Повесть о Феаноре и Кьяре

ПОВЕСТЬ О КЬЯРЕ И ФЕАНОРЕ (Изложена по преданиям Нолдор и Тэлери, а также по песне Маглора «Об Огненной Деве Воды».) КЬЯРА И И ЕЕ КЛЯТВА ФЕАНОРУ Кьяра была дочерью Тэлери Люина (Синего), искусного строителя, и светлой Алькартар из рода Ваниар, подруги Мириэль - матери Феанора. Когда она родилась, Алькартар посмотрела на дочь и молвила: "Силы огня и воды соединятся в ней, но я не вижу, к добру это приведет или ко злу." Смутная печаль сжала ее сердце, и она дала дочери имя "Райна", что значит "Блуждающая". Люин же возрадовался, ибо по-своему истолковал ее слова, и нарек дочь "Кьяра", что не имело значения ни на одном наречии, но слышалось ему в этих звуках ночное море, пенящееся у скал. Кьяра была мудра, сильна и прекрасна как отблеск Лаурелина, струящийся по морю в час перед своим угасанием. Глаза ее были темны, как грозовые тучи, а волосы отливали темным золотом. БОльшую часть времени она проводила с отцом среди Тэлери и помогала ему в работе: Люину были близки и открыты многие тайны моря и его язык, и читая по этой книге, он создал первые карты и первые маяки. Феанор помогал ему при строительстве и заключал в стройные белые башни пульсирующую силу огня. Кьяре доводилось часто наблюдать за Феанором во время его одиноких странствий к Внешнему Морю. Его поиски и метания его души были сродни и ей самой, мечущейся между темным зовом беспредельного моря и ясным, уверенным светом звезд, столь почитаемых матерью. Пламя, снедавшее Феанора, и взгляд его, устремленный вдаль, напоминали ей мерцающий маяк, прорезающий мглу в поисках спасительного пути среди бурных и темных волн. Однажды, узнав о том, куда он направляется, она втайне от отца скопировала для него секретную карту, одно из сокровищ Тэлери, в которой Люин и другие мастера начертили тайные пути и и подводные течения, окружавшие остров. Подчиняясь непонятному ей порыву, она подарила ему драгоценную белую раковину, принесенную морем из безмерных глубин, предшествовавших времени. В благодарность Феанор, проникавший в суть природы вещей и способный прикосновением своих рук дарить этим вещам другую жизнь, вернул ей раковину, наделенную способностью улавливать самые далекие колебания звуков и воспроизводить их в языке моря, который Кьяра понимала с детства. Кьяра была вместе с матерью на праздненстве Манве в тот страшный день, когда погасли Деревья. В темноте, опустившейся на Валинор, силы покинули Алькартар. Когда погоня, отправленная за Мелькором, вернулась ни с чем, мать сказала Кьяре: - Райна, дочь моя! Даже в этом мраке я чувствую, как ты полна сил и огня. И я боюсь, что второе лишит тебя первого. Послушай: раньше я не понимала Мириэль, говорившую, что она устала от жизни. Но теперь я понимаю! Все это время, с тех пор, как мир опустел для меня без нее, я вспоминаю ее глаза, полные усталости и скорби – это казалось мне таким странным при ясном свете Дерев! Я вижу ее отражение в глазах ее сына – тень ее ухода лежит на нем, как печать. "О, почему она его оставила!", думала я, "Возможно, в нем было бы больше света и меньше тени. Возможно, многое сложилось бы иначе . И она была бы горда им." Но, может быть, она бежала от него. Беги и ты! Ибо чует мое сердце, что дороги ваши переплетаются – что дороги каждого из нас отныне переплетаются с его судьбой. И я не вижу впереди, и вокруг, ни света, ни надежды. О, я хотела бы быть с тобой до конца! – но у меня нет больше сил, и мне не выдержать твоего пути, и нечего дать тебе. Пришло мое время встретиться с Мириэль в чертогах Мандоса. Я ухожу в сады Лориэна, чтобы