***
Пьеро едва поспевал за Повелителем – так труппа прозвала своего директора Карабаса, – волоча за собою тяжёлый чемоданчик своей партнёрши по пьесе – Розочки Доль. Замешкавшись на мгновение, он постарался завязать в узелок длинный подол испачканного костюма, дабы тот не путался под ногами. Но не успел Пьеро завязать заветный узелок, как из-за угла вылетела нагруженная бочками повозка. Наездник бешено хлестал лошадей поводьями по мясистым бокам, и одуревшие животные неслись, не разбирая ни дороги, ни пешеходов, с ужасом в глазах неслись только вперёд, распугивая горожан. Никем не замеченный Пьеро поднял взор на обезумевших гигантов и затрясся от страха, словно осиновый листочек. Необузданное чувство страха сковало маленького артиста, не оставляя ему никакого шанса шевельнуться, а копыта лошадей стремительно приближались к нему. Бросив чемоданчик под колёса телеги, мальчик, ощутив спиной смердящее дыхание Смерти, лишь в последнее мгновение очнулся и отпрыгнул из-под колёс, приземлившись ничком в грязную лужу. Когда повозка подпрыгнула на очередной "кочке", коей оказался чемоданчик, лошади взвились на дыбы, понеслись с грузом на обочину и свалились с каменного моста в канал. Люди толпой сбежались на место происшествия и загудели, словно рой пчёл; та картина, что открылась им там, внизу, до смерти перепугала толпящихся зевак - на сырой земле лежало истекающее кровью бездыханное тело мужчины, раздавленное одной из лошадей. Горожане сновали туда-сюда и орали наперебой. Их внимание было сосредоточено исключительно на аварии, и никто не замечал Пьеро… Поднявшись, мальчик едва не заплакал от обиды, что никто не заметил ЕГО - его, куколку, маленького сына Театра, любимца детей и взрослых... Оглянувшись на чемоданчик, он замер, скованный страхом: вокруг поломанного чемоданчика валялись запачканные костюмы Розы для сегодняшнего представления! Вот здесь-то он и дал волю слезам. Пьеро кинулся собирать вещи и старался сдерживать наворачивающиеся слёзы, но мысли, заполонившие маленькую головку меланхолика, заставляли его не плакать, а рыдать. В воображении мелькало зверское лицо Повелителя, искажённое гневом и злобой, а в глазах так отчётливо читалось одно - убить. Вот поднялась плеть; молчание разрезал истошный свист хлыста, и в следующее мгновение спину Пьеро обжёг удар. Он корчится, плачет, вымаливает прощение, умоляет пощадить, но Карабас, одержимый желанием преподать урок этому гадёнышу, продолжает обжигать тело ударами. В конце концов, кукольное тельце падает без чувств. Мотнув головой, тем самым отогнав разыгравшееся воображение, Пьеро кое-как запихнул потеряшки в сломанный чемоданчик, взвалил его на себя и побежал в трактир, куда частенько наведывался Кукольный доктор не только набить себе брюхо, но и повидаться с закадычными друзьями – мошенниками, полицмейстерами, скрягами и просто жуликами. В кабаке стоял ужасный запах дешёвого табака, отовсюду слышались чоканья пивных кружек и раскатистый смех бабочек. Стараясь пройти к комнатушке хозяина заведения и не путаться у посетителей под ногами, мальчик то летел на всех парах, задевая кого-то, то падал, спотыкаясь о длинный подол одеяния. Проскакивая между чьих-то ног, он заметил, что из маленького сломанного кейса выпала миниатюрная ажурная туфелька Розочки, на которую тут же наступил какой-то пьяница. Вбежав в коморку, где “веселье” уже шло полным ходом, Пьеро замер от страха, предполагая, что хозяин был в стельку пьян, но, как оказалось, мальчик зашёл, когда пенистый эль только-только