The ideal family

- Охренел? - осторожно интересуется Бен, когда Дэнни после раздачи автографов заваливается в небольшую комнатку, ведя за руку мальчугана лет шести. Оба счастливо так улыбаются, и если пацана, держащего за руку своего кумира, еще можно понять - Бен и сам бы так улыбался, если бы Уорсноп тащил его за руку в гримерку, - то Дэнни, обычно не питавший к соплякам особой любви, вызывает удивление. Нет, Бен, конечно, знал, что Уорсноп – чертов извращенец, но проявления замашек педофила вдобавок ко всему до сего момента за ним замечено не было. - Знакомься, мой сын – Бен, - торжественно заявляет Дэнни, выводя ребенка в центр комнаты как раз напротив дивана, на котором расположился Брюс. И тот бы, конечно, поперхнулся бы каким-нибудь пойлом, если бы таковое было в радиусе метра. Ввиду же его отсутствия ему остается только молча переводить взгляд с одного на другого, замечая между ними подозрительное сходство. В голове, как ни странно, крутится только одна мысль – этот рыжий придурок нарек сына его, Бена, именем. Сволочь. - Повелся, да? – немую сцену нарушает ржач Дэнни, - Расслабься, это всего лишь наш маленький фанат, мы с ним еще фоткались на раздаче автографов. Его зовут Бенедикт. Почти как тебя, если кратко. Бен медленно выдыхает. Вспоминает, что с мальчишкой они действительно фоткались, но внимание Брюса было сосредоточено в тот момент на ком-то другом, и он даже знает, на ком именно. Отлично. Дэнни – чертов наебщик. И сволочь. Вдвойне. Пока мальчишка радостно осматривает «апартаменты», вокалист наклоняется к уху Бена и шепчет насмешливо: - У тебя такое лицо сейчас было, будто ты Касселлса голого увидел. Сволочь. Втройне. - Нахрена ты его привел? - так уж повелось, что Бену всё время приходится следить за всем происходящим в группе, особенно если все «происходящее» случается исключительно по вине вот этой рыжей морды. Дэнни смотрит в потолок. - Ты знаешь… Семья, дети, собаки – это же круто. - Особенно собаки, - поднимает бровь Бен. Уорсноп лениво от него отмахивается. - Не надо вешать на меня всех собак. – помолчав, продолжает. – Ты… как там про тебя пишут? «Счаст-ли-вый семь-я-нин», - Дэнни кривляется, цитируя фразу из газет по слогам. - А я умру в одиночестве. Сопьюсь. Можно мне хотя бы сейчас представить, что все хорошо? У Бена сжимается сердце. Господи, Дэнни, выбрось эту чушь из головы, найди себе бабу, женись, наконец, но только беги, беги от Бена, потому что сам он не может убежать от ситуации, в которую сам себя поставил. Превратил себя в жалкую мушку, которая летит куда-то, но неизменно бьется о стекло. Черт возьми, Дэнни, зачем это кривляние, перемешанное с горечью в голосе? Дэнни тем временем усаживается на соседний диван, берет ребенка себе на колени и начинает игру в дочки-матери с того, что кивает на Бена: - Мамочка сегодня не в духе. Ну что, давай сами развлекаться? «Мамочка» утыкается в какие-то бумаги то ли с нотами, то ли с текстом, и старается не заржать, не заорать и не обматерить счастливого папашу. Надеется, что у того хватит ума вернуть ребенка законным родителям, не сломав при этом хрупкую детскую психику. Образ брутального металкорщика резко контрастирует с наивностью голубых глазенок, которыми смотрит на мир шестилетний Бенедикт. Он угощает обоих леденцами и смеется. Бен терпеливо старается игнорировать происходящее на соседнем диване. Рыжий алкаш-педофил восхищается сначала концертным билетом, и ему совершенно плевать на то, что у остальной массы фанатов билет абсолютно идентичный, затем – рисунком. Ну, рисунком эти каракули можно назвать с натяжкой, но для Дэнни эти держащиеся за руки человечки явно значат что-то большее, чем просто недоветки-недопалочки. Он воодушевленно тычет рисунком