобилось около недели, чтобы наконец разобраться в причине. Неотпускающее чувство усиливалось каждый раз, когда охотник думал о Рике. Каждый раз, глядя на лидера, Дэрил боролся с желанием крепко вцепиться ему в плечи, встряхнуть и наорать, а потом прижать к себе и зарыться носом в тёмные кудри. Этот порыв пугал Диксона до одури. Задолго до трагедии с Лори шериф и Дэрил перешагнули зыбкую черту между дружбой и чем-то, у чего не было имени. Так вышло, что Граймс стал торчать на вышке вместе с Диксоном, пока тот всматривался в ночную темноту в поисках нарушивших границу ходячих. Так вышло, что голубоглазый шериф стал засыпать рядом с Дэрилом, посреди ночи сползая по стенке и роняя голову на плечо охотника. Так вышло, что Диксон с ворчанием стал спихивать мужчину с окна, укладывая его голову себе на колени. Так вышло. Никто не был виноват, что огонь между Риком и его женой давно погас, оставив лишь чувство неизменного долга и глубокую привязанность. Иногда Рик приходил спать к Дэрилу в блок, украдкой поднимаясь по железной лестнице глубокой ночью. В первый раз Диксон чуть было не прирезал шерифа спрятанным под подушкой ножом, но с каждым разом стал реагировать все спокойнее, пока и вовсе не перестал просыпаться — так только, слегка приоткрывал сонные глаза и сдвигался к стенке, освобождая место для Рика. Дэрил слишком сильно притёрся к Граймсу, чтобы оставить его в покое, как это делали все остальные, но в то же время не знал, как себя вести. Диксону никогда не приходилось выражать сочувствие в иной форме, кроме как поддерживающим хмыканьем да редким хлопком по плечу. Он чувствовал свою ущербность, и оттого злился и отстранялся ещё больше. Дэрил прекрасно понимал, что сейчас нужно Рику, но не мог ему этого дать. Невидимые стены, которые возвёл вокруг себя охотник, хоть и были частично надломленны и разобраны, но всё так же гордо возвышались по периметру, не впуская ничего внутрь и не выпуская наружу. Пока однажды ночью Диксон не проснулся от тихих всхлипов и заглушённого стона женского имени. Сидя на своей постели и вслушиваясь в темноту, охотник мучился выбором — оставить мужчину его терзаниям и попытаться снова уснуть, или спуститься и попробовать как-то помочь? Очередной надломленный выдох имени заставил Дэрила выматериться и откинуть в сторону простыни, служившие одеялом. Спустя несколько секунд лёгкая поступь Диксона начала отдаваться дрожью старой лестницы. Граймс лежал на боку в позе эмбриона, прямо в своей форме и отвернувшись лицом к стене. Увидев подрагивающую от ставших беззвучными рыданий фигуру, Дэрил замер в проёме камеры, топчась на месте в приступе неуверенности. — Чёрт тебя подери, Граймс... — процедил он сквозь зубы, собравшись с духом и сделав шаг за порог. Рик не услышал его голос, оглушённый пульсирующей в висках кровью и собственными сиплыми выдохами. Поэтому когда на плечо легла тяжёлая рука, он вздрогнул и обернулся, уставившись на Диксона широко распахнутыми от неожиданности глазами. — Шшш, — Дэрил приложил палец к губам, указывая на то, что не стоит шуметь, и толкнул мужчину в спину. — Подвинься. Толком не отойдя от удивления (Диксон? В его камере?) и не в состоянии выдавить из себя ни слова, Рик послушно подвинулся к стенке, позволяя охотнику забраться в постель. — Дэрил? — наконец справившись с собой спросил шериф, на что получил насмешливый фырчок. — Нет, мать Тереза. За этим высказыванием последовала напряжённая тишина. Буквально чувствуя, как по спине проходятся иголки нервозности, Диксон стиснул зубы, заставляя себя оставаться на месте. "Дурацкий, дебильный, нихрена не меняющий поступок," — со злостью подумал он, после чего замер, на секунду затаив дыхание. Неловко шмыгнув носом, Граймс плотно вжался спиной в Дэрила, не оставляя между ними места. Нервно облизнув пересохшие губы и мгновение потормозив, охотник осторожно опустил руку на талию Рика, неуверенно обнимая затихшего мужчину. Диксону казалось, что минуты растянулись в часы, пока в темноте не раздался едва слышный, испорченный ранее сдерживаемыми рыданиями голос. — Извини. Мне правда очень неловко. Я.. я должен был подумать, — пауза в три вздоха. — Я должен был быть сильнее. Дэрил удивлённо поднял брови, слушая тихую, сумбурную тираду, выплеснутую поцарапанным голосом. Осознание того, что Рик извинялся за свои чувства и за потревоженный сон охотника, заставило его неприязненно фыркнуть. С таким же успехом шериф мог бы извиниться за дождливую погоду или за ускользнувшего на прошлой неделе от Дэрила оленя. Толку — ноль, вины тоже. — Утри сопли и спи. Только не о мой рукав, — пробурчал Диксон, крепче сжимая хватку на талии мужчины и кладя подбородок на его макушку в порыве удержать в этой мрачной реальности и защитить от всего, что осмелится напасть на шерифа. Рик замолчал, послушно утерев нос кулаком и едва слышно вздохнув, а спустя пять минут положив голову на плечо Дэрила. Граймс не был слабым мужчиной, а Диксон не славился нежностью. Однако, этой ночью первому пришлось снова пережить воспоминания о самой суровой потере в своей жизни, а второй понял, что без якоря Рик может уйти в совсем дальнее плавание, из которого не будет возврата. Поэтому этой ночью Дэрил сдался, опустив стены и отложив вечно взведённый арбалет, чтобы позволить себе быть этим якорем. И пусть утром он будет испепеляюще смотреть на изумленных свидетелей этой сцены, лишь крепче прижимая к себе глубоко спящего шерифа. Теперь охотник был готов оберегать покой и моментальную слабость Граймса, теперь Дэрил был с ним по одну сторону баррикад, сторожевым псом, сдавшимся в плен и вскрывшим сосущую пустоту, чтобы наполнить её ранее незнакомым чувством. И не важно, что Диксон сглатывал это название с языка, не в состоянии произнести его даже в своих мыслях. Главное, что он не жалел о медленно рушащихся стенах.