собирались разливать. Розочка Доль висела на гвозде, покорно склонив головку с нежно-розовенькими волосиками; бирюзовое платьице заметно потускнело и пропиталось табачным дымом. Шаг, второй, казалось, его не заметят, как вдруг жандарм, которому приспичило отлучиться, обернулся и забасил: - Гей! Глянь-ка, кто пожаловал к нам! Неужто это одна из твоих кукол? – его потные пальцы схватили за шиворот бедняжку Пьеро, который только-только побежал спрятаться, как был поднят и поставлен на стол на всеобщее обозрение. Компания из семи человек, включая и Карабаса, зловеще загоготала, а Пьеро смущённый, сконфуженный и напуганный, прижимался к поломанному чемоданчику. Оборвал балаган сам же хозяин. Взяв за шкирку одну и вторую куклу, он удалился в дальнюю комнату, дабы устроить очередной допрос. Во всей комнате стоял мрак, но это не мешало Барабасу видеть в темноте подчинённых кукол. Усадив кукольную девочку на пыльный подоконник, Карабас небрежно швырнул меланхолика на грязную кровать и уселся напротив, держа наготове плеть. - Ну-с, безмозглая кукла, - начал Повелитель. - Где ты выпачкался, как свинья? - П-повелитель, - промямлил кое-как Пьеро и встал на коленки, молебно сложив руки. - Прошу, не губите! Меня чуть не задавила конская повозка! - Уж лучше бы задавила такую бесполезную куклу, – тут его взгляд упал на чемоданчик, и что-то передёрнуло его за плечо. – Что с чемоданом? Почему он не закрыт? – в воздухе щёлкнула плеть. - П-повелитель! – огромный комок слёз подкатывал к горлу. – Прошу, пощадите! Я кинул чемодан под колёса злосчастной повозки, дабы жизнь спасти от несчастной концовки! Директор балаганчика вырвал из ослабевших рук мальчика чемодан, и он тут же развалился на две части. Дорогие наряды, за которые Карабас отдал немалые деньги, упали на пол и заставили мужчину ужаснуться. Все костюмы до единого были испачканы грязью! Лицо его побагровело, а из ушей мог вот-вот пойти дым. Жадно кинувшись к кипе костюмов, Карабас разъярялся всё больше и больше, но последней каплей этой ярости стала туфля! - Где вторая?! – заревел Карабас-Барабас, показав одну-единственную туфельку. - П-повелитель! Я потерял её, когда повозка меня чуть не задавила… - ЧТО?! Ах ты, глупая, безмозглая тряпичная кукла, набитая ватой! – гнев лил через край чаши терпения, и теперь уже никто не мог бы остановить доктора. Карабас накинулся на перепуганного юношу, который хотел убежать, но не успел и с места двинуться. Железная рука мёртвой хваткой вцепилась в густые чёрные волосы меланхолика и швырнула несчастного на пол. В воздух взвился бич и со всего размаху хлестнул куклу по нежной спине; Пьеро вскинул голову и отчаянно закричал, прогнувшись в позвоночнике, дабы унять обжигающую боль. С каждым новым ударом бедный мальчик переставал ощущать спину, а ещё после тройки ударов на белоснежной кофте появились алые пятнышки. Неизвестно, чем могло закончиться избиение меланхолика, если бы не ожившая Роза, не имевшая к этой разборке никакого отношения. Открыв сонные глазёнки, она одарила хмурым взглядом директора и решительно встала с намереньем, что больше не позволит этому извергу трогать её любимого братца. - Прекратите! - с воинственным криком девочка спрыгнула на пол и загородила хрупким тельцем Пьеро. – Довольно! Я сама потеряла туфельку, Пьеро тут ни при чём! Не говоря ни слова, Кукольный доктор хлестнул маленькую защитницу по груди, мощным ударом откинув в самый пыльный угол. Раздался треск... Ударившись о холодную стену, девочка подняла голову с широко раскрытыми глазами и