уснуть рядом с ней. Мы были близки при свете, и останемся близки во тьме. Сказав это, Алькартар уснула на руках дочери. В этот момент и на Кьяру опустилась тьма. Незнакомое прежде и немногим тогда ведомое чувство ненависти затопило ее горячей волной. И в ослепившем, оглушившем ее мраке и боли она услышала боль Феанора, получившего известие о гибели отца, и связала свое сердце с ним навеки. Так же, как и он, она была полна ненависти и жажды мести, так же, как и он, считала, что надо идти на похищенный свет и возвратить его любой ценой. И она поклялась силами огня и воды, дающими жизнь всему живому и забирающими ее, что отныне старший сын Финвэ будет ее маяком, за которым она пойдет, куда бы ни легла их дорога. В ослеплении своем она не видела, что его ведет не свет, а мрачный огонь, полыхавший в его истерзанной душе, застилавший глаза, рвущийся наружу, подобно смертоносному вулкану. МЯТЕЖ КЬЯРЫ Кьяра оставалась в Валимаре с родичами матери, пока не узнала, что Феанор созывает Нолдор в Тирионе. Она приложила к уху свою раковину - его дар - и услышала его речь. Вернувшись в Альквалондэ, тайно от всех начала она строить корабль, чтобы уйти вместе с ним. Когда Феанор пришел к Тэлери, Кьяра стала уговаривать свой народ внять его призыву и присоединиться к походу, но тщетно - Люин, ее отец, и другие вожди резко ответили на обидные речи сына Финве, не тронула их и ее собственная вера и воодушевление. Нолдор получили отказ. Тогда Кьяра ночью пробралась за стены Альквалондэ и предложила Феанору свой корабль и свое сердце; не думая о последствиях, она провела его в Лебединые Гавани. Тэлери бросились защищать свои корабли, и во время резни Кьяра выступила на стороне Нолдор с мечом в руках. В тот момент, когда, казалось, мятежники были отброшены, она вышла наперерез отряду отца. Воины остановились. Кьяра страстно убеждала их отдать корабли и этим прекратить кровопролитие, она убеждала отца пойти вместе с ней - но Люин отказался. Он не пытался переубедить дочь, только глубокая скорбь сковала его черты; опустив лук, он покинул поле битвы. Мгновения шли, а Кьяра стояла, окаменев, и смотрела ему вслед, чувствуя, как слабеет ее рука, как в ушах стихает гул сражения, превращаясь в неясный ропот моря. Не двигались и воины Люина, преградившие ей путь. Наконец, очнувшись, Кьяра отыскала глазами Феанора. "Время!" – крикнул он ей, - "нам нужно время!" Словно черпая силы в его безумии, она подняла свой меч: - Что ж, - обратилась она к тем, кто столько лет был ее друзьями, соратниками и наставниками. – Невозможно прожить две жизни, минуя чертоги Мандоса, и невозможно поменять одно сердце на другое. Но кажется мне, что и то, и другое случилось со мной сегодня. Моя жизнь принадлежала вам, и кораблям, и морю, и мое сердце, но теперь все изменилось, и я уже не та: вот, я стою перед вами, чтобы пройти дальше, или пасть от ваших стрел, потому что ведет меня мой выбор, а сердце мое – с моим избранником. - Воистину невозможно иметь две судьбы в одной жизни, и два сердца в одной груди. – ответил ей старший из воинов, друг Люина, – И тебе, и всем нам было бы легче, если бы ты действительно перестала быть той же Кьярой, которую мы знали. Но это не так. И ты это тоже поймешь! И поймешь так же, что жизнь – и сердце – не могут принадлежать никому, кроме их обладателя. Что за черный день сегодня, и, как бы он ни кончился, он ведет к еще более черным временам. - и он дал знак отряду расступиться. В этот момент раздались радостные крики Нолдор: это вступил в бой подоспевший отряд Финголфина. Участь Телери