Heavy In Your Arms

I was a heavy heart to carry My feet dragged across the ground And he took me to the river Where he slowly let me drown I'm so heavy, heavy Heavy in your arms. Florence + The Machine - Heavy In Your Arms

Рика пробивала истерика. Раздирающие нутро звуки застряли где-то между грудью и горлом, не давая сделать полноценный вдох, а шерифу до безумия нужен был воздух. Рику нужно было дышать, глубоко и ровно, потому что его тяжёлая ноша медленно но верно отбирала последние силы. Он стискивал стучащие зубы, глотал влажный земляной воздух и смаргивал мокрую пелену с практически ослепших глаз. Это был первый ливень в Джорджии за весь сезон, и с неба не просто капало. С неба падала водяная стена. Ноги увязали в грязи, Рик спотыкался о камни и корни деревьев, но продолжал волочить неподвижное тело. Мышцы рук горели, в какой-то момент ему даже показалось, что начнётся судорога, но он не мог разжать впившиеся в чужие плечи пальцы. С носа капала вода, и Граймсу казалось, что каждое падение капли отмеряет его собственное сердцебиение. Бешеное, разрывающее грудную клетку. Непрекращающееся. Рик знал не одну молитву — Лори всегда была более набожна, чем он сам, часто произнося их вслух и заставляя Карла читать перед сном — но сейчас все они вылетели из его головы, оставив зияющую пустоту, которую тут же затопили паника и отчаяние. Рик не помнил ни единого слова, и от этого ему хотелось орать, сдирать кору с деревьев ногтями, избивать Дэрила до полусмерти, лишь бы чёртов реднек проснулся, открыл свои бледно-голубые глаза и, боже, плюнул ему в лицо. Это всё было виной Рика. Нужно было брать с собой Мишонн, Тайриса, Гленна, Мэгги — кого угодно, но не поддаваться беззаботному предложению Дэрила “махнуть туда и обратно”. Нельзя было расслабляться. Нельзя было поворачиваться к нему спиной. В очередной раз споткнувшись, Рик поскользнулся на мокрой земле и полетел вниз, с глухим звуком удара приземлившись на спину. Резкая, нежданная боль будто открыла туго закрученный краник и Рик отчаянно заорал, взвыл, захрипел словно зверь, которому наживо вспороли брюхо тупым, ржавым ножом. Из глаз полились слёзы. Шериф старался судорожно вдохнуть, вместо воздуха глотая воду. Холодные дождевые капли резали и били по лицу, веером отскакивая от кожи. Отстранённо, Рик думал, что каждый удар оставит за собой тёмный синяк. Его пальцы сжимались на мокрой ткани безрукавки, и, отчаянно шепча — “Господи, нет, только не умирай, Дэрил, слышишь, не смей умирать,” — Граймс начал спешно подниматься, подхватывая Дэрила под руки и шатаясь на неустойчивых ногах. Всё, что держало его в вертикальном положении, это гремучая смесь адреналина, боли и мысли, что он может потерять всё. Жизнь Рика в буквальном смысле была в его руках. Тяжёлая, измазанная кровью и грязью, насквозь промокшая и, возможно, уже не дышащая. Он боялся остановиться хоть на секунду, чтобы проверить, вздымается ли грудь Диксона. Поэтому он просто тащил. Пальцы начинали неметь от холода, губы дрожали, вплетая в шум падающей воды сиплые всхлипы. Лицо Дэрила было слишком расслабленным, почти что невинно-безмятежным. Рик никогда не видел его таким, даже во сне. У Дэрила были бледные, посиневшие от кровопотери губы, и шериф больше всего на свете хотел обхватить его лицо ладонями и согреть их своим дыханием. Но Рик тащил. Тащил, оставляя широкий неровный след в грязи. Тёмные волосы Дэрила прилипли к вискам, и с очередным прорвавшимся всхлипом Рик зарылся в них носом. Холодные, мокрые, гладкие. Он пытался дышать своей жизнью вместо душащей его воды, но взамен этого снова вдыхал дождь. Граймс ничего не видел. Он только знал, что нужно идти вперёд спиной, пятиться, не выпуская из рук драгоценную ношу, и как можно скорее. Дэрил был камнем, привязанным к шее Рика и тянущем его на самое дно вслед за собой. Но Рик отчаянно сопротивлялся закону гравитации и пытался выпрямить спину, пытался вытянуть этот камень на сушу из жадной, тёмной пасти озера. Кровавое пятно продолжало расползаться, и через несколько минут было уже невозможно угадать, где именно находилась рана. Вся рубашка Дэрила была перемазана красным, цветом жизни, цветом злости. Цветом яростной, собственнической любви. Цветом, превращающим все остальные в монохром. Граймс не сразу слышит крики знакомых голосов. Не сразу понимает, что наконец добрался до тюрьмы. Добрался домой. Но когда до его воспалённого сознания наконец доходит, что через несколько секунд придёт подмога, что больше не нужно нести обмякшего в его руках Дэрила, что всё почти закончилось, Рик с едва слышимым стоном оседает на мокрую траву и смаргивает. Он рвано дышит через приоткрытый рот и запускает трясущиеся пальцы в спутавшиеся волосы Диксона, с маниакальной одержимостью пытаясь их распутать. Затаскивает Дэрила на себя, прижимает его голову к своей груди и наклоняется вперёд, закрывая его ото всех на свете. Капли дождя стекают с кончика носа вперемешку со слезами, и Граймс смотрит, как они падают на необратимо испорченную рубашку Дэрила. Затем Рик выпутывает пальцы левой руки из волос реднека и с замиранием болезненно бьющегося сердца, с остекленевшим, затуманенным взглядом подносит руку к грязной шее Дэрила, пытаясь нащупать пульс. — Рик! Рик, что случилось?! — истошный крик Мэгги, топот тяжёлых сапог. Рик пытается нащупать пульс. Пытается увидеть, вздымается ли грудная клетка Дэрила. Пытается ощутить кожей его дыхание, но всё, что он чувствует, это умножающийся вес камня на шее. Всё, что он видит, это мутная вода озера с обратной стороны. Всё, что слышит — приглушённые голоса по ту сторону водной глади. Он пытается. И он будет пытаться до тех пор, пока камень не утащит его на самое дно.