рухнула на пол. Она пыталась вздохнуть, жадно глотая воздух, но что-то не давало ей сделать это и сковывало движения. На глазах выступали слёзы, её ПЕРВЫЕ слёзы, которые до этого времени никто не видел. Мучения Розы были недолгими: с каждой новой попыткой сделать вдох, силы заметно покидали её, и движения Доль становились редкими, пока куколка не замерла… - Р-Розочка..? – тихо позвал подругу Пьеро, но ответом служила лишь мёртвая тишина. – Р-Розочка? П-Проснись, Розочка! – мальчик с жалобными всхлипами подполз к безжизненному тельцу, всё ещё зовя подругу. Прикоснувшись к её щеке, меланхолик вдруг увидел, что она побледнела и стала белее его грима; веки не сомкнулись, и глаза… Эти, казалось, живые глаза смотрели куда-то в пустоту, смотрели куда-то без всякой цели; розовая копна волос обвисла и потускнела. Она молчала, молчало сердце... Не веря своим глазам, Пьеро заглянул малышке в лицо и встретился с пустым взглядом. Приложив ухо к груди, он не услышал самого главного – биения её маленького доброго сердечка. Всё было кончено. Да, вот так быстро и незаметно, скрытно ото всех людских глаз. - Н-Нет, - мальчик отказывался верить в смерть подруги, но правда была на лицо. – Т-так не может быть! Нет! Это… Это сон! Ха-ха, точно! Роза, прекрати меня разыгрывать! Я же знаю, какая ты большая шутница! Проснись! Проснись! – его сознание медленно начало двоиться, и теперь вместо мёртвого тела он видел живую Розу, которая притворялась, будто спит или… будто умерла… - А я же, дурак, поверил в это! Ха-ха! В-Вставай! П-Пойдём..! М-мы в-возвращаемся... …вдвоём…***
На столе едва горела маленькая свечечка, которая вот-вот погаснет, и Пьеро останется во мраке один. Алый язычок завораживающе исполнял лёгкий танец, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, и смотрел на заплаканного Пьеро с полным недоумением. Отчего же он плачет? У мальчика лились горькие обжигающие слезы. Как он будет жить дальше без неё - без своей спутницы, Розы Доль? Он не видел дальше ничего, пустоту, дыру, которую не заполнишь ничем! В мыслях мелькал этот светлый, непорочный и настолько родной образ девочки с розовыми кудрявыми волосиками. Только она, её образ, её улыбка, её смех и её смерть… Всё в тот вечер потеряло смысл для него; потускнели краски, всё стало серым и безрадостным - мёртвым… Язычок пламени терял силы с каждым новым движением, слабел, гас, умирал, но не сдавался и танцевал.***
Он ослабел, но не сдавался, Боролся и сопротивлялся, Но не сдавался огонёк, Пока горел зажжённый фитилёк. И танцевал назло старухе-тьме, Давая проблеск той надежде, Что так коптилася во мне. Но вскоре он потухнет, - Погибнет милый огонёк; Потухнет серый фитилёк. Потухнет мой огонь-спаситель, А вместе с ним погибну я. Огонь надежды, что бережно хранил, Исчезнет навсегда, когда закрою я глаза…***
Как и ожидалась, огонёк потух, и комнатёнку поглотил сплошной мрак. Пьеро сидел молча, боясь пошевелиться, и думал о ней. Он вновь мечтал услышать этот прекрасный тонкий голосок, но надо было смириться, что в живых её больше нет. В маленькое окошечко коморки стучался дождь, тарабанил по крыше, требуя впустить его; ветер гулял в трубах и завывал, как волк, жалобно и протяжно, заставляя каждого содрогнуться от этого воя; новые раскаты молний всё ярче и ярче озаряли хмурые небеса, затянутые ковром туч. За один день кусочек жаркого и весёлого лета превратился в самую настоящую холодную осень с холодным дождём, с дикими раскатами молний! Даже затычки в углах, которыми меланхолик надеялся закрыть