была решена, а Кьяра уплыла с Феанором, пролагая путь кораблям и обучая Нолдор искусству управления ими. Когда в плаче Уинен поднялось море, и многие корабли потонули, Кьяра песней своей старалась успокоить бурные воды и молила почитаемую Майар пощадить путешественников, и так не пощаженных роком. Она пела ей о своей любви, которая отныне будет ее единственным парусом, и о тяжком жребии и выборе любящего сердца. И слушая ее голос, знакомый и любимый ею, Уинен пожалела ее, и скорбела о ней, и сказала ей: - Когда ты, обессиленная и погасшая духом, вернешься к морю, я приму тебя в свое лоно. А море безжизненно успокоилось в глубокой печали. Велика была любовь Кьяры и Феанора и прекрасна подобно им, но бесплодна, поскольку как озаряла, так и сжигала их души, а на выжженной земле не может прорости семя. Однако, силен был в Кьяре и дух воды, и ее бурная морская душа восстала, когда Феанор принял решение сжечь корабли. После тщетных попыток образумить мужа, она решила действовать самостоятельно и, по тайному договору с Маэдросом и влюбленным в нее Маглором, отправилась готовить свой корабль, чтобы на нем привезти избранных из отряда Финголфина. Корабль же ее был зачарован от действия огня, и только рука создателя или воля моря могли его уничтожить. Однако, Маглор, боясь, что она не вернется, рассказал о ее планах отцу. На берегу она столкнулась с Феанором, державшим в руке факел. Сын Финвэ посмотрел в ее темные глаза и сказал: "Сильной, но недолгой была твоя любовь, и ненадежной клятва! Но я тебя люблю. Решай!"и бросил факел в воду. Тогда она сама подобрала еще тлеющий факел и швырнула его в свой корабль. Страшная боль пронзила ее, ей казалось, что она видит саму себя, сгорающую в смертельном огне, подожженную самой дорогой и близкой рукой, слишком могучей, чтобы ей сопротивляться. С тяжелым сердцем побрела она вслед за мужем. Но в пламенной любви своей черпала она силы и утешение и вместе с вождем Нолдор продолжала вести чужой ей народ, так и не ставший родным, оставаясь для сильных могучей и светлой силой, и опорой - для павших духом. СВЕТЛЫЕ ДНИ ФЕАНОРА Когда войско Феанора обосновалось на берегах залива Дренгист, Кьяра поговорила с духами всех озер и источников в долине и призвала на помощь живущих там существ. От них она узнала, что Морготу уже известно о прибытии путешественников, и убедила вождя Нолдор искать путь в глубь страны. Приложив к уху раковину Феанора, она уловила в ней смутный ропот волн близкого будущего и рассказала об этом мужу. - Ты погибнешь от сил огня, намного сильнее и темнее твоего, - сказала она ему, - Остановись! Еще не время. Дай людям окрепнуть, а себе остыть. Ты ведь знаешь, что сталь нужно остудить, чтобы придать ей разящую мощь. - Нет в этом мире сил огня сильнее того, что горит во мне, - рассмеялся Феанор.- А , может быть и нет тьмы, подобной той, в которой брожу я после смерти отца и похищения Сильмариллов. - Их свет горит в тебе! - возразила она. - Он живет в недрах твоей души. Он неугасимо сияет в твоих глазах. Очисть ему путь, заваленный пеплом вины, ненависти и скорби - и ты сможешь создать еще один камень. ДРУГОЙ камень. Тогда, пусть и иным путем, но клятва твоя будет исполнена. И может быть, мы все-таки сможем подарить миру создание нашей любви. Феанор задумался и долго сидел на берегу, глядя в беспросветную, незнакомую воду, и пытался увидеть в ней отблеск света, столь страстно желаемый им и, казалось, видимый только его жене. Тогда Кьяра, следившая за ним и понимавшая, что происходит в его душе, бросила в море свою дивную раковину, и