в Бена: - Посмотри, это ты! - Неужели я так выгляжу? – Брюс всматривается в особо длинную палку с гнездом наверху, и неосознанно поправляет волосы, хотя это так же бесполезно, как отучить Уорснопа от бухла. Они же оба безнадежны… Дэнни перехватывает взглядом этот взмах руки, но быстро возвращается к рисунку. Терпение Бена лопается, как натянутая струна гитары, когда придурку приходит в голову спеть совместно с Бенедиктом простую незатейливую песенку… с названием «Not the American average». Дэнни, твою мать. - All the things that you said was it all in my head? – начинает Уорсноп. Ребенок не знает слов – и хорошо, что не знает – поэтому подпевает что-то вроде «ла-ла-ла», а у Бена внутри все скручивается в тугой комок. Это же, блять, их особенная песня. Когда же дело доходит до того-самого-куска, Дэнни останавливается. - А сейчас соло Бена, я не могу за него петь. - И я не могу, - Бен сглатывает. - Ну спой, ну пожалуйста! – просит маленький Бен, хлопая в ладошки. И хотя Брюсу хочется сейчас совсем не петь, а задушить Уорснопа (за шею или в объятиях – какая нахрен разница?), он начинает тихо, почти шепотом: One step too late, and I never told you. That I can't take, another disappointment. Breathing and grasping, all leads to another messy ending. Четыре строчки. Четыре ебанных строчки. Так какого хера..? - Ты что, плачешь? – удивляется мальчик, соскакивая с колен Уорснопа и подбегая к дивану Бена. Да, малыш, большие мальчики тоже плачут. А еще они пьют безбожно, матерятся и ебутся. Бен качает головой, встает с дивана и быстро выходит из комнаты в соседнюю, пустующую. Там, по логике тур-менеджера, должен был разместиться Уорсноп, но все его вещи почему-то до сих пор валяются у Бена. Дэнни выбегает в ту же комнату почти сразу, хватает Брюса за руку. - Ты что? - Нахуя? - Захотелось… - Придурок. Дэнни стоит совсем близко. Смотрит на птицу в вырезе безразмерной майки Бена, и отмечает с какой-то сладостной мазохистичностью, что в животе у него сейчас не бабочки даже, а птицы вот такие огромные. - Бен-Бен-Бен, какой же ты… - Какой? - Псих. - И ты. - Идеальная пара, да? Смеется. И целует Бена. Хватаясь за жесткие волосы, как утопающий за соломинку. Прижимая к стене, будто не желая ни с кем его делить – разве что с этой стеной, но только ни с какой Самантой-хуемантой. Закрыв глаза, словно желая растянуть этот миг подольше. И успокоить, ибо нефиг подавать детям дурной пример – что он как маленький, в самом деле, плачет из-за какой-то песни, и плевать, что тогда, на сцене, Бен тоже хотел убежать за кулисы. У них ведь сейчас практически идеальная семья, и все…хорошо? Идеальная семья. Оторвавшись от губ Бена, которые пахнут сигаретами и леденцами, Уорсноп совершенно внезапно вспоминает про то, что оставил ребенка одного в комнате. - Я сейчас вернусь… - Тебе совершенно нельзя быть отцом, - смеется Бен, но как-то истерично. Дэнни возвращается в комнатку и растерянно оглядывается. Ребенка нигде нет, дверь в коридор открыта, а на столе, прямо на листе с текстом песни, красуется новое изображение. От первого его отличает то, что здесь Бен и Дэнни стоят совсем рядом, и, кажется, целуются. - Черт, он нас видел… - Бен берет в руки рисунок, а Дэнни ржет. Опять. - Я повешу это на стену! - восхищенно заявляет Уорсноп. - А я тебя убью. - Черт, я ведь ему еще сказку хотел рассказать… Про ебанного волшебника страны Оз. Там эти… человек с соломенной башкой и лев… - А кто из нас кто? - Потом решим. А в мире тем временем появился еще один человек, свято верящий в то, что Бен Брюс и Дэнни Уорсноп любят друг друга, потому что видел это собственными глазами. Но ему, конечно, никто не поверит. Потому что, люди, верящие в это, - они ведь странные, правда?