небольшие щели, - и те не помогали, и вся коморка наполнялась ужасным холодом. - Привет! – неожиданный радостный голосок раздался позади Пьеро, отчего по израненной спине куклы побежали мурашки, а руки затряслись. Меланхолика будто примагнитило к стулу; сердце забилось в учащённом ритме, предвкушая большую беду; пот стекал целыми водопадами по хрупкому тельцу; зрачки расширились до предела – она. Обернуться или игнорировать? Что лучше? В голове у юноши образовался гигантский ком из мыслей, словно клубок ниток, не имевший ни конца, ни края. Какое-то двойственное чувство обострилось в нём: инстинкт самосохранения приказывал мальчику сидеть ровно и не шевелиться, вдруг, мол, всё обойдётся, и это простая иллюзия или бзик? Но нечто другое, что сейчас приятно покалывало кукольное сердечко, просило обернуться Пьеро и встретиться взглядом с той, кого он недавно потерял, и вновь увидеть эти прелестные глазки. Страх и интерес вели неравную борьбу, и страх побеждал, ведь у него находилось куда больше аргументов, чем у интереса. Но пересилив себя, понимая, что терять меланхолику больше нечего, да и некого, он встал, сжал покрепче кулачки, зажмурился и развернулся. Доль стояла напротив друга, рассматривая трусишку с ласковой улыбкой на лице. Она склоняла голову то в одну сторону, то в другую; прищуривала глазики поочерёдно, лукаво смотрела на Пьерошу исподлобья, а затем звонко рассмеялась, как живая. Единственное, что выдавало в Розе некую потустороннюю сущность – эхо голоса. Кукольное тело тряслось от страха подобно колыханиям осинового листочка от резких порывов ветра. Девочка заботливо улыбнулась и притянула друга за белоснежный рукав, заключив в тёплые объятия. - Р-Роза..? Н-но… К-как..? – возбуждение перебивалось радостью, радость – слезами, слёзы – смехом, смех – любовью, любовь – верованием в чудо. Она вернулась. - Я знаю, Пьероша, я знаю. Всё хорошо, посмотри на меня, вот я! Перед тобой, цела и невредима, - разорвав нежные объятия, девочка со смехом покружилась, а её платьице взлетело и опустилось, будто это было не платье, а лёгкое пёрышко. - Но Карабас… - меланхолик не успел договорить, как к пухлым губкам прикоснулось что-то нежное и тёплое. Девочка касалась его губ подушечкой пальца и загадочно улыбалась; он непонимающе взглянул в её ясные глазёнки и улыбнулся в ответ. - Следуй за мной, - она отступила на шаг, пятясь в бесконечную темноту, и растворилась, как призрак. - Розочка! Розочка, подожди меня! – юноша кинулся вслед за ней, не желая потерять её дважды. Он бежал вслепую, он бежал на звонкий смех и старался не потерять голосок, и каждый раз, когда цель, казалось, близка, девочка отбегала куда-то дальше, куда-то вглубь, а вместе с ней отдалялись и шаги. “Идём! Идём!” – зазывал ласковый голосочек. Тихий топот маленьких ножек остановился у самой двери, щёлкнул ключ, и дверь была открыта. Маленькая фигурка выскользнула в коридорчик и побежала дальше – Пьеро следом. Да, он побежал следом и готов был бежать, не останавливаясь, хоть на край света! Он нёсся по коридору и не узнавал его; двери, казавшиеся одинаковыми, тянулись двумя бесконечными стенами и убегали вдаль, сливаясь воедино с коридором. Мрак подгонял юношу сзади и уже наступал на пятки, но мальчик всё же надеялся выиграть схватку с тьмой, но тщетно. Опередив соперника, Зверь ночи и мрака распространился по всему пространству, а вместе с ним он поглотил и куклу. Осознание того, что произошло, пришло в кукольную головку нескоро. Бег замедлился, отдышка была тяжёлой и