та на мгновение сверкнула на черной глади чистым белым светом. На следующее утро она и Феанор ушли в холмы Эред Ломина. Никто не знал, о чем они говорили там, что делали и сколько блуждали, ибо счет времени был нарушен. Однако, Кьяра, дочь своего отца, чертила карты и вела летопись событий на деревянных дощечках и опускала их во встречные ручьи и водоемы. Некоторые из этих записей, после долгих скитаний, были выловлены Эльдар в разных концах света и в разные эпохи и частично восполнили сумрачную картину похода, а другие либо сокрыло навеки море, либо они еще ждут своего часа. КЬЯРА И ФЕАНОР В ХОЛМАХ ЭРЕД ЛОМИНА И РАЗГОВОР О КЛЯТВЕ - Я пошла с тобой сквозь огонь, и воду, и кровь, - как-то раз сказала она ему, когда они отдыхали под сенью огромного дерева. - Но иногда необходимо остановиться, чтобы продложить движение. Даже коню Оромэ приходится отдыхать. Пусть наш дух и наши поселения на этих землях окрепнут и пустят корни. Нам надо оглядеться: быть может, мы пошли неверным путем. - Во всяком случае, я пошел тем путем, который сам себе выбрал, - гордо ответил Феанор, – и я снова пошел бы им. И все равно, что сделано, то сделано. - Не знаю, все равно ли. – вздохнула Кьяра. - А твоя гордость и спешка погубят тебя, и всех нас. Но ты прав: назад пути нет. - А если бы был? – вдруг спросил Феанор, с жаром заглядывая ей в глаза и обращаясь к ней на языке Тэлери, которого они оба избегали, сторонясь темных воспоминаний и пользуясь для общения высоким наречием Нолдор. – Если бы это было возможно, то там, в Валимаре, или в Альквалондэ, что бы выбрала ТЫ? Кьяра не отвела лица, но чем глубже проникал в ее душу взгляд Феанора, тем больше расплывались перед ней контуры мира, и только эти глаза, подобно двум сияющим озерам, существовали для нее, освещая и затмевая ее собственную душу. - Я пошла бы с тобой. – тихо молвила она. – Любым путем, и до самого конца. Феанор засмеялся и обнял ее, и долго сидели они, обнявшись, и было им тепло в бесконечном холоде и одиночестве неизвестной страны. Но не раз еще звучал язык Тэлери во время их трудов и странствий, и не раз возвращалась Кьяра к ловушке неверного пути. Феанор создал чудесную арфу, и Кьяра играла и пела для него, а он внимал ей, когда они уставали от трудов. Часто пел и он, и когда его дивный голос разносился над долинами, звери и птицы, населявшие их, ручьи и деревья, и сердце Кьяры - замирали, очарованные. - Воистину велик огонь созидания, данный тебе Илуватаром, и сродни самому огню творения! – воскликнула Кьяра. – Обратись к нему, ведь нет силы превыше его, и ему открыты все пути, все деяния и все помыслы в Арде. Попроси его освободить тебя и твоих сыновей и Нолдор от твоей страшной клятвы! - Почему ты считаешь, что я ищу освобождения от клятвы? – удивился Феанор и нахмурился. – Таково было мое слово, и я от него не отступлю. - Потому что клятва твоя проклинает все живое, - ответила Кьяра. – И твои сыновья не унаследовали красоту и силу твоего духа, а без этого они станут слепым и страшным оружием, разящим не врагов, а друзей – если только таким оружием не стал ты сам. Неужели даже если моя рука коснулась бы Сильмариллов, ты бы уничтожил меня? Надолго задумался Феанор и, наконец, молвил: - Возможно, если бы все сложилось иначе, я бы отдал тебе в дар один из этих камней. Но так уж, видно, было суждено нам – найти друг друга во тьме, и нашей любви - воспылать лишь тогда, когда их свет погас. "Моя любовь к тебе воспылала намного раньше, но действительно, лишь во тьме ты увидел ее, потому что нуждался в ней," – подумала Кьяра, но вслух сказала: - О, ты отдал мне в дар нечто гораздо большее! Любое творение всегда лишь часть, доля своего творца, и ты сам много больше, нежели все, тобою созданное, каким бы великим оно ни было. Но также и творение делится с творцом: ты передал Сильмариллам часть своего пламени и своей мощи, а они оставили в тебе свой негасимый свет. Негасимый – покуда живы те, кто видел его воочию. Он не погас и в тебе. Очисть ему дорогу в своей душе! И может быть, ты получишь прощение и сможешь еще раз изменить судьбу этого мира. - Прощение! – вспыхнул Феанор. – Но я ни в чем не раскаиваюсь. - Я и не призываю тебя к раскаянию, - возразила Кьяра. – А лишь к пониманию. И величайшие мира сего ошибаются, а прекраснейшие сбиваются с пути. Обратись к Илуватару, и сердце мое говорит, что ты будешь услышан снова! И Феанор ничего ей не ответил. Но когда они вернулись и повели войско в земли Хитлума, лик Феанора казался просветленным, глаза ясными, и красота его, словно сбросив свой грубый плащ, сотканный из усталости, ненависти и горя, сияла во всем своем великолепии - таким его помнили в благословенные дни его работы над Сильмариллами. Его руки опять создавали удивительные работы, изучая и преображая то, что открывала им новая земля. Кьяра же несла с собой простой деревянный ларец, сквозь стенки которого проступало слабое сияние, и все считали, что там прячет она свою чудесную раковину. То были короткие и светлые дни, и Кьяра и Феанор наслаждались своим счастьем. Однако, сердце Кьяры сжималось, ибо чувствовала она тень неотвратимого будущего, в то время как Феанор, потерявший дар предвидения после своего бунта против Валар, полностью отдавался происходящему. Многим тогда начало казаться, что удушающая тьма отступила. Сын Финвэ говорил о великом освобождении Нолдор и совершенном подвиге, о важности освоения и покорения новых земель, открывшихся им, о свободе творения, и как будто не вспоминал ни о клятве, ни о мести. Говорил он, конечно, и о необходимости противостояния Врагу, а Кьяра говорила о том, что нет лучшей мести и лучшего противостояния ему, чем расселение Нолдор в Средиземье и основание их новых владений. ВТОРАЯ БИТВА БЕЛЕРИАНДА И ГИБЕЛЬ ФЕАНОРА Моргот, тем временем, получил от своих соглядатаев известия о перемене, произошедшей в его злейшем враге, и обеспокоился. Он понимал, что его шансы против разрушительной силы, пылающей в Феаноре, гораздо выше, нежели против его силы созидательной. Легко одолеть пламенного эльфа он мог только, если сила, ведущая их обоих, будет одного корня, и он опасался его просветления, слишком напомнившего ему свет и мощь Валинора. Раньше он рассчитывал понаблюдать за ними и, уловив момент слабости или разногласия, внезапным ударом сбросить эльфов в море или ждать, пока они сами потянутся к его логову, и перебить их, охваченных безумием преследования. Но тут он решил больше не мешкать. Когда Нолдор вышли к мерцающему озеру Митрим, Феанор, наконец, велел разбить надежный лагерь, чтобы хорошо разведать окрестности и подумать о дальнейшем пути. Его рок, однако, оказался быстрее, и эльфы не успели укрепить лагерь, когда Моргот нанес удар. Орки напали на недостроенный лагерь, и грянула Вторая Битва Белерианда. Вновь потемнело от гнева лицо Феанора, и в глазах вспыхнул неукротимый мрачный огонь, соприкасаясь с которым, любая душа вспыхивала, как факел. Кьяра была рядом с любимым, помогая ему мечом, силой духа, своей мудростью и магией знанией. Вняв ее призыву, многие из населявших водоемы существ пришли к ним на помощь, и орков ждала гибель в водах озера Митрим