глубокой. - Подожди, Розочка! Ты куда? Ро-за! – маленькие ножки более не могли держать меланхолика: мальчик упал на колени, громко переводя дыхание. - Хорошо, Пьеро, - голос, полный смеха и радости стал преспокойным, как её взгляд, который она устремила на друга, появившись в нескольких шагах. В бесконечном пространстве гулял холодный ветер, слышалось, как воет стихия в дымоходах, барабанил где-то дождь, но все эти звуки были такими непривычными, таким отталкивающим и пугающим вокруг. Но успокаивало лишь одно – она была рядом. - Я не понимаю… Что происходит? Р-Розочка? Где мы? Куда исчезло всё? Балаган? Пол? Стены? – меланхолика трясло от страха, и он с трудом сдерживал себя от слёз. - Теперь это место – мой дом. Сюда попадают души всех кукол, которые покидают ваш мир. Это называется мир мёртвых. Они блуждают здесь и смотрят за вами, живыми. - Роза... - Да? - Прошу, вернись обратно к нам, - слёзы защипали глаза, - Карабас отравляет наши жизни, он затягивает нам петли; нам больно дышать! Мы не можем!.. Розочка, ты была единственная, кто мог противостоять ему! Нас некому больше защищать. А я… Я только думаю о тебе, ведь у меня никого не осталось. Я один. Прошу, вернись к нам. Вернись ко мне..! - Увы, я не могу, мне очень жаль, Пьеро, - маленькая ладошка взяла худое запястье меланхолика, прислонила к щеке и пригрелась. Во взгляде Розы ясно читалось сочувствие и желание помочь, но кроме взгляда она ничего не могла сделать. Ей было больно и обидно не только за Пьерошу, но и за всех остальных кукол, которых постигло такое ужасное бремя. Она понимала, что защитить их некому, а сами противостоять они не в силах такому зверю, как Карабас, но Пьеро-то она может спасти. Но стоит ли её задумка жизни друга? Решать надо было немедленно, поскольку время её свидания утекало, как песок в часах. Набравшись смелости и решимости, Роза пошла на отчаянный шаг. Дверь за её спиной тихонько скрипнула, впустив ещё больше холодных порывов ветра, тут же заполонивших всё пустое пространство. Меланхолик перестал бояться, поскольку ноги вновь ступали по скрипучим половицам небольшого театра. За огромной невидимой дверью виднелся классический итальянский дворик, погружённый в долгий сон, длинная дорога, убегающая куда-то в узенький переулок, и небо, усыпанное мелкими светящимися крупицами – звёздочками. Роза сошла со ступенек, весело увлекая за собой друга, который был не прочь провести время с духом.***
- Роза, - после долго утомительной прогулки, сладко зевнул Пьеро, потирая кулачком слипавшиеся глазёнки и чем-то напомнил Доль маленького ребёнка, которого вовремя не уложили спать. - Да, Пьероша? – она умильно посмотрела на него и тихо посмеялась, представив, каким он был бы в образе маленького непослушного шкета, лет пяти или шести, который наотрез отказывался спать и противился родительским наставлениям. - Мне пора возвращаться, скоро наступит утро. Если меня не найдут в коморке, директор будет в ярости, а из-за этого могут пострадать другие куклы. Пожалуйста, пойдём, вернёмся вместе, Розочка. Идём со мной! - но девочка замотала головой в знак несогласия и припомнила ему, что она больше не вернётся туда, откуда так давно мечтала сбежать. Мрак временами являлся огромными облаком юным спутникам и подхватывал их, унося с собою в различные места сонного Неаполя. Окутавшись вокруг них, он вновь подхватил кукол и нёс, куда укажет безмолвный ветер. Скитаясь по забытым улочкам, чёрный сгусток поднялся над высоким четырёхэтажным домом и заглянул в окошки. Все его обитатели спали, а