и в разбушевавшихся горных потоках, несущих острые камни. Велика была доблесть и сила Нолдор и их вождя, и они одержали великую победу. Однако, главное зло было сделано – пламя мести и жажда битвы, осознание близости Сильмариллов и ненависть к Врагу, вспыхнули в Феаноре с новой силой. И вновь Кьяра обратилась к мужу: - Возлюбленный мой, сын Финвэ! Остановись и дай своему народу передышку. Пусть они залижут раны и наберутся сил в отдыхе, как это делают животные. Давай оступим в горы! - Тем временем Враг тоже успеет зализать раны, - возразил ей Феанор. - О нет! - горько воскликнула Кьяра. – Он не будет этого делать, ибо он их не чувствует, так как не дорожит жизнью своих воинов, а мощь его огромна. Подземные воды рассказали мне о страшных духах огня, невиданных доселе, перед которыми бессильно все живое. Тебе не справиться с ними, хотя бы и пламя, снедающее тебя, воистину вырвалось бы наружу. Нельзя остановить лесной пожар, зажигая на его пути костры. Феанор заколебался, внимая ее словам, но ярость и гордость его взяли верх. Он рассмеялся и обнял ее: - Пожар это я!- сказал он, - и действительно, доселе никто и ничто не смогли меня остановить. Воистину, я стал оружием, как ты и говорила тогда, в холмах. - Тогда, в холмах, я говорила и о многом другом. Но он не слышал ее. - Если народ нуждается в отдыхе, пусть отдыхают. Я же пойду. И не думаю, что где-то я найду лучшее оружие, нежели мой меч, моя доблесть и моя ненависть. - Ненависть коварное оружие, - грустно промолвила Кьяра. – и это оружие Врага. Не этого ли он от тебя хочет? - Что ж! Нельзя отрицать, что это оружие все-таки принесло ему много побед. А железо надо ковать, пока оно горячо, ты сама знаешь, - ответил он и стал собираться в путь. Кьяра выступила вместе с ним, пока бОльшая часть войска, слышавшая ее слова, колебались, а некоторые даже решили остаться в лагере. Другие, однако, после короткого совещания, поспешили следом, ведомые сыновьями Феанора. Радостно было на сердце Феанора, ослепленного верой в свое превосходство и близкую победу, и меч его был так же неукротим и неустрашим, как и его дух. Кьяра же оставалсь зрячей, и душа ее билась в агонии.Вместе они приняли удар барлогов и не убоялись их . Когда же появился Готмог, Кьяра воззвала к Ульмо с просьбой даровать ее мечу силу бушующего моря. Но владыка вод не внял ее призыву. Перед ее глазами возникло видение ее горящего корабля, и она словно услышала гулкий голос Ульмо: «Не придет спасение от руки, обагренной кровью сородичей – только кровь. Не придет помощь от того, что сожженно собственной рукой, только – пепел...». Феанор был смертельно ранен; тем временем подоспели Нолдор, возглавляемые его сыновьями, и барлоги отступили в Ангбанд. План Кьяры уходить в горы был принят, но вблизи Эйфель Сириона Феанор приказал остановиться. Он знал, что умирает, и дар предвидения вернулся к нему, омытый пролитой кровью. Мучительное чувство вины охватило Феанора, но, слишком гордый, чтобы смириться с возможностью поражения, он принял это чувство за стыд унижения. Так много и многих вложил он и потерял во имя своей цели, а дух его был слишком замутнен и растрачен, чтобы в последнем приливе мужества ясно взглянуть в глаза будущему и прошлому. Горько плакала Кьяра, держа мужа в объятиях и читая в его душе. Она снова напомнила ему о холмах Эред Ломина и в третий раз призывала его воззвать к Илуватару: - О возлюбленный мой! Лишь Илуватару, кого призывал ты в свидетели, подвластно все живое и неживое, все сущее и несостоявшееся. Пусть внемлют Нолдор слову мудрости и