значит, никто не поднимется на крышу и не помешает ему. Густое облако плавно спикировало на потрескавшуюся от дождя черепицу и рассеялось, лениво уползая в трещины крыши, и парочка была предоставлена самой себе. Семеня к краю крыши, мальчик решил проверить, на какой высоте они оказались на этот раз. Робко взглянул вниз, Пьеро опешил и задрожал от страха, увидев, какая бездна, разинув пасть, ждала, когда он свалится. Розалина отвела мальчика от края, опасаясь, что тот действительно может упасть в глотку бездне. - Ты напуган, но не бойся, я с тобой, и все несчастья будут обходить тебя, - она потянулась на цыпочках к напудренному лобику и оставила на нём след бледно-розового оттенка; меланхолик смущённо потёр лоб и поплёлся за девочкой. Усевшись плечо к плечу, оба затаили дыхание… Весь спавший Неаполь, что предстал их взору, был как на ладони. Огромные дома, что днём казались гигантами, не были сейчас так страшны, как раньше, и казались игрушечными домиками, какие обычно вырезали мастера для детишек. Бордели, хоть все знали, какая бурная жизнь текла в домах соблазна и похоти, тоже, на удивление, пустовали. На торговой площади, где по будням собиралась несметная толпа горожан, изредка появлялись кошачьи силуэты, а временами слышались писклявые кошачьи голоса. Они сидели молча, молча смотрели на звёзды, на город, на небо, укутанные мрачным одеялом ночи, на котором постоянно загорались крохотные пятнышки. Это обыденное явление завораживало наивных куколок и, казалось, что оно будет длиться бесконечно, но царившую идиллию умиротворённого молчания оборвал Пьеро: опустив глаза, дабы поправить помявшийся костюм, он уронил взгляд на маленькую ручку, которая лежала совсем близко к его рукаву. Мальчик перевёл глаза на город, дабы занять мысли чем-то иным, а рука тихо и незаметно, точно кошка, подползала к своей “жертве”. Ощутив, что кто-то притронулся к её руке, Розочка невольно вздрогнула, выпрямив спинку, а на бледных щеках выступили два розовых пятна. Ответив на такое неожиданное и смелое действие со стороны робкого Пьеро, она переплела свои пальчики с его, соединив вместе ручки. После недолгой секунды колебаний, Доль склонила головку с розовенькими волосиками к нему на плечо и как-то облегчённо вздохнула, будто хотела сказать, что давно ждала этого мгновения. Меланхолика передёрнуло, но, совладав с собой, мальчик не дрогнул, не отпугнул подругу и испустил такой же вздох с судорожной ноткой. - Пьероша, - девочка пригрелась к плечу, а затем заключила в объятия спутника, из-за чего юноше сделалось вдруг очень неловко, ведь не каждый день ему доводилось ощущать себя в таких тёплых объятиях. - Д-Да, Роза?.. - С неким заиканием переспросил он и осторожно наклонил голову к ней, стараясь не делать лишних движений. - А куклы умеют любить? – А вот этого вопроса Пьеро уж никак не ожидал. Сконфуженный, он потупил глаза, уставившись на грязненький подол костюма и замолчал. А что было ей ответить? Да и на такой коварный вопрос! А если и умеют любить, то что? Разве это что-то изменит? Ведь по канону куклы не могут испытывать ни радости, ни горя, никаких эмоций, они не чувствуют боли… Но кто сказал, что у них нет сердца? Пьеро всё молчал, не решаясь ответить. Неловкое молчание рассмешило девочку, и та, расхохотавшись, небрежно оборвала объятия, вырвала ладошку и старалась унять себя. Юноша обиженно хмыкнул и отвернулся, пытаясь скрыть нарастающее смущение. Доль успокоилась, смахнула накатившую слезинку и придвинулась к другу, который всё ещё пребывал в смущённом состоянии. - Пьероша, - её маленькая ручонка дёрнула его за длинный рукав, заставляя повернуться к ней. – А я люблю тебя! – мальчик взволнованно дёрнулся, и сердце его забилось так сильно, что переводить дыхание становилось проблемой для него!***
Л…Любит? Его..? Как брата? Или…***
Мальчик одарил Розалину сомнительным взором, но в смеющихся глазах ясно читалось одно слово – люблю. Улыбка сама возникла на лице этой грустной особы и протянулась она от уха до уха. Он никогда ранее не улыбался и даже стыдился этого в какой-то степени, потому что вместо улыбки его губы сводились судорогой и получался какой-то оскал, но только сейчас, в это мгновение, это была искренняя улыбка. - Розочка… - он замялся. – Я тоже… люблю тебя… - их чувства были взаимны. Настоящие, чистые, кукольные… Подавшись ему навстречу, она вновь сплела воедино свои пальчики и его, и крепко прижались друг к другу ладошки. Пара только вознамерилась сделать первый шаг, – первый поцелуй - казалось, к их вечным отношениям, но этот радостный миг оборвался: тело девочки обеспокоенно заблестело и постепенно становилось прозрачным. Она насквозь прошла через Пьеро и упала на черепицу. - Ч-Что происходит?! – Меланхолик отскочил от любимой и с ужасом вытаращил глаза, наблюдая за сей страшной картиной – Розалина становилась призраком. - Я… Я исчезаю… - Девочка с розовенькими волосами мотнула головой и посмотрела на руки, которые постепенно растворялись, а вслед за ними и всё тело. – Моё время подошло к концу, я должна уйти, я не могу больше оставаться с тобой..! – на стеклянных глазёнках навернулись горькие слёзы – она не хотела, не хотела уходить… - Подожди! Не уходи! Роза! Ещё мгновение, подожди! – мальчик заметался, когда Доль подняла какая-то неведомая сила, а тело её начало быстрее растворяться. – А… А как же я?! Не уходи, постой! Забери меня к себе, Роза! ЗАБЕРИ! – он пытался схватить остатки исчезнувшей руки. - Я не могу, моё время пришло, меня забирают, меня ждут… - куколка обречённо повесила головку, смирившись, что этот процесс она не в силах остановить… она ВНОВЬ покидает ЕГО НАВСЕГДА… - Подожди, Роза! Роза, я люблю тебя! – не желая мириться с тем, что она отдаляется от него, Пьеро побежал за ней, позабыв о том, что он находится на крыше… - Стой! Пьеро! – отчаянно воскликнула Доль, но было поздно… И будто сами Небеса услышали этот отчаянный крик о помощи и решили соединить два любящих сердца... навсегда... Очутившись на самом краю, меланхолик развёл руки в стороны и замер; нога сама соскользнула с черепицы и увлекла тело за собой; Пьеро испустил предпоследний вдох и закрыл глаза… Его тельце стремительно летело в пасть бездне, которая так долго ждала этой жертвы и, наконец, дождалась. Не прошло и пяти минут, как раздался настолько глухой шлепок, и показалось, будто мешок, набитый до отвала, рухнул с телеги. Бездушное тело небрежно свалилось на холодный каменный тротуар. От испуга, отчаянного крика Розы и от острой боли падения, маленькое, хрупкое, кукольное сердечко разорвалось на мелкие кусочки; нательные швы разошлись и оголили один единственный орган, благодаря которому Пьеро был жив, а вата разбросалась вокруг тела. Грустные глаза потухли навсегда, как потух тогда огонёк в его коморке. Теперь эти глаза, в которых были постоянные слёзы, больше не заплачут никогда. Душераздирающее эхо носилось по улицам до самого утра, повторяя последнее восклицание несчастного: - Забери меня к себе, Роза! ЗАБЕРИ!..***
- Пьеро… - Да, Роза?.. - Я люблю тебя… *смешок* - И я… люблю тебя…