просветления, которое станет твое последним великим деянием, и Враг содрогнется в своем логове. Ибо это то, чего он меньше всего ожидает от тебя, и если нам удастся изменить путь, страшным ударом будет это для него, а путь к Сильмариллам, возможно, станет ближе. И Феанор услышал ее. Он поднял руку к темному небу, собираясь говорить – но не смог преодолеть ярость отчаяния. Вместо ожидаемых ею слов, он проклял Моргота и завещал сыновьям следовать клятве и отомстить за отца. Тогда отчаяние овладело и Кьярой. Сгорая от невыносимой душевной боли, она склонилась над ним, и никто не слышал их последних слов, кроме слова «несозданное». Она поцеловала его и сказала на языке Тэлери: - Путь мой лежит через море, откуда я пришла и куда милостью Уинен мне предстоит вернуться. И скоро я найду тебя в чертогах Мандоса. С изумлением видели стоявшие вокруг Нолдор, как глаза Феанора просветлели, и дивная улыбка заиграла на его запекшихся от крови губах. Он умер, и тело его тут же испепелилось освобожденным пламенем его яростного духа. Тогда Кьяра обратилась к ветру со словами, в которые вложила всю силу своей любви и скорби: - О Силы Манвэ и животворные силы Яванны! Примите эту золу и развейте ее над пустынной землею! Пусть дожди остудят породившее ее пламя, а пески и камни впитают сожженную в ней силу. И такова была мощь ее любви, что Манвэ услышал ее и внял ей, ибо велика была и его скорбь о Феаноре. Ветер подхватил золу, и так дух Феанора был развеян по Средиземью. Земли и воды приняли его пепел, впитали его и дали ему новую жизнь, и он стал неотъемлемой частью этого мира. «НЕСОЗДАННЫЙ» И УХОД КЬЯРЫ Когда Маэдрос обратился к ней за советом насчет предложения Моргота о переговорах и о замысле его обмануть, Кьяра сказала ему и всем Нолдор: - Мое сердце испепелилось вместе с телом Феанора, и больше нет во мне ни сил, ни желания, и ни огня. Дороги наши расходятся, и ваше будущее отныне не мое. А клятва моя связывает меня лишь с тем величайшим духом, который уже отошел в чертоги Мандоса. Но вот то единственное, что я могу и хочу сказать вам: покуда вы будете сражаться с Морготом его собственным оружием – предательством, яростью, ненавистью и личной корыстью, вам никогда его не одолеть, ибо он отец этих сил и всегда будет их высшим правителем, на поле битвы или в душах живых существ. Поступайте как знаете, вас влечет ваша клятва, а меня – моя. Однако помните: Феанор подарил миру надежду! И ее время тоже придет. Она ушла одна из лагеря Нолдор, отказавшись от провожатых, унося с собой свой таинственный светящийся ларец и обессиленный меч. Арфу Феанора она оставила у Эйфель Сириона. Она видела восход солнца и луны, но ничего, кроме скорби и сожаления, не вызвало в ней их появление. В песне Маглора об «Огненной Деве Воды» говорится, что «она унесла с собой величайшее в мире сокровище, последнее и лучшее творение Феанора.» Но говорил ли он о созданном последнем Камне, заключившем в себе Свет Сильмариллов, каким он сохранился в душе Феанора, или о долгожданном ребенке, которого могла носить под сердцем, этого никто не узнал. Последние сведения о Кьяре относятся к Кирдану. Корабел принял ее, так как в печали своей о Средиземье, жаждал облегчить и загладить раны, нанесенные междоусобной враждой . С ним она оставалась какое-то время, помогая ему в битвах и работе. Под его руководством она построила себе корабль, поместила туда свой ларец и дала кораблю имя «Авакветима», «Несозданный». Корабль этот мог пересекать как земные, так и затененные воды, и впоследствии Эарендил с помощью Кирдана повторил его в своем знаменитом Вингилоте. Кьяра была свободна в своих действиях и передвижениях ибо, связанная и освобожденная своей клятвой, признавала себя только вассалом Феанора и Уинен, и ни одна сила в мире, будь то эльфы, Валар, люди или даже любимые ей звезды, к которым она вернулась, не могли влиять на нее. Один раз она отплыла, вопреки разуму и традициям, глубокой безлунной ночью и не вернулась, и след ее затерялся. Однако, когда наступил рассвет, море вынесло к ногам Кирдана пластинку из драгоценного черного дерева, на которой мельчайшими раковинами, сияющими, подобно светлячкам во тьме, были выложены руны Феанора: «Руки создателя прикоснулись к несозданному, и искра, высеченная из камня, создала надежду.» ФЕАГИЛ В песне Маглора говорится, что, когда сыновья Феанора атаковали поселения в устье Сириона с требованием отдать Сильмарилл, на защиту Эльвинг выступил прекрасный могучий эльф, назвавшийся Феагилом (Звездным Духом). Он прикрыл ее отступление и убедил ее искать спасения в море. Дивный свет засиял у него на груди, когда он воззвал к Ульмо с просьбой даровать ей жизнь, и просьба его была услышана. Он же рассказал Эарендилу о пути, ведущем к землям Валар. На вопрос , кто он и почему он это делает, он ответил: «Я связан с Нолдор огнем моей крови, но я не связан их клятвой и свободен от Проклятия Мандоса. «Кроме того, - и он улыбнулся загадочно и горько, - я и так обладаю тем, что ищут они.» Также поется там, что, когда Маэдрос и Маглор потребовали у Эонве выдачи Сильмариллов, тот же эльф пришел к нему, убеждая его согласиться, и сказал такие слова: «Клятва должна быть исполнена. Пусть эти камни к ним вернутся, и они примут от них свой рок, о котором знают и жаждут его, и таким образом круг зла будет завершен. Нет для них награды более желанной, чем обладание своим сокровищем, но это и есть их худшее наказание.» Говорят, что Эонве знал, кто перед ним, и внял его словам, и именно поэтому позволил братьям бежать невредимыми. Маглор говорит о своей встрече с Феагилом и о том, как тот убедил его и дал ему силы бросить камень в море, во имя Кьяры, которую он любил. Он говорит также что расстаться с камнем оказалось легко, потому что он увидел «продолжение». Дальше есть намеки на то, что Феагил и Маглор остались вместе и совершили много славных и удивительных дел, в разных краях Средиземья и в его битвах, под разными именами, так и не открывая миру своих истинных лиц, имен и местопребывания. Маглор сложил и другие песни об этих чудесных делах. Он упоминает и о том, что у Феагила была жена, которая родила ему сына и дочь. Косвенное упоминание о Феагиле, его чудесном мастерстве и знаниях, встречается и у гномов. В летописях Дарина говорится, что прекрасный эльф, друг гномов, великий мастер без рода и племени (в другом месте о нем говорится как о «сыне великого рода») предупреждал о барлогах: «Будь осторожен, о король! Еще живет в мрачных глубинах земли страшная сила намного темнее и сильнее любого огня, как говорила о ней моя мать. Сила, погубившая многих могучих героев, и даже моего отца. И многих еще она погубит, если дать ей пробудиться.» Однако, там же говорится, что все свои советы «друг гномов» всегда давал вскользь, как бы между прочим, и его мало заботило, следуют им или нет. Возможно, Дарин не воспринял это предупреждение всерьез или просто забыл о нем. Все же большинство считает, что Феагил – не больше, чем плод воображения Маглора, не вынесшего страданий клятвы, рока и преступлений и страстно желавшего искупления и продолжения рода Феанора. (как и я – комментарий автора).